Я люблю тебя, жизнь

На тему навела фотография, запечатлевшая встречу в 1963 году на соревнованиях в Югославии первых олимпийских чемпионов Белоруссии гребцов-каноистов Леонида Гейштора и Сергея Макаренко с итальянцами Дэзи и Ламакия, главными соперниками нашей пары в Риме, серебряными призерами того финального заезда. За три года итальянский дуэт “сдулся”, с каждым разом финишируя все дальше от пьедестала. С белорусами встретились как давние приятели, и сегодня для внимательного глаза этот дружеский снимок — отпечаток эпохи, в которой одни надрывались, к чему-то всю жизнь понукаемые, а другие жили. Не по одежке провожают, и не хотелось бы сравнивать с иголочки подогнанную форму посланцев Апеннин с заезженной сорочкой Макаренко и мастеркой Гейштора, рукава которой могли быть сантиметров на двадцать длиннее. Не так следовало одевать людей, принесших стране олимпийскую славу, но даже не в тряпках дело: всмотритесь в радостные лица проигравших, живущих со вкусом и удовольствием, их голливудские улыбки и стоящий за всем этим стандарт, неведомый нам, продолжавшим с каменным лицом строить химеру коммунизма. Для того ли отцы победили в войне, чтобы жить с отставанием в сотню лет от Германии? Вот так же и наши чемпионы выигрывали для страны олимпийское золото, однако в дальнейшей жизни не видели и доли того, что получали соперники лишь потому, что родились в обществе с нормальной, не вывернутой экономикой.

Но что удивительно: при разности условий и качества жизни победы на аренах чередовались. Удача в спорте – субстанция тонкая, замешенная на множестве причин, явных и скрытых, которые с известным приближением можно разложить по двум корзинам: возможности и мотивация (есть еще судейство, а также вопросы глобального влияния, но их сегодня оставим).

О том, что возможности – лишь часть, одно из слагаемых победы, убеждаемся на своем примере. В возведенном в ранг политики белорусском спорте атлеты, по большому счету, не имели отказа в средствах на подготовку. Но для победы требовалось что-то сверх — аскетизм, самоотречение, особый дух не просто патриотизма, а готовности умереть за страну, который в сравнении с догорбачевским советским прошлым мы в большинстве своем потеряли и которым до последней клеточки заряжены китайцы. У европейцев иная ментальность, спортсмены здесь тоже сражаются за страну, но еще за себя — за имя в истории и обеспечение собственного будущего. Белорусские атлеты больше европейцы, но испытавшие пресс привития основ азиатской идеологии. Такой царящий в мозгах симбиоз дает то всплеск, как было на памятном легкоатлетическом форуме в Париже, то провал, и управлять процессом (грань сознания и подсознания), похоже, почти нереально.

Идеологический посыл “все против нас” если щекочет самолюбие, то лишь в начале, обретая сомнительный оттенок с каждым следующим повторением. Возможно, нас где-то вправду пытаются проучить, и все же у спортивного мира немало более насущных забот, нежели усмирение “маленьких, но гордых”.

Может, потому и выиграли Гейштор с Макаренко, что в трико с обвислыми коленями, о модах-красотах не думавшие, воспитанные и настроенные партией, комсомолом, газетными передовицами и всем советским укладом? Сегодня такое невозможно. Поставленные в рамки СМИ и воссозданные структуры идеологии пыхтят по старым схемам, рассчитанным на деревенского простачка, а спортсмены давно другие, и болельщик другой — не скажу, умнее или глупее, просто иные в развитии, обогащенные опытом, о котором думать не смели предшественники.

