Дмитрий МАТВЕЕВ

Сегодня он стар и слеп. Это страшно — находить некогда красивого, полного энергии человека откровенно ожидающим смерти. “Мне уже все равно, — звучит почти в каждой нашей с ним телефонной беседе. — Я уже одной ногой там”.

Самое чудовищное, что это правда, на какую не знаешь что сказать. Пустое: “Все будет хорошо”? Он не ребячлив — несмотря на свои 86, он сохраняет светлый ум при совсем малом остатке сил. Кого-то судьба награждает деятельной, красивой старостью, но Матвеев не из них. Я не волшебник, я не верну ему пять лет назад окончательно потерянное зрение, как не верну молодость и силу. И я виновато молчу.

Сам не пойму, почему время от времени набираю номер телефона этого фактически незнакомого мне человека, рискуя попасть под холодное: “Зачем вы мучите меня?” Но другой раз воспоминания окутывают его, и на 20, 30 минут разговора он возвращается в футбольную молодость, в Москву тридцатых. Он видел то, что для других поколений выступает седой историей, более того, он участвовал в этом. Он тренировался рядом с братьями Старостиными, Станиславом Леутой, Акимовым “в голу”, знаменитым форвардом Владимиром Степановым по прозвищу Болгар, выезжал на игры со звездным составом московского “Спартака”, так и не выйдя на поле в календарных матчах тех первых, навсегда вошедших в историю чемпионатов. Проклятое “чуть-чуть” неизменно работало против него.

Однажды в 1936-м, когда в Москву приехала сборная турок, 20-летнего Матвеева включили было в стартовый состав вместо дисквалифицированного за удаление центрального полузащитника Старостина, но за полчаса до начала, когда футболисты уже проводили разминку, на стадион позвонили сверху — и играть вышел Андрей Петрович. В самый последний момент начальство решило, что турки — это слишком серьезно, и дисквалификация со спартаковского капитана была снята.

И Матвеев играл за клубную команду “Спартака”, выходя в первенстве Москвы не против тогдашних — против будущих знаменитостей. Он видел восхождение молодого Гриши Федотова, с которым потом много лет был знаком лично. Для него не были архаизмами режущие ухо названия команд “Пролетарская кузница”, “Серп и молот”, “Пищевики”, “Промкооперация”, а в “Парижской коммуне”, команде одноименной обувной фабрики, Матвеев в конце двадцатых начинал играть сам, получая после матча пять рублей “на питание”. В атаке “Коммуны” тогда здорово выделялся молодой Иван Кочетков, знаменитый впоследствии защитник “команды лейтенантов”.

В те годы юности Матвеев был учеником слесаря на “Первом шарикоподшипнике”, как называли москвичи подшипниковый завод, а играл за кожевенников. По выходным дням на всех стадионах столицы пылило, гремело первенство Москвы среди, как теперь бы сказали, коллективов физкультуры. Каждое предприятие выставляло пять команд, и футбол не прекращался почти весь световой день. Сначала на поле выходили пятые — юношеские — команды, их сменяли четвертые, третьи, а мальчишки-зрители продолжали сидеть за воротами или на заборах, и их сердца волнительно колотились, когда на поле наконец появлялись первые клубные команды соперников и начиналась главная битва…

После “Спартака” Матвеева призвали в армию, и на два года, с 1937 по 1939-й, он стал динамовцем. Могучий защитник Радикорский, тщедушный Качалин, “хитрый Михей” Якушин, Трофимов, Ильин, будущий великий хоккейный стратег Аркадий Чернышов — для своих тогда просто Адя — такими были его новые партнеры, и Матвеев снова сидел “под великими”. Классная пара полузащитников Елисеев — Лапшин была недосягаема новичку по подготовке и уровню мастерства.

Тогда же, будучи игроком, Дмитрий Матвеев поступил учиться в Высшую школу тренеров, где его однокашником стал Анатолий Тарасов. Был зачислен на курс и некий Веревкин, приехавший с КВЖД, — он привез с собой клюшку и показал, как играли в хоккей с шайбой у них в Маньчжурии. С этого знакомства, по словам Матвеева, началось увлечение Тарасова шайбой, который стал культивировать новый хоккей в столичном “Динамо”.

Тренерское образование было в то время для нашего спорта явлением уникальным, оно сразу поднимало обладателя над самыми популярными игроками. Когда в 1939 году минское “Динамо” возглавил выпускник ВШТ Михаил Чуркин, он позвал с собой своего однокурсника Дмитрия Матвеева в качестве игрока. Так началась минская эпопея Дмитрия Петровича — как оказалось, на всю жизнь.

