Лев Яшин

Его брали в “Динамо” на первого номера, имея действующими могучих Хомича и Саная. Тогда не заглядывали так сильно вперед, лелея отдаленную перспективу, и если включали в состав, новобранец должен был играть сразу — рассмотрел же кто-то будущего Яшина в длинном нескладном парне. А тогда, на первых его тренировках в компании признанных мастеров, многие открыто недоумевали: кого привели?!

И в матчах чемпионата (1950 год) он появился в динамовских воротах как не очень удачливый новичок. Лишь дважды сыграл в основном составе (как окажется, почти за три года — ровно на столько запущенные молодым “пенки” продлят московскую игровую жизнь Алексею Хомичу, списанному впоследствии в Минск в весьма приличной форме), и оба раза неудачно. Особенно с тбилисцами, когда при счете 4:1 в пользу москвичей пропустил подряд три гола (один — между рук) и его надумали снять, но капитан команды Бесков отослал сменщика назад, велев играть дальше, а сам забил пятый, победный гол — 5:4. Кстати, при Бескове-тренере Яшин доиграл свой девятнадцатый сезон как самый знаменитый вратарь в истории футбола, но символика не всегда вписывается в реальность: был в карьере момент излома, когда Константин Иванович во Льва не поверил.

Это произошло через полтора года после Чили, неудача которого далась Яшину тяжелее, чем кому бы то ни было. Он долго тогда не играл и даже в качестве зрителя приходил на трибуну, когда матч уже начался, и уходил, не досмотрев до конца, — чтобы не слышать выкриков и свиста. Тренировавший “Динамо” Александр Семенович Пономарев, спасибо ему, повел себя мудро, мягко стушировал решение повесить бутсы на гвоздь, дал несколько месяцев отдохнуть, прийти в себя, после чего убедил начать сначала — с дубля.

Яшин приступил осторожно, заново привыкал к воротам, вспоминая утерянное ощущение их габаритов. Старенький автобус дублирующего состава словно возвращал его, 33-летнего, в юность, доставляя на подмосковные стадиончики с примитивно сколоченными трибунами и привозя перед полуночью назад в белокаменную. По мере обретения уверенности Пономарев вводил в основу деликатно — на выездных матчах вдали от безжалостной Москвы.

К началу континентального цикла (Кубок Европы-63/64) Яшин прочно вернулся в ворота “Динамо”. Открытым оставался вопрос сборной, вступавшей в борьбу за приз, обладателем которого она являлась после 1960 года, с 1/8 финала. Нам сразу выпали итальянцы, команда Маццолы и Риверы. В первом матче в Москве стоял Урушадзе, которому удалось сохранить ворота “сухими” — 2:0. Ответную встречу отдалял месяц, в который Яшину пришло именное приглашение ФИФА выступить в составе символической сборной мира в “матче века”, посвященном столетию футбола. Любопытно, что формировал команду элиты Фернандо Риера — наставник чилийской сборной, от которой Лев Иванович пропустил два самых злополучных в карьере гола, но трудно предположить, чтобы это решение несло некий подтекст, связанный с той игрой. Лондонский и римский поединки разделяли всего две недели, и начальство предложило старшему тренеру Бескову определиться: если Яшин нужен, будет готовиться в Рим, а не нужен — пусть отправляется на четыре стороны. Уже удаливший из сборной часть качалинской “гвардии” Константин Иванович ответил, что Яшин не требуется, и тот отправлялся на “Уэмбли” не столько звездой, как изгоем — фактически завершать карьеру. По версии сегодняшнего дня, Бесков проявил деликатность и прозорливость, понимая, сколь много значил для Яшина матч в звездной компании, в какую из советской страны никто никогда не попадал, — но это скорее лишь пиетет перед заслугами и возрастом Константина Ивановича. Ни один в мире наставник не переступит свой тренерский эгоизм накануне главного дела, которому подчинена жизнь. Не отказался бы Бесков от игрока, не утрать он своей тренерской веры в него.

Но 23 октября 1963 года стало вторым рождением великого вратаря. Рядом с Эйсебио, ди Стефано, Пушкашем, Зеелером, Джалмой Сантосом Яшин, днем раньше переступивший порог 34-летия, сыграл так, что все мировые агентства назвали его лучшим вратарем мира. Отразив немыслимые удары Чарльтона, Гривса, Пейна, Лев Иванович в отведенном первом тайме сохранил ворота ФИФА в неприкосновенности, тогда как вышедшему на смену югославу Шошкичу англичане забили дважды (итог — 2:1 в пользу хозяев). Матч века транслировался на полпланеты, и сотни миллионов болельщиков явились свидетелями простоты и великолепия яшинской игры. Резонанс был такой, что триумфатора немедленно призвали в сборную СССР. Кураж сохранился, на римском “Олимпико” Яшин, помимо пенальти от Маццолы (57-я минута), взял еще два “мертвых” мяча — и вновь стал в стране героем, на этот раз окончательно. Эпитеты “замечательный”, “выдающийся”, “неувядаемый” вернулись на страницы газет, а сменившие гнев на восторг трибуны встречали имя аплодисментами. В большом футболе он выступал еще семь лет — до сорока.

