Геннадий Хасин

Возможно, минскому форварду не повезло со временем: его карьера выпала на годы, когда минская команда балансировала между классами “А” и “Б”. Впрочем, по мнению специалистов, он не был великим нападающим. Но в том загадка и обнадеживающий середняков феномен: даже игрок одного качества может фантастическим образом не просто войти в историю, а быть поднятым в масштаб легенды целым болельщицким поколением.

Середина пятидесятых была наивным временем, отголоском упрощенно-простонародного, склонного к мифам довоенного мировосприятия. Хасин и при игроцкой жизни был страшно популярен в отдельно взятом Минске. О нем ходили перекочевавшие из прежних эпох байки, что форварда не выпускали на поле, пока он не надевал на “смертельно” бьющую ногу предупредительную повязку (в тридцатые то же рассказывали про ленинградца Михаила Бутусова).

Небольшого роста, неотличимый из общей массы, он был при всем том единственным, штучным по каким-то не поддающимся мгновенной аналитике причинам — как непонятный Рейнгольд в московском “Спартаке” или позже другой спартаковец Гесс, тоже очень своеобразный, корпус у него вело в одну сторону, и действия получались непредсказуемые. Присутствовало в Хасине-форварде нечто заводившее, завораживающее народ. Не исключаю, что-то получило замес на чуде случая, как с Ольгой Корбут в Мюнхене — не случись у той необъяснимого срыва элемента и потрясших миллионы телезрителей горьких детских слез, как знать, какими усилиями и спортивными подвигами смогла бы она достичь высот мгновенно обрушившейся популярности. Так и с Хасиным, с поправкой, понятно, на масштаб: нетрудно предположить, сколь сильный толчок для отношения к нему зрителя дал гол в ворота самого Яшина в дебютном матче 18-летнего нападающего в 1955 году. Дальнейшие (не такие, к слову, и частые) подвиги налагались, нанизывались на это космическое начало, усиливая впечатление и укрепляя в вере. Может, не настолько силен он был, как жило в народе: “Вот сейчас Гена выйдет, вот он сделает…” Репутацию укреплял мощнейший удар: сетку, говорили, насквозь пробивает…

В реальности инвентарь оставался цел. Имел место другой эпизод: в матче с киевлянами забил ударом такой силы, что мяч, скатапультировав от сетки, вернулся в поле быстрее, чем это мог воспринять глаз главного арбитра, и игра продолжилась. Благо, боковой оказался с более острым зрением и еще с характером: поднял флажок, наслушавшись потом всякого от украинской стороны, и гол был засчитан.

…С порванной сеткой был случай другой, и с совсем иным персонажем. Пятилеткой раньше, когда минское “Динамо” тренировал Лев Корчебоков, в команду курьезным образом попал защитник Иван Шевченко — здоровенный такой хохол, на тот момент солдат автороты, возивший генерала. Штаб Белорусского военного округа размещался рядом с парком имени Горького. В парке буквально через забор от штаба располагалось футбольное поле, на котором проводили чемпионат города. Ухода большого за стадионом не было, сетки висели в дождь и зной, не снимаясь с ранней весны до первого снега, что, понятно, прочности им не добавляло. Пока генерал решал дела в штабе, Иван Шевченко коротал время с мячиком, прямо в сапогах нанося удары по пустым воротам. За этим занятием его и застал находившийся в Минске на гастролях Эмиль Кио.

От цирка до парка рукой подать, и знаменитый иллюзионист имел обыкновение прогуливаться по тропкам, настраиваясь на вечернее представление. Кио был дружен с Корчебоковым, тоже москвичом, знаменитым в прошлом защитником сборной, и, бывая в Минске, встречался с тренером за дружеской рюмкой чая. Фокусник был рад сообщить тренеру сенсационную новость: “Я тебе футболиста нашел. Игрочина! Удар такой, что сетку рвет, сам видел!”

