Мы о вас давненько не слыхали. Янина Корольчик: ноша по себе женской стати не помеха

“Унылая пора, очей очарование” никоим образом не нарушила наши прежние договоренности с Яниной Диславовной, и вот все та же прежняя, высокая и стройная спортсменка впорхнула в двери студии “Pressball-TV”, в один момент превратившейся в машину времени. Как будто и не было тех 14 лет, что прошли с момента сиднейского триумфа нашей героини.

ИЗ ДОСЬЕ “ПБ”
Янина ПРОВАЛИНСКАЯ-КОРОЛЬЧИК. Белорусская толкательница ядра. Родилась 26.12.76 в деревне Хрищеновичи, что в Свислочском районе Гродненской области. Олимпийская чемпионка 2000 года в Сиднее (20,56). Чемпионка мира 2001 года в Эдмонтоне (20,61), бронзовая медалистка чемпионата Европы 1998 года в Будапеште (19,23). Награждена орденом Отечества III степени. Замужем за белорусским эстрадным певцом Владимиром Провалинским. Воспитывает дочь Анастасию.

— Часто вспоминаете то золотое время?
— Конечно. Разве такое можно забыть? Это было эмоциональное потрясение не только для вас, журналистов, не только для болельщиков, но и для меня, ведь шла к этой победе долгих девять лет. Олимпиада вообще очень непредсказуемый турнир — да, я выиграла золото, но могла быть и просто в тройке призеров, а могла вернуться из Австралии вовсе без медали.
Я вот смотрю архивные кадры 14-летней давности и ловлю себя на мысли, что невольно начинаю анализировать собственную технику выполнения толчка. И вижу, что та победная заключительная попытка в Сиднее была далеко не идеальной.

— Тем не менее снаряд упал на отметке 20,56 — это на тот момент ваш личный рекорд. Если попытка была с огрехами, почему же так далеко полетело ядро?
— К шестому выходу в сектор готовилась как к обычной попытке. Небольшое волнение не мешало. Главное было — не заступить за круг, удержаться после ухода снаряда с руки. Что касается качества толчка, то это вообще-то сложнотехническое движение, и оно почти никогда не бывает идеальным. Даже в рамках одного соревнования структура попыток может сильно отличаться. Ты считаешь, что выдала классный толчок, а тренер говорит обратное. Разное восприятие, разное ощущение. Единственный объективный показатель — добытый метраж. Он всех рассудит.

— Для вас первая Олимпиада в карьере не стала шоком?
— Понятно, что Игры — это особый турнир, гораздо более престижный, чем чемпионат мира, да и проходит Олимпиада всего раз в четыре года. К ней все целенаправленно подходят, на нее ориентируются, с ней сверяют ход подготовки. Но мне на ней как-то спокойнее выступалось, несмотря на то, что улетела в близкий свет, за десяток тысяч километров от родины. Наверное, оттого, что руководство белорусской делегации нас, людей с медальными шансами, не задействовало в организационных мероприятиях, как в церемонии открытия, например. Я спокойно готовилась к старту, прилетев за две недели до начала моего вида. Настраивалась, присматривалась… Все обошлось без особых нервных затрат.

— В вашей ситуации можно сказать, что в одно прекрасное утро вы проснулись знаменитой?
— Наверное. Хотя все в жизни относительно, и олимпийская чемпионка в толкании ядра — это далеко не центр спортивной вселенной даже в масштабах одной страны.

— Как пережили период медных труб и убереглись от звездной болезни? Или не убереглись?
— Просто не успела услышать их медный голос — у меня не было времени. После Сиднея уже в середине ноября приступила к полноценным тренировкам с тем, чтобы как следует подготовиться к зимнему чемпионату мира. Мы так решили с тренером Александром Николаевичем Ефимовым. Но, видимо, эмоциональное опустошение после Игр и двойная реакклиматизация сделали свое черное дело — турнир под крышей завершился для меня неудачно. Как следствие, после проигрыша внимание к моей персоне несколько поубавилось. Что, скорее всего, сыграло даже в плюс, поскольку смогла спокойно настроиться на летний чемпионат мира 2001 года.