Кстати, олимпийский Рим белорусским каноистам едва не зарубили. За пару лет до триумфа, работая шлифовальщиком на заводе, изготавливавшем металлические кровати, Леонид Гейштор послал по матери освобожденного комсомольского божка, зашедшего в цех с агитацией. И вот при составлении характеристики-объективки дело, взятое кем надо на карандаш, всплыло в ореоле политической неблагонадежности. Играла против и “пятая графа” — словом, по совокупности грехов ничего не подозревавшую, выигравшую все контрольные старты пару придержали в Москве, тогда как команда гребцов уже тренировалась в Риме. Гейштора с Макаренко несколько дней промурыжили на собеседованиях в ЦК и отпустили в Италию буквально “на флажке”. Надо сказать, участники дуэта оставались в неведении о причинах задержки и, лишь вернувшись домой со щитом, услышали от сведущих людей, в чем было дело.

…Глядя на фотографию, испытываешь двоякие чувства. Не оттого, что итальянцы такие ладные. Каких-то пару десятков лет назад, “когда деревья были большими”, нашлась бы в снимке причина для гордости: таких вот красивых и элегантно-спортивных наши “в лаптях” да в два счета… Теперь иной угол зрения: почему ТАКИЕ только они, почему мы живем, одеваемся, думаем по другим, приниженным стандартам? Почему Макаренко и большинство других чемпионов его эпохи не выделяются по уровню благосостояния из общей массы соотечественников? Почему Гейштор, ныне обычный пенсионер и тренер в ДЮСШ, не стал в жизни тем, кем должен становиться в стране принесший ей славу олимпионик — символом нации, маяком, кладезем востребованного опыта? На примере четырех десятков (штучные люди!) проживающих на территории Беларуси олимпийских чемпионов, в большинстве не сумевших переплавить успех в безбедность послеспортивного состояния, многие тысячу раз подумают, прежде чем отдать талантливого ребенка в большой спорт. И если все же отдать, то с твердой установкой, исходящей из понимания, что надо “ковать, пока горячо”, не рассчитывая на государство потом.

Олимпийский чемпион — это медицинский диагноз. Профессионал в спорте работает на сверхнагрузках, на износ: при состязании равных выиграть может тот, кто пашет. Кто больше отречется от себя. По окончании карьеры природа жестоко мстит организму за насилие. Один чемпион подсчитал, что теперь, на седьмом десятке, ему одних лекарств надо, по-хорошему, долларов на 400 в месяц. Он наскребает 15 тысяч рублей: больше не выдерживает бюджет, и семья не поймет. Тому же Макаренко олимпийские перегрузки отливаются сейчас необходимостью стентирования сердечных сосудов. Платная операция стоимостью в 1200 долларов за каждый стент — аккурат его годичная пенсия.

Его пример другим наука. Спортсмен жертвует не только здоровьем: его молодость — это двадцать лет абсолютной концентрации и самоограничения, без которых не выиграть медаль. Ничем другим, по большому счету, заниматься параллельно нельзя, и готовящие “аэродром” главных вершин, как правило, не достигают. А тем, беззаветным, кладущим на алтарь все без остатка, лет в 35-40, независимо от того, покорил в спорте вершину или нет, приходится начинать с нуля.

Не только из лучших побуждений есть смысл проявить заботу благодарному отечеству. Это одновременно воздействие на умы еще лишь борющихся за место под солнцем — не в меньшей степени, чем отсыпаемые новоиспеченным героям пресловутые “президентские”. Действующие атлеты не сказали последнего слова, не поставили точку, их сила в неведомости того, сколь много великого есть еще шанс совершить, — однако при этом совсем не лишен пиетет перед свершениями предшественников, а заодно уверенность в том, что после государство не забудет и тебя.

Не буду скрывать очевидного: мотивами для написания главы стало образование в стране Клуба олимпийских чемпионов. Элитарное по звучанию, но по сути не от хорошей жизни объединение штурмует высоты, пробивая Закон об олимпийском чемпионе и соответствующую пенсию. Наверняка многим читателям не слишком глянется, что старые олимпионики хлопочут о себе. Однако в миллион раз более неприглядно, что этого не делают те, кто облечен соответствующими полномочиями.