Анатолий Карпов

Советский спорт всегда был спортом противопоставлений. Наши любители противопоставлялись их профессионалам, массовость — элитарности, идейность — “золотому тельцу”. Впрочем, ничего необычного в том не было, спорт, как и пушки — продолжение политики другими средствами, и у нас этот прием активно пользовался для внутреннего воздействия на воображение обывателя.

Любому строю нужны герои, и в нашем случае таких лепили во всех сферах согласно потребности. Герой — это эталон, образец для подражания, и их, эти образцы, активно придумывали и сочиняли, выхолащивающе идеализируя и зачастую приписывая самые невероятные черты. Паша Ангелина, Алексей Стаханов, Марья и Евдокия Виноградовы в жизни мало походили на свои созданные идеологией отражения, а слава Павлика Морозова и по сей день не имеет аналогов по степени кощунства.

С естественным отходом военной темы и чрезмерной заезженностью производственной в поисках новой героики выбор пал на спорт. Так появились поднятые на поэтическую высоту мужества и нравственной чистоты образы Третьяка, Родниной, Карпова, Борзова. От избранных в идолы требовалось лишь держать спортивный результат, избегать громких проколов в быту и послушно зачитывать подготовленные за них речи на различных общественных форумах — остальное было задачей идеологического комплекса.

Иногда идеология в своем выборе ошибалась, но ошибки эти признавать не спешила. Герой мог на деле оказаться дебоширом, рвачом, слишком не блистать интеллектом — но машина пропаганды уже была пущена, и резко ее тормозить означало признать прокол в работе. Такой герой до старости доживал в статусе великого, и лишь соседи да близкие знали истинную цену этому величию.

Но существовали табу, переступать которые было непозволительно. Герои должны были предельно точно повторять заученные постулаты или просто на такие темы молчать — нужное вкладывалось в чемпионские уста без какого-либо на то согласия. Инакомыслие из уст поднятых на высоту персонажей выжигалось каленым железом. В других случаях, угадав невысокую благонадежность будущего чемпиона, его искусственно притормаживали или, по крайней мере, не помогали, что часто означало одно и то же. Но случались личности неуправляемого таланта, поднимавшиеся не благодаря, а вопреки — и тогда разгорался конфликт. Пропаганда всей мощью своего аппарата и разнообразием средств начинала работать на минус, в противовес поднимая “правильного” соперника. Так возникали громкие противостояния.

В 1974 году, в канун решающего претендентского матча за шахматную корону, власть сделала ставку на молодого, талантливого, с хорошими анкетными данными Толю Карпова. Партии несказанно повезло с этим правильным в поведении и искусным в шахматах молодым человеком, книгочеем и собирателем марок. Уж скольких шалопаев и тупиц после чемпионского прыжка или броска сразу возносили в герои, а потом были вынуждены тащить по жизни, контролируя каждый шаг.

Наперед читающего игру студента контролировать не требовалось, он все понимал сам. Впрочем, самые ли плохие качества — образцовая правильность в поведении и подчеркнутая преданность строю? Он никого не предавал, не убивал, жил благонамеренно и благополучно, занимался общественной деятельностью и преуспевал в своем главном деле. А еще предугадывал блестящим своим шахматным умом, какого очередного хода хотелось бы руководителям партии и государства. “Если кто-то хочет, чтобы ты его почесал там, где у него чешется, — говаривал один почтенный тренер, — сделай милость, почеши, что тебе стоит… Зато жить будешь по-человечески”.

Из блиц-интервью накануне первого претендентского матча с Виктором Корчным:

— Любимый учебный предмет?

— Политэкономия.

— Кинофильм?

— “Освобождение”.

— Герой?

— Герой нашего времени.

Характерно, что вопросы еженедельника “64” задавались 23-летнему Карпову с жестким временным лимитом на обдумывание каждого ответа, и их было немало. Как видим, молодой претендент блестяще отыгрывал всякую партию.