— Синицын, Овсяник, Ефимов — люди, которые вели вас по “ядерной” жизни. Кто они для вас?
— Всем своим наставникам безмерно благодарна. Очень многое в судьбе спортсмена зависит от первого тренера. Мне в этом плане повезло — у Григория Михайловича Синицына тренировалась большая плеяда атлетов, достигших серьезных успехов в легкой атлетике. Он меня заметил, научил спортивному ремеслу, но потом пришлось делать выбор специализации: либо метать диск, либо толкать ядро. На юниорском уровне еще можно совмещать эти две дисциплины, а вот на взрослом — уже практически нереально.
Из Гродно переехала в Минск к покойному ныне Мечиславу Николаевичу Овсянику, светлая ему память. С ним стали больше внимания уделять ядру, и именно он привел меня к первому серьезному успеху на взрослом уровне — бронзовой награде чемпионата Европы 1998 года. Кстати, тогда также выиграла медаль лишь в последней попытке, отобрав третье место у олимпийской чемпионки Барселоны Светланы Кривелевой. К сожалению, замечательному специалисту и уникальному методисту Мечиславу Николаевичу было отпущено не так много времени на этой земле, и за полтора года до Олимпиады в Сиднее мой тренер скончался…
В преддверии Игр перешла в группу Александра Николаевича Ефимова и, считаю, не прогадала. Он очень грамотно подвел меня к австралийской Олимпиаде, хотя это было непросто. Со стороны говорили: мол, Корольчик легче легкого подготовить к Сиднею, ведь Овсяник такую базу заложил. Но за полтора года эту базу можно было запросто угробить, а можно было усилить и преумножить. Ефимов претворил в жизнь второй вариант: под его руководством на чемпионате мира 1999 года я показала четвертый результат, Олимпиаду в Сиднее выиграла, через год стала чемпионкой мира в Эдмонтоне.

— Расхожее выражение: победного результата непросто достичь, но гораздо труднее повторить. За триумфом Сиднея год спустя к вам пришла виктория на чемпионате мира в Эдмонтоне. Насколько тяжело она вам далась?
— Очень тяжело. Вместо напрашивающейся паузы мы с тренером провели напряженный подготовительный цикл, дабы выйти на пик к летнему мировому первенству. Серьезно мотивировала неудача на зимнем “мире” плюс положительно сказалась обширная соревновательная практика.

— На ключевых для себя соревнованиях вы неизменно устанавливали личные рекорды: так случилось на чемпионате Европы 1998 года (19,23), на Играх в Сиднее (20,56) и “мире” в Эдмонтоне (20,61). Вы научились идеально подводиться к стартам?
— Получается, что так. Это очень важный момент — верная подводка к главным стартам сезона. В ходе изнурительных тренировок можно загнать себя так, что когда придет пора выстрелить, ты окажешься совершенно выхолощенной и даже квалификацию не сможешь выполнить, хотя готовилась к борьбе за медали. А потом выезжаешь на какой-либо второразрядный турнир, где выдаешь метраж, которого за глаза хватило бы для медали на Олимпиаде или чемпионате мира. Но это уже никого не волнует, поезд ушел, нужно ждать следующего.
По-настоящему большой результат на крупных соревнованиях складывается в основном из двух вещей — тренерской чаши, которую он наполнил, исходя из своих представлений и знаний, и крепости рук спортсмена, принявшего эту чашу на период соревнования. Ни одной капли из нее расплескать нельзя. Ни вследствие нервного напряжения, ни вследствие страха. Плюс, конечно, в медали заключен труд массажиста, доктора, обслуживающего персонала команды. И если все на месте, все сделано качественно, то обычно успех приходит.

— Возвращаясь в менее славное прошлое, к вашей допинговой двухлетней дисквалификации 2003 года, из-за которой вы вынуждены были пропустить Олимпиаду в Афинах. По прошествии 11 лет вы все-таки разобрались, что тогда произошло?
— Для меня тот случай по-прежнему покрыт мраком непонимания. Найденный в пробе кленбутерол в толкании ядра совершенно бесполезен, но тем не менее, раз он находится в списке запрещенных препаратов, дисквалификация была неизбежной. Хотя заиметь его в организме — пара пустяков. Закапал нос, и готово — в твоих пробах можно диагностировать присутствие кленбутерола.
Темное дело… Подстава какая- то. Видимо, слишком сильной я была на тот момент соперницей для кого-то… С тех пор для меня наука — нужно быть осмотрительнее в контактах с людьми и никогда не оставлять без присмотра пищу и воду.

— В чем состояла ваша мотивация при возвращении в сектор после дисквалификации?
— Я ничего не загадывала и не планировала. Просто было желание вернуться в спорт и продолжить выступления.

