Ход Жаботинского

Он был лоялен к строю, трепетно относился к понятию Родины (много позже к нему придет осознание, что Родина и государство — далеко не одно и то же) и при этом вырос в слишком авторитетную в мировом спорте величину — поводов для масштабного конфликта, а тем более травли не возникало. Неприятели Власова крылись внутри сборной и среди глубоко презираемых им функционеров. Эта скрытая рамками этикета нелюбовь была взаимной и стойкой, ее невидимый глазу рядового болельщика уголек тлел не переставая. Но неподчиняемый Власов бил рекорд за рекордом, таща тяжелую атлетику в неведомое, и бороться с ним в открытую было сложно.

Его нужно было победить на помосте. И когда появился Жаботинский — поражавший габаритами исполин с ростом 194 см и весом под полтора центнера — на него решили поставить в этой скрытой борьбе. Претендента обкатывали вторым номером на мировых чемпионатах, создавали условия, ему прощали капризы и слабости, уход от борьбы (так было в 1962 году на ЧМ в Будапеште, когда после совместных публичных тренировок, увидев неожиданно мощную форму американцев, Жаботинский сослался на боль в кисти и от выступления отказался), бесцеремонность в манерах и коварство. Запорожские штангисты, помнившие тяжа по временам, когда тот приходил на тренировки с сеткой-авоськой, в которой покачивались штангетки и растянутое в коленях трико, поражались стремительности, с которой Леня в последнее время стал превращаться в Леонид-Иваныча. Впрочем, за глаза в штангистской среде он продолжал оставаться Жабой. На следующем мировом первенстве в Швеции вопреки расписанной перед выступлением на тренерском совете договоренности, где Власов открыл веса двух первых своих подходов в жиме, рывке и толчке, и второй номер сделал то же самое, — назавтра молодой претендент вдруг все договоренности переломал и вместо поддержки тылов первого номера команды вдруг повел яростную атаку на Власова в одной компании с американцами, — но лидер выстоял. Можно предположить, что в этом-то коварстве противники Власова и нашли как раз ту лакомую черту, способную вытолкнуть с Олимпа надоевшего правильностью чемпиона.

Они кардинально разнились в жизненной философии — чемпион и претендент. В отличие от романтически-возвышенного Власова с его мечтами о высокой литературе Жаботинский обеими ногами твердо стоял на земле. Он не упускал из внимания бытовые вопросы, решительно ставя перед начальством вопросы жилплощади, автомобилей. Рассказывают, на приеме у министра обороны Гречко Жаботинский якобы в шутку обратил внимание товарища маршала, что на таких широких плечах лежат всего четыре маленькие звездочки, и покидал прием уже не капитаном — майором.

Он и к спортивному результату шел отличным от главного соперника путем. Известно, что рост собственной массы, фактическое ее наедание, дает супертяжам верную прибавку результата. Критики не считали это истинным ростом силы, поскольку сброс веса делал таких штангистов несостоятельными. Но единственным критерием в тяжелой атлетике является количество водруженных над головой килограммов, и судьям было безразлично, атлет ли их поднимает или загнавшая себя в одышку бесформенная туша. Начиная с 1960-го вес Жаботинского увеличивался в среднем на 15 кг в год — и в итоге вплотную приблизился к 170 килограммам. В Киеве в центральном ресторане “Метро” на Крещатике внимание посетителей занимала табличка, предусмотрительно предостерегавшая: “Стол Леонида Жаботинского”.

Впрочем, надо признать, что штангистом Жаботинский был не бесталанным. При всей своей массе он хорошо бегал, плавал, никому не проигрывал в сборной в пинг-понг. На продемонстрированных автору человеком из мира штанги кинограммах — последовательно зафиксированных главных фазах движения (подрыв, уход, фиксация… — разбитые на 25 кадров толчок и рывок) знаменитого супертяжа — мне достаточно убедительно объяснили, что техника Жаботинского была близка к совершенству. Рывок и толчок — совершенно разные, не похожие один на другой виды программы, в них работают разные группы мышц и отрабатываются они в совершенно разных, порой исключающих друг друга упражнениях. Абсолютное большинство штангистов имеют из двух (а раньше трех) видов любимый и нелюбимый. Это почти невозможно — не перенести навыка одного, приоритетного для спортсмена упражнения в технику другого, что дает порой значительную потерю килограммов. Так, у Власова превалировал доведенный до совершенства толчок. Жаботинский же, что подтверждают кинограммы, владел образцовой техникой в каждом из трех, включая отмененный в 1972-м жим, видов, обладая уникальным мышечным чувством, или, на языке штангистов, дифференциацией.

…Натерпевшийся в жизни тренер гимнасток Ренальд Кныш посоветовал мне при встрече подумать о книге с рабочим названием “Подлости в спорте” — вот уж где не будет недостатка фактуры. Но поди определи порой черту, разделяющую эту самую подлость с хитростью и спортивной смекалкой, без которых среди десятка равных по классу никогда не стать первым.

К токийской Олимпиаде Жаботинского стал готовить Алексей Медведев — экс-чемпион мира, знаменитый в свое время супертяж, дорогу которому перекрыл стремительно ворвавшийся в элиту молодой Власов. Новичок лишил Медведева побед в самом расцвете его силы — а сколь долог был путь к этим победам!

