Бронза 1954-го. Конец прекрасной эпохи

Надежно сыграла оборона (Голубев, Мимрик, Малявкин), организованная и цементированная пережившим вторую молодость Хомичем. Лучший, чем у белорусов, результат по пропущенным мячам показало только московское “Динамо”, ворота которого защищал молодой Яшин. Спартаковские защитники внесли лепту и в атакующие действия команды, что было крайне нехарактерно для футбола системы “дубль-вэ”. Три мяча Голубева и один Малявкина (плюс два точных выстрела полузащитника Макарова, тоже ориентированного на разрушение) нельзя мерить сегодняшними мерками.

А вот по игрокам группы атаки Михаил Бозененков высказал после сезона ряд замечаний. В частности, наставник отметил у нападения недостаточную агрессивность и слабую игру головой. Седьмое-восьмое место, разделенное минской командой по забитым мячам, оставляло резерв для будущих стартов.

Вместе с бронзой игроки основного состава получили по две тысячи рублей из призового фонда чемпионата (сумма, сопоставимая с месячной зарплатой футболиста; динамовцев за первое место премировали пятью тысячами, московских спартаковцев за второе — тремя). Конвертами поскромнее отметили успех команды белорусское общество “Спартак” и республиканский спорткомитет. Торжественное вручение жетонов (так их тогда называли — пристегивавшиеся значки за второе и третье места, в отличие от медалей на подвесках за первое) и мастерских удостоверений проходило в клубе имени Дзержинского. Руководство республики приема, как год назад после выхода в класс “А”, по этому поводу не устраивало.

Лучшие команды чемпионата поощрили заграничными турне. Чемпион прокатился по Франции (Бордо, Париж, Лилль — четыре победы в четырех матчах), столичный “Спартак” побывал в государствах Скандинавии, а по окончании первенства — еще и в Бельгии и Англии (шесть побед при одной осечке 0:4 от “Вулверхэмптона”). Страна возвращалась на международную арену после осечки (и последовавшего разгона) сборной на Олимпиаде-52 и придавала результатам товарищеских игр клубов гипертрофированное значение. Еще была менее престижная, но все равно по тем временам лакомая поездка в социалистическую Чехословакию — ее почему-то отдали не минчанам (вероятно, после домашнего поражения от Варшавы белорусов сочли для внешней арены сырыми), а ленинградскому “Зениту”. Блюдя традицию укрепляться перед международными матчами, питерский тренер, будущий спортивный профессор Люкшинов, не держа зла, взял главного обидчика своей команды Анатолия Егорова, забившего в Ленинграде и Минске три мяча. Так Анатолий Николаевич стал первым белорусским футболистом, побывавшим за рубежом.

Впрочем, ни по какой загранице спартаковцы не горевали. Без того на седьмом небе, выкупавшись в любви и почитании в Минске, футболисты разъехались отдыхать и праздновать успех по своим городам (большинство игроков основного состава были, напомним, россиянами). На родине каждый отдыхал исходя из собственных представлений, потребностей и воспитания. Проведенное по возвращении медицинское обследование показало серьезную разбежку в состоянии игроков.

Став обладателем жетона и вожделенного спортивного звания, кто-то, возможно, обнаружил отсутствие мотивации, поняв, что это предел — его лично и всех вместе взятых. Другие, напротив, завысили самооценку, решив, что теперь им и при меньших усилиях доступно многое. Ряд “стариков” пристрастился к картишкам. Безобидное в малых дозах занятие затягивало, за прикупами просиживали ночи напролет. Играли в преферанс — игру высокого интеллекта: такому корифею, как Макаров, стоило заметить одну чужую карту, чтобы взять банк… Утром выходили на тренировку разобранными, бывало, и под хмельком. Михаил Григорьевич Бозененков, всегда человек решительный, здесь упустил контроль. Похоже, он не совсем точно просчитал ситуацию. Надо было принимать жесткие меры, ставить людей на место, однако старший ограничивался многозначительной фразой о том, что вопрос основного состава у него решен: пусть продолжают!

Михаила Григорьевича можно понять. С одной стороны, наставнику оказалось непросто управлять сверстниками, в действиях которых к тому же вот-вот должен был наступить возрастной спад, с другой — в Минске вправду поднималась хорошая молодежь. Юные Хасин, Гончаров, Корнеев, Ероховец и их ровесники, проявив себя в дубле, примерялись тренером в основной состав. В верности выбранного курса наставника еще более убедил организованный на закатанном зимнем грунте “Динамо” контрольный матч: дублеры против бронзового состава. Молодежь порвала “стариков” со счетом 5:2, и в сторону Малявкина, Курнева и остальной компании героев 1954-го Бозененков вообще перестал смотреть. Наверное, он ошибался, ветеранов надо было просто вовремя остановить. В результате за минские месяцы предсезонки те почти ничего не набрали и ехали на южный сбор растренированными.

Контрольные спарринги с сильными соперниками показали, что молодежь не созрела психологически, растерялась, не тянула. Не мудрено: Гончарову было 17, Хасину и Ероховцу — по 19, привезенному из Риги быстроногому Балыкину тоже до двадцати… Оценив ситуацию (мальчишкам требовался еще как минимум год), Бозененков повернулся к ветеранам. А у тех оказались не готовы мышцы, и при переходе на грунт в условиях игровых нагрузок пошли травмы: надрывы задних поверхностей бедра, подвернутые голеностопы… Выбыли из строя Бачурин, Макаров, Малявкин…

Тактическая тренерская ошибка стоила вылета в класс “Б” на следующий год после бронзы. Ветераны сейчас откровенно признают, что, принимая во внимание подбор футболистов, их совокупное мастерство, являлись командой средней руки. “Спартак”-54 был силен игровой дисциплиной, энтузиазмом и предельной самоотдачей. Для этого требовалась соответствующая физическая готовность, которой как раз и не стало.