— Но чемпионат мира 2007 года, Игры в Пекине, Олимпиада в Лондоне обернулись для вас низкими местами в итоговых протоколах. Однако неудачи вас, похоже, ничуть не смутили, раз вы до сих пор пребываете в статусе действующей спортсменки.
— А что должно было поменяться? Три призовых места как были раньше, так и сейчас остались. Их всего три, а тренирующихся — масса. Всем на пьедестале места не хватает, кто-то остается без медалей. А спорт мне по-прежнему интересен, он приносит положительные эмоции, хочется вновь дерзать, показывать на крупных стартах высокий результат.

— Такое ощущение, что женское ядро в последние годы охватил кризис. Результаты призеров серьезных международных турниров доходят до смешных величин, на пьедестал вполне можно подняться с 18-метровым толчком. Разве что Валери Адамс и Надежда Остапчук до дисквалификации могли выдавать по-настоящему далекие попытки. Это что — эффективность борьбы с допингом или системный кризис жанра в женском ядре?
— Я объясняю это кадровым голодом мирового масштаба. Нет сильных тренеров и нет настоящих звезд среди спортсменок, за исключением, разумеется, Валери Адамс. В России, Украине, Германии, США, Китае никого в реальные соперницы новозеландке за все это время не подготовили. Многие вообще тренируются с чисто приземленными целями: главное — отобраться на “мир” или Олимпиаду, на ту же денежную “Бриллиантовую лигу”. А там, глядишь, как вы верно подметили, можно и с 18-метровым броском оказаться на пьедестале.

— Совсем недавно с Адамс весьма успешно конкурировала наша Надежда Остапчук, но допинговый скандал на Играх 2012 года фактически перечеркнул ее карьеру. Как вы восприняли известие о положительном результате пробы на тот момент олимпийской чемпионки Лондона?
— Точно такая же темная история, как и у меня. Расследование выявило одноразовый прием запрещенного препарата, который никак не мог стимулировать ее результат. Я имею в виду — одноразовость приема. Другое дело, если бы это был цикл. Но ведь до Игр Надя проходила всевозможные проверки, которые ничего не выявили. Зачем единожды принимать препарат, когда от этого способа нет никакой пользы? Все прекрасно знали возможности Остапчук, и насколько далеко она может толкнуть снаряд без всяких стимуляторов. Непонятная ситуация.

— Не менее непонятным вышло объяснение Александра Ефимова: мол, это я подсыпал в кофе подопечной запрещенный препарат. Что это, по-вашему: благородный мужской жест с целью отвести угрозу дисквалификации от ученицы или неловкий аргумент защиты, только разозливший антидопинговую комиссию ИААФ?
— Считаю это благородным жестом тренера, который взял вину на себя, чтобы вся эта история вокруг Надежды благополучно закончилась. Но на практике этот вариант защиты не сработал — Надя получила четыре года дисквалификации.

— Добавлю: с гарантированным пропуском Игр в Рио- де-Жанейро, поскольку Надежда попросту не успеет выполнить квалификационный норматив для участия в Олимпиаде 2016 года. Вот что еще любопытно: ваша троица высококлассных толкательниц — Корольчик, Остапчук, Михневич-Хоронеко — всегда отличалась бескомпромиссной борьбой в секторе. А как складывались ваши отношения в повседневной жизни?
— Особых отношений за пределами круга у нас нет. У каждой своя жизнь, своя работа. У Нади одни интересы, у меня — другие, у Наташи — третьи. Когда встречаемся в секторе, здороваемся, “привет-пока” и все. Когда идут соревнования, каждая остается один на один с собой.

— Вы явно выбиваетесь из когорты женщин-толкательниц ядра. Высокая, стройная, привлекательной модельной внешности. Кто не знает о вашей специализации, никогда бы вас не отнес к метательному отряду. Вы-то насколько комфортно чувствуете себя среди мощных и, образно говоря, весомых соперниц?
— Вполне нормально. Не всегда же я была худышкой. Как говорил мой первый тренер: были бы кости, а мясо нарастет. Да и не все в толкании ядра определяется массой: можно весить сто килограммов, но иметь посредственные результаты, а можно быть относительно субтильной, но регулярно выигрывать призы. Линейной зависимости здесь нет.