Ивана мигом нашли и доставили в команду. Тот по прибытии по-военному громко доложился Корчебокову. “Ты не кричи, расслабься. Говорят, бьешь очень сильно”. — “Так точно!” Новичку выдали форму, бутсы — и на поле. Лев Николаевич спрашивает Ивана: “Футбольное поле перебить сможешь?” — “Прикажете — перебью!” — “Да не ори ты, господи! Давай показывай…”

Шевченко бабах с разбега — мяч едва долетел до центрального круга. Корчебоков: “Ну ладно, поле длинное. Поперек-то перебьешь?” — “Поперек перебью”. Разбегается — опять недолет. “Знаете, товарищ тренер, потренироваться надо…”

Но чем-то он Корчебокову глянулся, и новичка оставили в команде. На ближайший матч включили в дублирующий состав. Играть предстояло в Москве с ЦДКА. Определили крайним защитником против армейского нападающего Бориса Коверзнева, за скорость прозванного болельщиками Электричкой. Иван занял позицию на бровке и стоит себе, не обращая на форварда внимания. Корчебоков кричит: “Иван, ты не бровку, ты нападающего держи!” А тот в ответ: “Чего мне его держать, пусть он меня держит!” Электричка видит, кого против него поставили, — решил схулиганить. Сблизился с Шевченко, якобы отпустил мяч, а когда Иван разбежался для удара, выставил ногу, делая жестокую “накладку”. Шевченко без раздумий влупил и в ногу, и в мяч — те разлетелись в разные стороны. Коверзнева с поля унесли, а Иван покрутил ногу в голеностопе и как ни в чем не бывало продолжил игру.

И хотя в дальнейшем за неполных три года на долю Шевченко выпало всего два матча в основном составе, футболист находился в команде столько, сколько с ней работал Корчебоков, оставаясь для тренера развлечением или талисманом. И лишь после принятия “Динамо” Михаилом Бозененковым пошел на понижение, перейдя в выступавшие в первенстве республики “Спартак”, а позже “Пищевик”.

…Но вернемся к Геннадию Хасину. Уроженец Борисова, он был из мальчишек, выросших под впечатлением футбольной команды танкистов армии генерала Батова — батовцев, как тогда говорили (невероятное созвучие с сегодняшним БАТЭ, имеющим совершенно другую, заводскую этимологию). В 1948 году батовцев перевели в Союз. Выигрывавшим футбольные чемпионаты по Вооруженным Силам танкистам определили местом дислокации Борисов. Новоприбывшие заявились в республиканские соревнования под флагом сборной города и с ходу выиграли розыгрыш Кубка Белоруссии. Специалисты выделили в той команде Мацкевича, Бармышева и Искорку, которых зачислили в штат минского “Динамо”. Но и без этой тройки батовцы уверенно держали позиции, и в Борисове стоял футбольный бум. Одним из мальчишек, подававших кумирам мячи, был Генка Хасин 1935 года рождения. Он быстро прогрессировал, в 14 лет играл подставой за взрослых, был принят в физкультурный техникум в Минск. Выступал за юношескую команду “Пищевика” и забивал в матчах по четыре гола.

В 17 лет Хасина взял на южный тренировочный сбор тренер армейской команды Минска Павел Баранов. Тренировались на полях старого сочинского аэродрома бок о бок с земляками-динамовцами. Там на молодого нападающего обратил внимание наставник главной команды Михаил Бозененков. Не заметить было нельзя: парень бежал стометровку за 11 секунд и обладал пушечным ударом. Будь при таких данных получше с техникой — один Бог ведает, где бы в итоге оказался.

Бозененков предложил: “Хочешь играть в ”Динамо” — приходи в Минске на стадион”. Обещал через пару недель поставить в состав. Тот пришел, но все оказалось много сложнее, путь в основу растянулся на год с лишним. Бронзовый сезон-54 провел в дубле, был на хорошем счету, но шанс получил лишь следующей весной в матче с чемпионом страны московским “Динамо”. И забил самому Яшину! Мозер прострелил с правого края, а дебютант проявил расторопность и голевое чутье. Матч закончился со счетом 1:1, и за молодым форвардом закрепилась слава ниспровергателя авторитетов.

Больше молодой форвард в том году не отличился, зато в следующем сезоне в классе “Б” стал лучшим бомбардиром обновленной команды (на пару с Корнеевым — по 9 мячей). Это был не самый стабильный игрок, достаточно сказать, что в очередном чемпионате-56 в 16 проведенных играх нападающий записал на свой счет всего один гол. Но зритель продолжал верить, прощая слабые матчи и запоминая те, в которых на форварда снисходило. В том неудачном сезоне в международном матче со шведским “Стюре” Хасин восхитил болельщиков фейерверком из трех голов, год спустя повторил хет-трик во время восточногерманского турне в Лейпциге.