Алексей Медведев завершил выступления и занялся наукой. Готовя диссертацию, он месяцами высиживал в зале ЦСКА, изучая Власова — его характер, слабости, его тренировки. Власов был открыт для него, он ничего не старался скрыть.

Теперь, когда Медведев стал тренером Жаботинского, Власов был словно высвечен перед своим соперником. Этот человек знал о нем все.

В Токио Жаботинский вел себя заносчиво, на грани грубости. Беззастенчиво приходил на тренировки Власова, садился и буравил насмешливыми глазами. Объявил, что когда закончит выступать — будет писать романы. Говорил внутри команды: «Выжму 190 — и Власову дальше конец».

Это походило не на голую похвальбу — тщательно выработанную для него линию поведения.

И вот старт.

Тяжелоатлетический зал “Сибуйя” в осаде, при вместимости 3 тысячи зрителей желающих прорваться в десяток раз больше. Воздух горяч от ажиотажа. Претендентов на золото в самом престижном тяжелом (позже — втором тяжелом) весе четверо — Власов, Жаботинский и два американца — 40-летний Норберт Шемански и совсем молодой Гэри Губнер.

Американцы начинают плохо — Губнер выжимает всего 175 кг, Шемански останавливается на цифре 180. Жаботинский во второй попытке поднимает 187,5, Власов с такого веса только вступает. Фаворит заканчивает упражнение мировым рекордом — 197,5 кг, выигрывая у Жаботинского сразу десятку. А поскольку тот весит больше всех, отыгрывать запорожцу предстоит 12,5 кг.

Но надежда есть всегда. Рывок Жаботинский начинает осторожно — со 160 кг. Берет. Власов заказывает на два с половиной кило больше, и к изумлению зала проваливает две попытки. На грани получения нулевой оценки чемпион Рима, собрав нервы в кулак, фиксирует вес в последнем зачетном подходе. Жаботинский тем временем справляется со 167,5 кг и отыгрывает пять килограммов. В книжке его тренера, вышедшей в начале 70-х, я вычитал, что между попытками Жаботинский якобы подошел к Власову и участливо его успокоил, подсказал ошибку — чистой воды вымысел, не вяжущийся ни с характером фигуранта, ни с логикой борьбы.

…На помосте снова появляется Власов. Он испрашивает у судей четвертый дополнительный подход, заказывая на штангу вес, превышающий мировой рекорд. 172,5 кг подчиняются атлету с удивительной легкостью — словно и не было топтания на стартовом весе. Ему бы придержать драгоценную энергию для решающего упражнения, но Власов против неубедительных, оставляющих вопросы побед.

Перед последним упражнением они стояли за сценой, два соперника из одной команды. Все видели, что Власов на голову сильнее. Потерявший нахрап, смиренный Жаботинский предложил расписать очки: «Сделаем по одному подходу на 200 для зачета — и финиш!»

Так ведут себя те, кто сломлен. И Власов окончательно решил: соперник сдался, треснул.

Ответил отказом: это его последнее выступление, и он будет клепать все по плану. Он уже накрыл два рекорда — может, поддастся и этот, толчковый.

Жаботинский изменил свой начальный подход с 205 на 200 кг. Власов принял это как окончательный отказ от борьбы.

Перед последней попыткой Власова Жаботинский все же появился на том же неслыханном, превышающем мировой рекорд весе — и едва оторвал штангу от пола. Еще бы, хотел срезать такую массу, даже близко к ней не приближаясь ни на соревнованиях, ни, по имевшимся сведениям, на тренировках. Только зачем он это делает, ведь он уже не верит в борьбу?..

Власов еще раз пытается зафиксировать рекорд, но тоже безуспешно. Все, больше попыток у него нет. Были три — и все выстреляны. Да Бог с ними, сумма и так чемпионская.

Остается дежурная попытка Жаботинского — теперь уже последняя. Для Власова — чистейшей воды авантюра.

Жаботинский с рычанием сбрасывает плед. Власов видел, как он переглянулся с Медведевым, как рванулся к лестнице — всего пять ступенек на сцену. Что-то в его жестах, поведении насторожило. Власов с тревогой впился взглядом в штангу. Она у него на груди! Он встает! Штанга на вытянутых руках!!

И крик Медведева: “Он же олимпийский чемпион!”

Власов окаменел.

Жаботинский шагнул в историю.

Четыре года спустя в Мехико украинский богатырь подтвердит свою олимпийскую победу новым золотом. Но любители тяжелой атлетики подметят, что, потеряв ушедшего из спорта вгрызавшегося в новые и новые килограммы соперника, никем всерьез не «подпираемый», Леонид Жаботинский перестанет прогрессировать, прибавляя лишь в жиме — технически «грязном» упражнении, которое напрямую зависело от собственной массы атлета. В Мехико впервые в истории Олимпиад победитель покажет результат, уступавший килограммам предыдущей олимпийской победы (572 кг против 577,5 четыре года назад). Что, впрочем, ничуть не омрачит его радости. На вершине он проведет еще несколько лет.