— Вас не беспокоило, что неотъемлемыми для толкания ядра силовыми тренировками и штангой вы можете испортить себе женскую стать?
— Вы знаете, нет. Если природой заложено, это трудно испортить. К тому же мышцы имеют свойство “сдуваться”. Ушли нагрузки, снизилась интенсивность — сразу появляется жирок. А с лишним весом трудно не только в спорте, но и в повседневной жизни. Так что мышцы женской стати не помеха.

— Несколько провокационный вопрос. Я в спортивной журналистике уже больше 15 лет, и для меня совершенно очевидно, что без сильнейших стимуляторов бороться за медали таких турниров, как чемпионаты мира и Олимпиада, в скоростно-силовых видах спорта физиологически невозможно. У вас опыт и знание спорта гораздо больше — вы сами видите ту методическую дорожку, по которой можно дойти до пьедестала на легальной фармакологии?
— А почему нет? Сейчас есть весьма действенные препараты, которые не являются запрещенными. Но стоят они очень дорого — там просто сумасшедшие деньги. Это одна сторона вопроса. Даже если ты достанешь необходимую фармакологию, проведешь нужный курс, нет никаких гарантий, что твой результат после этого улучшится. Тренируются все, все принимают те или иные препараты, а в призы попадают считанные толкательницы. Это сугубо индивидуальный момент — насколько эффективна конкретная фармакология по отношению к конкретному организму. Здесь должны работать целые институты, а не наитие: что дали, то и принимай.
К сожалению, в нашей стране до сих пор нет сертифицированной МОКом антидопинговой лаборатории, в которой можно было бы проверить человека по всем позициям — и это стало бы гарантией его чистоты. Пока же белорусские атлеты получают допинговые проколы даже в пробах восьмилетней давности. Наряду со спортсменами России и Украины.

— Как вы прокомментируете аховую ситуацию, сложившуюся в последние годы в белорусской легкой атлетике? Безмедалье, допинг, раздрай в руководстве, явная сдача позиций метательным сектором… Пациент скорее мертв, чем жив?
— Все просто: у нас нет смены. Раньше мы почему показывали высокие результаты? Потому что еще оставались наработки советской школы — как тренерские, так и со стороны легкоатлетов. А сейчас собственных современных методик нет, а в группе у тренера вместо пяти-десяти человек занимаются от силы два-три. Дети не идут в спорт, у них нынче совсем другие интересы и приоритеты. Да и выбирать особо не из кого. Мы на Кубок Европы с трудом команду набираем, какая уж тут конкуренция… Есть, конечно, и сейчас звезды: тот же Андрей Кравченко, Марина Арзамасова, но опять-таки им медали олимпийской пробы или пробы чемпионата мира никто гарантировать не сможет. Скоро у нас просто место в восьмерке сильнейших будет считаться лучшим результатом.
По метаниям тоже согласна — сдали мы позиции в этой специализации. Если еще по юношеским или юниорским возрастам белорусы что-то показывают, то затем путь во взрослый спорт дается им крайне тяжело. Получается, что в белорусской легкой атлетике ощущается очевидный дефицит квалифицированных тренерских кадров, способных грамотно провести молодежь мимо подводных камней. Зато у нас бытует такое представление, что вот, мол, есть олимпийский чемпион, он может поделиться своими знаниями и подготовить себе смену. Но не так это просто. Тренерская изюминка должна быть заложена внутри, при этом наставник не обязательно может обладать специальным образованием. У него должно быть призвание к этому делу.

— Любопытно, как восприняли приход к руководству в национальной федерации Вадима Девятовского?
— Для объективной оценки его деятельности на посту председателя БФЛА должно пройти время, в одно мгновение никто результат не обеспечит, и он не волшебник. Правильный ли это был ход? Ну, очереди среди кандидатов на этот пост что-то не наблюдалось, так уже лучше пусть будет Вадим. Он — человек из легкой атлетики, сам был спортсменом, знает нашу кухню изнутри. А остальное… Время покажет.

— Что бы вы порекомендовали ему изменить в легкой атлетике, чтобы она вновь превратилась в основного поставщика в страну олимпийских медалей?
— Напрашивается смена руководства вида спорта. Везде и всегда, когда появляется новый начальник, происходят кадровые перестановки. То есть Вадиму важно подобрать себе команду профессионалов и уже с ней, опираясь на нее, начинать работать. Не будет команды — отголоски старого, отголоски прежних конфликтов будут тормозить прогресс.