По рассказу очевидцев, у него была сумасшедшая в непредсказуемости “пушка”. Нападающий минчан не обладал классическим ударом, какой ставят в футбольных школах. Хас бил не как все, с подъема, а вопреки законам далеко мяч отпускал и прикладывался “вдотяг” самым краем носка, отчего траектория выходила какая-то дикая. Чаще выстрелы уходили в “молоко”, но вратарей бросало в дрожь от этих ударов, прочитать направление которых было нельзя. Дело усугубляло, что в описываемых случаях голкиперы лишались такого важного для опытных стражей фактора, как ориентация по глазам бьющего: Хасин здорово косил. Виль Искорка рассказал о чувствах, испытанных на переднем сиденье хасинского авто: водитель, как показалось, всю дорогу смотрел не на дорогу…

Лучшими в карьере Геннадия стали 1960 и 1961 годы, когда минская команда была передана тракторному заводу и выступала под названием “Беларусь”. В сезоне-60 белорусы очень уверенно прошли первый круг предварительного этапа, на промежуточном финише уступая лидерство армейцам лишь по разнице мячей. Константин Бесков в обзоре на страницах “Советского спорта” тепло отозвавшись о качествах минской команды в целом, персонально выделил лидера атаки: “Хорош центральный нападающий Хасин. Он, пожалуй, наиболее агрессивный центрфорвард в подгруппе. Во всяком случае, Хасин превосходит многих не только в умении сильно и точно бить по воротам, но и в желании забить гол”.

К сожалению, второй круг “Беларусь” провалила, не попала в финальную шестерку, а в утешительном турнире и вовсе опустилась на 11-ю строку, но 9 мячей Геннадия Хасина вызывали уважение. На следующий год, получив в партнеры армейца Мустыгина, форвард улучшил результат до 13 голов в чемпионате. О нем шутили, что ни один специалист по баллистике не возьмет на себя смелость предугадать, как поведет себя посланный Хасиным “снаряд”. Форвард забивал в ситуациях, отнюдь не выглядевших голевыми. Мяч, пробитый под чрезвычайно острым углом и, казалось, гораздо выше перекладины, в последний момент вдруг нырял под нее и оказывался в сетке.

10 марта 1961 года на календарный матч в Минск приехало московское “Динамо”. Хозяева противопоставили мастеровитым гостям большую самоотдачу. Исход борьбы решили удары Хасина. На 38-й минуте он со сверхдальнего расстояния неожиданно пустил мяч за “шиворот” прославленному новатору, введшему в обиход оставление ворот, а на 55-й почти с нулевого угла вколотил под ближнюю руку, хотя по всем физическим и логическим законам (изготовке, положению корпуса, направлению взгляда) исполнял прострел… По возвращении в Москву Яшина спрашивали: “Лева, как так?” – “Да там опять косой Хас: сто ударов по фонарям, а два — по фраерам…”

Ветераны минской команды с удовольствием вспоминают лицо Яшина, который, подвергшись сильнейшей обструкции после неудачи сборной на чемпионате мира в Чили, возвращался к жизни в дубле, – Хасин нашел его и там! Стабильное место в основе герой публикации к тому времени потерял: приехавший из Москвы Сан Саныч Севидов строил игру, требовавшую исполнителей комбинационного плана. Кроме того, большинство клубов перешли на тактику 4-2-4 со страхующим либеро, и шансы форвардов, не обладавших достаточной технической оснащенностью, пошли резко вниз. Когда же вдобавок к Мустыгину с Погальниковым Севидов заполучил молодых Адамова и Малофеева, Хасин был списан со счетов окончательно. Нападающий перешел в гомельский “Спартак”. На сборе в Кисловодске его заметил Анатолий Акимов, тренировавший в ту пору команду Ярославля, в которой доигрывали карьеру Масленкин и Исаев. Год в “Шиннике” и столько же в запорожском “Металлурге” были лишь плавным переходом в другую жизнь. Вернувшись в Минск, Хасин тренировал коллективы физкультуры, трижды привел команду завода имени Ленина к победам в чемпионатах республики, но потом перешел на стезю общепита. В союзные годы директорствовал в кафе, с приходом новой формации направил энергию на развитие ресторанного бизнеса. Давно и окончательно отойдя от футбола (ветераны поговаривают, не без обиды в сердце), он оставил в нем имя, продолжающее завораживать даже тех, кто никогда не видел его на поле.