В стартовых матчах чемпионата, когда нерастраченные силы отчасти нивелируют разницу в классе, команда, несмотря на кадровые потери, выглядела неплохо — но расклеился Хомич. Оборона на жилах держала атаки, игроки хрипели и ездили на “пятой точке”, — а вратарь “запускал”. Так было в стартовой встрече с “Зенитом” (0:1), московским “Динамо” (вели 1:0 за счет гола Хасина, однако Хомич пропустил метров с 35 над руками — 1:1), “Крыльями Советов” (0:1). Дважды проиграли со счетом 2:3 — торпедовцам и киевскому “Динамо”. Команду несло по наклонной…

Что происходило с втащившим “Спартак” в призеры Алексеем Хомичем, никто не понимал. В кутежах не участвовал — мог угоститься, когда приглашали, но не увлекался, был в стороне. Может, руки опустил, видя, как все покатилось? После, по ходу чемпионата, Тигр обрел былую уверенность, заиграл в свою фамильную силу, однако команда к тому времени оказалась морально сломленной. Издержки подготовки дали о себе знать еще к середине дистанции, “старики” подсели, молодежь тоже не помогла. Две победы при 14 поражениях и последнее, 12-е, место с разницей мячей 13-33 — итог этого печального сезона.

После конфуза в облегченных условиях класса “В” совершился акт тотального омоложения (не стало Хомича, Малявкина, Макарова, Курнева, Голощапова, Голубева, Фаломеева). Через год “Спартак” вернулся в элиту другой, новой командой.

С тех пор вплоть до начала 60-х (читай: принятия коллектива Александром Александровичем Севидовым)минский клуб комплектовался почти исключительно из воспитанников белорусского футбола, демонстрировавших эпизодами интересную игру. Однако куда деться от факта, что следующий успех пришел к команде в 1963-м, когда ставка была снова сделана на честолюбивых вторых номеров московских клубов — Малофеева, Адамова, Погальникова, Мустыгина…

…По-разному сложились судьбы спартаковцев бронзового созыва. Уехали и растворились в российских просторах Владимир Малявкин и Анатолий Голощапов. Пытался вернуться после операции на мениске Владимир Голубев, но поторопился, не выдержал необходимой паузы — и в первом же выходе получил повторную травму, после которой вопрос продолжения спортивной карьеры закрылся окончательно. Тоже уехал, тренерствовал в Люберцах, какое-то время по просьбе былого партнера держал в команде сына Хомича…

Сам легендарный вратарь предпринимал шаги, чтобы по завершении карьеры в 1955 году остаться в “Спартаке” старшим тренером, вопрос обсуждался в высоких кругах. Но Алексей Петрович был чистый практик и в общей футбольной эрудиции, не говоря о презентабельности и способности управлять людьми, не шел в сравнение с Михаилом Бозененковым. Это понимали не только в Минске, поскольку по возвращении в Москву Хомичу с его именем тоже не нашлось тренерского применения. Выручило второе умение — фотография, которой он и стал зарабатывать на жизнь, снимая матчи с одной и той же точки за воротами. Ловил мячи сквозь прицел объектива, там и встретил старость. Личная судьба его не задалась. Красавица жена, найденная им в зените славы героя Британского турне за стойкой буфета в “Метрополе”, рано ушла из жизни, и стареющий Тигр остался один в своих хоромах, убранных потерявшими прежний лоск персидскими коврами, привезенными когда-то, еще до Англии, из восторженной Турции. (Партнеров, в частности, молодого Яшина, коробило, что Хома всегда первым делом заставлял гостей разуваться…) Сыновья, на беду, пристрастились к выпивке, водили случайных подруг, не считаясь с присутствием отца, и финал жизни великого вратаря не обрел желанного покоя.

Ряд спартаковцев так и осел в Белоруссии. Юрий Бачурин, в дееспособном футбольном возрасте перешедший в “Урожай”, затем был тренером в командах чемпионата республики. Николай Макаров работал в диспетчерской на заводе им. Ленина и поигрывал за “Спутник”. До преклонных лет прожил минчанином, а умирать отправился домой, на Смоленщину.

Газоэлектросварщик по послефутбольной профессии Владимир Ходин прославился как один из лучших арбитров Союза, обслуживал в поле два финала Кубка СССР.

Павел Мимрик, будучи списанным, доиграл в “Пищевике” и ушел на тренерскую. Работал с “Урожаем”, брестским “Спартаком”, “Неманом” — вечным вторым. Ближе к ребятам, чем к “генералитету”, неизменно пользовался в командах большой любовью. Похоже, он, как сегодня Юрий Пудышев, продолжал быть в душе футболистом, словно застыв в том счастливом игроцком возрасте, который не у всех сбрасывается, как отшелушившаяся кожа.

Продолжают здравствовать и остаются в строю Геннадий Абрамович, Анатолий Егоров, Вячеслав Артемов и осевший в Москве Иван Мозер, связывающие нас живой ниточкой с тем первым послевоенным успехом. Остальных уже вырвало время: полвека прошло.