— Хорошо, с легкой атлетикой мы разобрались, давайте перейдем к лирике. После тех головокружительных золотых успехов в спорте вы ощущали потребность во второй половинке, мужской опоре, или на тот момент были абсолютно самодостаточны и заточены исключительно на спорт?
— Когда выступаешь действительно на высоком уровне, другие интересы очень трудно совмещать с профессиональными занятиями спортом. Сейчас я это понимаю лучше, чем когда бы то ни было: семья, ребенок, тренировки… Тяжело. Поэтому всему свое время: время выходить замуж, рожать ребенка, время делать карьеру. Лучше не смешивать.

— Расскажите, как в вашу жизнь пришла настоящая любовь?
— Мы встретились с Володей как раз тогда, когда у меня начались трудные времена после допинговой дисквалификации. Когда ты на вершине, в центре внимания — у тебя, оказывается, есть уйма друзей и знакомых, а когда успех сменили неудачи, то сразу пустота вокруг. А Володя был всегда со мной и за меня, как говорится, в горе и в радости. Познакомились с ним во время отборочного матча чемпионата мира. Сейчас я ни на какой футбол не пошла бы, а тогда свободного времени было много.

— И вы все сразу поняли про него и про себя?
— Нет, это был постепенный обоюдный процесс притирки и привыкания.

— Две сильные творческие личности (а людей спорта я также причисляю к творческим натурам) под одной крышей, на одном жизненном пространстве, в столкновении амбиций, претензий, устремлений… Как найти тот баланс, оберегающий хрупкий сосуд семейного кубка, — не поделитесь собственным рецептом благополучия?
— Когда мы живем под одной крышей, когда дом — наша крепость, у нас нет никаких титулов — нет олимпийской чемпионки, нет заслуженного артиста Беларуси. Равно как и нет мужской и женской работы. Есть муж и жена, есть ребенок, друг другу помогаем. Дочку Настю мы фактически сами подняли: свекровь недавно умерла, отца не стало, моя мама сейчас инвалид второй группы, ходит с костылями. Спасибо еще Вовиной сестре Светлане, которая нам помогала по мере возможности.
Спортсменкам вообще непросто. Я в декрете сидела всего год, трех лет, как обычная женщина, себе позволить не могла. Настя взрослела, детский сад, школа, различные кружки, секции. Ребенка же нужно в кино сводить, просто погулять с ним, побеседовать. Больше всего детям нужны родительское общение, участие, доброта и ласка. Это все не заменишь даже самой дорогущей игрушкой.

— Вашего супруга можно назвать спортивным болельщиком?
— Когда белорусы где-то выступают, обязательно за ними следит. Со мной часто смотрит легкую атлетику.

— А вы за это время не стали экспертом по белорусской эстраде?
— За всю эстраду не скажу, но на его концерты и репетиции я хожу, наблюдаю, как он распевается, как запоминает слова песен. За ним уже дочка начинает подпевать. Она, кстати, в музыкальной школе учится по классу фортепьяно.

— По папиным стопам, стало быть, пошла?
— Поживем — увидим. Она у нас еще на плавание ходит и хочет заняться волейболом. Пока это все общее развитие маленького человека.

— Настя осознает, что ее родители — вполне себе знаменитые в стране люди? Нос не задирает перед сверстниками?
— Нет, ну что вы! Мы ходили в обычный детский садик, и там порой у каждого ребенка иногда проскакивают фрагменты хвастовства, мол, а мой папа, а моя мама… Ну, знаете, как это бывает. И я Настю всегда настраивала на то, что ее родители не какие-то особенные, а такие же люди, как и все вокруг. Она все понимает, очень хорошо общается с ровесниками.

— Какая дочка сейчас в плане развития: артистическая личность, а может, спортивная?
— Ох, не знаю… Упрямая очень.

— В маму?
— Муж говорит — даже переплюнула. Хотя в жизни это, возможно, и хорошо: чтобы достичь своей цели, человек должен обладать “благородной упрямкой”.

— Что еще осталось несказанным вами в спорте, и что вы захотите сказать в вашей будущей послеспортивной жизни?
— Не берусь загадывать, как оно все сложится — и в спортивной жизни, и в послеспортивной. Пока тренируюсь, и этот процесс приносит удовольствие. Хочу еще отобраться на Олимпийские игры и чемпионат мира, показать достойный результат. Да и на самих турнирах выступить достойно. Иначе зачем вообще туда ехать? Можно поучаствовать в соревнованиях рангом ниже — в чемпионате континента или Кубке Европы — и там занять высокое место. Лучше я возьму ношу по себе.