К тому времени, как мы упоминали в прошлом “четверге”, молодой претендент уже сделал лучший в своей карьере ход, тонко уловив момент, когда надо отступить от вызывающей симпатию скромности. Его патологически честный в анализе и далекий от дипломатии фраз соперник слишком откровенно оценил гениальность Фишера — а молодой Анатолий Евгеньевич, не вступая в полемику и вообще вроде никак не соотнося реплику с растиражированным высказыванием второго финалиста, пообещал дать Фишеру бой и усомнился в его непобедимости. Так еще до вступления в противоборство за доской Карповым были набраны главные, необходимые для высочайшей поддержки очки.

Воодушевленный точностью хода, Карпов обыграл Корчного в матче из 24 партий, подсев лишь на финише. И при полной поддержке руководства страны стал готовиться к поединку с Фишером. Все сильнейшие гроссмейстеры СССР (за исключением отказавшегося Корчного) были мобилизованы на аналитическую работу по разоружению американского гения. Позже тот же прием коллективного подпирания Анатолия Карпова будет использован при подготовке к политическому противоборству с “претендентом” осенью 1978-го.

“Товарищу БРЕЖНЕВУ Леониду Ильичу

Глубокоуважаемый Леонид Ильич!

Счастлив доложить, что матч за звание чемпиона мира по шахматам закончился нашей победой.

Примите, дорогой Леонид Ильич, сердечную благодарность за отеческую заботу и внимание, проявленные ко мне и нашей делегации в период подготовки и проведения матча.

Заверяю Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР, Советское правительство и лично Вас, Леонид Ильич, что в будущем приложу все усилия для приумножения славы советской шахматной школы.

Чемпион мира Анатолий Карпов.

18 октября 1978 года, Багио, Филиппины”.

Но подобные красноречивые телеграммы и иные внешние проявления не просто абсолютной лояльности, а апологетической приверженности тогдашнему советскому строю не должны вводить нас в заблуждение. По оценке поработавшего в команде чемпиона мира известного спортивного психолога Загайнова, Анатолий Карпов как личность — система абсолютно закрытая. “Все два года нашего сотрудничества я пытался сблизиться, сократить дистанцию, сдружиться лишь с одной целью — эффективнее влиять на все его дела, и не только шахматные. Иногда мне казалось, что что-то получается, но проходило время, и я признавался себе, что он вновь далеко от меня, как и от всех других”.

К сожалению, с дворово-скамеечными познаниями в шахматах я не в состоянии объективно оценить истинную игровую силу Карпова и его вклад в теорию древнейшей игры. По оценкам специалистов, Карпов — шахматист классического позиционного стиля, для которого характерны глубокая и безошибочная оценка позиции, быстрота и внешняя легкость игры, умение гармонично взаимодействовать фигурами. “Карпова всегда выделяет изумительное позиционное мышление, придающее ему уверенность в видении наилучших продолжений” (Р. Бирн), “Многие замыслы Карпова становятся понятны его партнерам, когда спасение уже невозможно” (М.Таль). Сам Карпов считает, что в игре он практичен, выбирает не самое простое из нескольких решений, а самое целесообразное. При наличии нескольких равноценных решений его выбор во многом зависит от стиля и характера соперника. Карпов отмечает, что он играет в “правильные” шахматы, избегая ненужного риска, не уклоняясь при этом от комбинаций и атак, когда они логически вытекают из требований позиции.

Карпов уже несколько десятков лет не устает подтверждать класс, и вряд ли справедлив будет тот, кто надумает ставить под сомнение шахматный талант 12-го чемпиона мира.

Факт в другом: на всем протяжении правления Леонида Брежнева и доброе десятилетие после его смерти, до самой агонии великой державы Анатолий Карпов имел за спиной не самого слабого покровителя — государство.

Наиболее известная книга о Карпове носит название “Девятая вертикаль”. При восьми вертикалях, на которые расчерчена шахматная доска, автор литзаписи в форме эффектного образа вывел еще одну невидимую — вертикаль характеров. Сейчас, обогащенные опытом существования в стране социально ориентированной экономики, мы познали новый — и, наверное, более метафоричный в случае нашего героя — смысл, вкладываемый в понятие “вертикали”.

“Почеши… чтобы по-человечески…”