Белорусские мужики

Сто тридцать пять товарищей, имеющих в большинстве своем папки под мышкой, людей в подчинении, детей и внуков, наконец, в глазах которых хочется быть воплощением чистоты и правдивости, — вот эти без малого полторы сотни солидных, в соку зрелости мужчин съехались для участия в комедии отчета без выборов. Прибыли в Минск попить пива. Сыграть в подкидного дурака.

Всегда и во все времена одним из центральных достоинств особи мужского пола оставалась способность быть мужиком. В смысле человеческой гордости, мужества принять на себя удар, сказать слово и это слово сдержать.

Быть мужиком — это не просто мужество одного поступка, это, если хотите, менталитет. К сожалению, почти напрочь в наших краях утерянный. Присутствует менталитет голодного плебса, налицо таковой начальствующего хама, массово представлен аппаратный менталитет — а где же просто рыцарь, человек слова и чести?

Одна из печальных страниц нашего времени состоит в воспитании новой генерации аппаратчиков, знающих единственное искусство — пресмыкания и лавирования. Да и какое это лавирование — так, механизм чертика в коробочке: нажали — выскочил, отжали — спрятался.

Безвыборная конференция — событие того же ряда. Наслышанный о принципах отбора делегатов, я отдаю себе отчет в том, что все было срежиссировано под одного героя, — Григорий Федоров расстарался в предвыборной гонке и был безальтернативен. Радости от того я не испытывал, но речь о другом: прозвучало “мнение” — и в мгновение ока в доме Облонских все смешалось. Именно это смешение удручило еще сильней, чем перспектива второго срока авиатора Федорова. Не могу знать из своего далека всех подводных течений заключенной в трубу футбольной Немиги, но я знаю понятие “мужик”. И недоумеваю: что ж это у нас за такая страна условных рефлексов, когда на один “цык” руки сами вытягиваются по швам?

Наверное, это генетика. Все мы родились в краю, помеченном калейдоскопическими сменами власти. Царь — красные — немцы — поляки — советы — вторые немцы — вторые советы — политбюро — незалежнасць — Александр Григорьевич — за один-то век! — и каждый скручивал в бараний рог по-своему. Все мы родом из мест, где дали сгубить Петра Машерова.

К слову, во времена Машерова на спорте сидел ныне здравствующий Герой Советского Союза Виктор Ливенцев. Человек, умевший себя поставить, — при нем спортивный функционер не был у власти штатным банщиком. На него тоже, случалось, ворчали и даже кричали, но он, если был уверен, стоял на своем, доказывал и после любых штормов выходил из высоких кабинетов, невозмутимо попыхивая сигаретой. Этот человек возглавлял ведомство в течение 21 года, а на финише и вовсе совершил невероятный карьерный скачок в кресло управляющего делами ЦК КПБ.

“Когда Машеров был вторым секретарем и курировал вопросы спорта, — вспоминает 84-летний бывший спортивный босс, — я мог с ним спорить, как спорил и с предсовмина Мицкевичем. Когда человек стоит на определенном участке власти, он должен защищать свой участок как специалист, не соглашаться с навязываемой идеей, взятой с потолка, и отстаивать свои идеи. Не с первого захода, так со второго, пятого, десятого, решения иного вопроса добиваешься несколько лет. Допустим, строительства какого-то объекта”. Это он возводил “Раубичи”, “Стайки”, ансамбль Академии физвоспитания, Дворец спорта, Водно-спортивный комплекс, пробивал в Москве строительство нынешнего здания Минспорта, скооперировавшись с богатым Министерством торговли и представляя будущее многоэтажное строение на Кирова как медико-восстановительный центр. Он здорово рисковал, беря ответственность не по рангу, но без такого риска как многого бы мы сегодня не имели.

Или другой случай, менее значимый, но более живописный. В первый год белорусского этапа Александра Севидова минское “Динамо” в начале сезона проигрывало на старте поединок за поединком, тренер перебирал игроков и наигрывал звенья, из руководства на стадион уже не ходил никто за исключением второго секретаря ЦК Машерова (первым был Мазуров). Машеров говорит в ложе Ливенцеву: “Убирай Севидова!” — “Петр Миронович, нельзя, это только начало сезона”. В следующей игре опять проигрывают. “Я тебе говорю убирай!” — “Нельзя!” И так туров пять. Сидят в правительственной ложе Машеров и секретарь по пропаганде Шауро. В первом тайме нашим опять забивают. “Тебе на голове кол тесать, чтобы выполнил?” — “Петр Миронович, нельзя!”

Машеров отодвинулся, сел отдельно и вообще от упрямца отвернулся. Ливенцева потянуло уйти из ложи, но усилием воли остался, считая, что прав. После этого поражения Петр Миронович ушел, не попрощавшись. А минчане следующую игру вдруг выиграли, потом еще, еще, начался подъем. Ложа опять заполнилась, сам Мазуров пришел. Машеров подвел к Ливенцеву первого секретаря: “Я ему кол на голове тесал, чтоб убрал тренера, а он уперся: нельзя!” Обнял Ливенцева: “Кто старое помянет…”

Ливенцев не случайно был из старых партизан — общаясь как-то с ветераном войны, бывшим командиром разведроты, я открыл для себя, что натура бойца обнаруживалась в его первом бою и часто полностью переворачивала начальное впечатление. Наглый, косая сажень в плечах, не признающий авторитетов здоровяк под свистом пуль вдруг распускал нюни. А тщедушный, которого за бойца-то не считали, вдруг проявлял чудеса отваги. Не Рокоссовские — Чонкины вытянули войну. И еще Сотниковы, при всей нынешней непопулярности ссылок на белоруса-фронтовика Быкова.

Я, конечно, отвлекся от темы. Но снимок с форума нашей футбольной элиты, наверное, делает лишними буквальные комментарии. Писатель-деревенщик Федор Абрамов еще в советское время заметил, что единодушие — хорошая вещь.

На кладбище…