Эдуард Малофеев

Вся беда в том, что это был для меня не просто большой тренер – при фактическом отсутствии знакомства он казался абсолютно своим, близким человеком, у которого можно просить помощи и совета.

Увы, я загадывал невозможное. Ему было элементарно не до меня. На холодную голову, ему и должно было быть не до меня, огорчило другое. Мы оказались настроены на слишком разную волну.

С этим я жил весь 2001-й и 2002-й, писал проект и болел за сборную. Доверительно общаясь о прошлом со сведущими, лично участвовавшими людьми, я узнал немало такого, о чем никогда не напишу, подчиняясь данному слову, но чего как болельщик предпочел бы не знать. Однажды я внезапно обнаружил, что переболел любовью к Малофееву. Это была детская болезнь, не опаснее скарлатины и слабее оспы – она не оставила следов. Если требуете буквальной привязки к теме, это был мой – как болельщика, не журналиста – “миг и судьба”.

Впрочем, все это лишь подводка, имеющая целью пояснить, что у меня нет личных мотивов заслонять грудь командира. Хотя они есть.

С ним у меня был счастливый 1982-й и подводившие к нему годы. С ним связан и последний, блеснувший вдруг надеждой год – когда, казалось, ничто и никогда в опресненном футболе не сможет уже вернуть эйфории души.

Год надежды да год счастья – не так мало для значительно поубавившей в красочности впечатлений, продолжительности и цене единственной нашей и неповторимой. Мы можем давать оценки, не всегда имея на это право, поднимать и опускать, — а он сделал. Почувствуйте разницу.

Да, он очень специфический тренер, способный делать результат в атмосфере всеобщего обожания, которое имеет искусство воспламенять. И снимок молодого Малофеева-игрока – еще игрока! – на фоне переполненных трибун в этом смысле не просто показателен – метафоричен.

Он далеко не так прост, как, возможно, хотел казаться, и изначально осознает, при опыте-то трех расставаний, феномен лимита присутствия. Но у него достаточно интуиции и ума, чтобы самому этот лимит определить. Не надо его выталкивать.

Он найдет место, где его будут любить, заряжая тренера и упрекаемый в старомодности футбол непонятной материалисту энергетикой (пусть это тоже не будет длиться вечно). Помеченный наивностью российской глубинки Псков скорее, чем мы, обеспечит Малофееву подкачку так нужной ему любви.

Он уедет, а мы останемся.