Чуркин был не лучшим игроком и, как выяснилось, неважным тренером. Уже в ходе сезона 1940 года его отправили домой, и до конца чемпионата команду доверили Дмитрию Матвееву, совмещавшему до этого функции игрока и второго тренера. На сезон-41 из Москвы пригласили знаменитого Льва Корчебокова, авторитет которого привел в команду целый ряд игроков, а хорошо знавший нового старшего по московскому “Динамо” Матвеев вновь стал помощником.

22 июня футбол прекратился — динамовцы Минска в тот же день, получив в силу номинальной принадлежности к внутренним войскам винтовки, пешим маршем двинулись на Могилев, где были погружены в вагоны и отправлены на формирование в Горький. Здесь набирали курсантов в школу милиции — Матвеева в числе многих выбраковали и отпустили домой. Но в Москве в опустевшем родительском доме он не задержался (мать умерла раньше, отца отправили на фронт), сердце потянуло обратно в Минск, где оставалась любимая девушка. Фашистский сапог стремительно продвигался в глубь Белоруссии, а глупый мальчишка в пустом эшелоне мчал навстречу, словно в футболе играя на опережение.

В Минске Матвеев проводил Зою в эвакуацию, отдав ей в дорогу свое модное твидовое пальто. В дороге это пальто экспроприирует ехавший тем же эшелоном тбилисский вратарь минчан, рванувший в сторону родины, — бог с ним, с пальто, главное не увел любимую. После войны Матвеев разыщет ее в Чкаловской области — они по сей день живут вместе, этот брак длится уже 57 лет.

Военная биография Дмитрия Матвеева кардинально отличается от продолживших гонять пыль на тыловых полянах футболистов. Война Матвеева — это танковый полк, оборона Москвы, Великие Луки и так до самого Кенигсберга, это вечная передовая и исконно солдатские медали — “За отвагу”, “За боевые заслуги”… Но как ни глубоко проникла в судьбы война, в его долгой жизни она была эпизодом — в сравнении с футболом, который этой самой жизнью и был. Так скажет 85-летний человек, непослушными пальцами ощупывая привезенный ему на дом знак Почетного ветерана белорусского футбола N 1 — этот маленький значок, по его признанию, стал более дорог ему, чем любая из боевых наград.

После войны Дмитрий Матвеев в качестве тренера возглавит команду минского ОДО, Окружного Дома офицеров. Его гордостью будет 20-летний нападающий Владимир Рыжкин, будущий капитан московского “Динамо” и олимпийский чемпион Мельбурна. Осенью 1950 года в качестве чемпиона республики ОДО получил право на переходные матчи с выбывшим из класса “А” минским “Динамо” — за право представлять белорусский футбол в союзном чемпионате. Армейцы выиграли первую встречу 1:0, с таким же счетом уступили в повторной. Был назначен третий, дополнительный матч — после основного и добавочного времени ничья 1:1, а до послематчевых пенальти общественная мысль тогда еще не додумалась. Спор затянулся до начала зимы — лишь 3 декабря в новом матче в дополнительное время удар Макарова решил исход противостояния в пользу динамовцев. Дмитрий Матвеев по сей день убежден, что судья Константин Гонестов по настоянию Цанавы его команду засудил…

В 1956 году Матвеева поставят на занявший место динамовцев минский “Спартак”, но его приход выпадет на смену футбольных поколений — неблагодатное время для достижения результата. Команда выполнит задачу возвращения в класс “А”, но уже в середине следующего сезона после домашних 0:4 от московского “Спартака” (в обеих командах играло по одному мастеру спорта — с той разницей, что у гостей другие десять были заслуженными мастерами, а у минчан — перворазрядниками) Матвеева снимут в пользу именитого москвича Василия Соколова. Соколов долго в команде не задержится, но и Матвеев в большой футбол уже не вернется, сосредоточившись на воспитании молодых игроков в открывшейся в Минске Футбольной школе молодежи.

За два десятка лет через его руки пройдут сотни ставших затем известными или не вышедших в большой свет игроков. Характерно, что практически все, с кем я заговаривал о Матвееве, сохранили о нем воспоминания как об интеллигентном, доброжелательном человеке и хорошем специалисте. Много лет он тащил на себе и неблагодарный бумажный воз турниров массового футбола — на общественных, разумеется, началах.

Наверное, таковы жестокие законы времени — сегодня в круговерти дел о старике Матвееве, за небольшим исключением наиболее преданных учеников, забыли. Лишь БФФ продолжает поздравлять его в большие праздники, и это делает ей честь. Пожилые люди крайне чувствительны к проявлению внимания. Однажды, позвонив Дмитрию Петровичу не то в марте, не то в апреле, нашел его в прескверном расположении духа: никто из воспитанников или более молодых коллег не догадался поздравить фронтовика с 23 февраля.

А ведь это так просто — позвонить Учителю.