…На снимке внимание привлекли упрятанные под защиту колени. Это не дань пришедшему в клуб инвентарю, а вынужденная мера. Не так давно “ПБ” опубликовал немногим более раннюю фотографию Яшина с Альбертом Денисенко — на ней великий вратарь еще ограничивается одним наколенником. А было время, когда молодой Лев в страхующих штучках вообще не нуждался. Годы — они для сидячего опыта хороши, а в футболе с каждым перещёлком после тридцати навешиваются новой и новой пудовой гирей. Яшин не в легкую охотку до сорока играл, а через силу, преодолевая естественное сопротивление возраста.

И все же за счет чего? Вправду выдающийся мастер, он жил в воротах, ничего не боялся. Не стоял в оцепенении — работал по всей штрафной, а то и в поле, что было по тем временам новаторством. Не в скорости реакции или отчаянности бросков превосходил он вытесненного из “Динамо” Хомича, а позже многих мировых вратарских величин — в мышлении, новом прочтении игры. При этом пускал и “бабочек”, но что характерно: яшинские неудачи вспоминают примерно так же, как великие матчи других вратарей, они в его карьере были сенсациями, тогда как надежность — постоянной величиной. Тысячу раз говорили о простоте как манере его игры, забывая вторую составляющую феномена: она была следствием точного расчета, постоянной работы мысли. И еще — адской работы: он рано понял, что за каждым отраженным в игре трудным мячом стоят сотни подобных, парированных на тренировках. Привычка к труду не оставляла и после карьеры. Переехавшие в Минск динамовцы вспоминают, как в должности начальника команды Лев Иванович вставал на тренировках в ворота и, поймав кураж, заставлял бить по углам и “девяткам” на поражение.

Дотошный в анализе Маслаченко подметил, насколько необыкновенно — нежно, бережно, мягко — Яшин ловил мяч. В этом чувствовался особый вратарский дар. Мяч словно сам залетал ему в руки, и он ловил одними пальчиками, будто очень дорогое существо. И вводил мяч рукой по-особенному: от плеча, без замаха с удивительной точностью на хорошее расстояние. Этот яшинский элемент использовать мало кто решался (спокойнее было запулить мяч с руки), а потом, оказалось, физически не могли воспроизвести: у него была широкая, “рабочая” ладонь.

И все же главным оставался характер, способность терпеть, не сломаться под обстоятельствами. Будь он менее устойчив, карьера могла завершиться, не начавшись, — после провального дебюта и последовавшей ссылкой на годы в дубль. Или после Чили — немного в нашем спорте набралось бы людей, способных выдержать ту тотальную травлю. Повесь он тогда бутсы на гвоздь, не было бы в советской истории великого вратаря. И только потом была слава, вечная постановка в пример, сделавшая его спортивную жизнь вдвойне трудной и к которой он относился скорее с досадой и настороженностью.

В жизни, независимо от положения маятника фортуны, он оставался простым, душевным человеком, не прощавшим внутри цеха лишь одного — безразличия к футболу. Лев Филатов вспоминал, как на его глазах ветеран осадил 19-летнего форварда, только что приглашенного в сборную, когда тот обратился к нему на “ты”. Добрый, даже нежный к своим соратникам, в которых верил, Яшин был крут и колюч с теми, кто у него на подозрении по части отношения к игре.

Получив признание всей страны, он ничего не предпринимал искусственно для подчеркивания своего величия. О первом номере знали лишь то, что подметили и озвучили газетчики. Малоизвестный факт: блестящая игра в финале олимпийского турнира в Мельбурне была подвигом 26-летнего Яшина, выступавшего с травмой плеча. На это не обратили внимания призабыли под впечатлившим всех введенном в хрестоматии героизмом Николая Тищенко с его сломанной ключицей и золотым пасом Ильину. Яшин травмировался в четвертьфинальном матче с индонезийцами (0:0), а в переигровке тоже плечо, только левое, повредил Разинский — дальше тренерский совет решал, кому из двух “раненых” доверить последний рубеж.

…Акцент на колени не случаен: именно они представляются нервом и символикой снимка. Никто на свете — ни зритель, ни родные, ни продолжающий пересиливаться в воротах в свои близкие к сорока Лев Иванович — не может знать, сколь безмерную цену спросит с него судьба за переигранные годы. Он дорого заплатит за почести, пришедшие на смену сильнейшим перегрузкам, нервным и физическим, за эти спрятанные под наколенниками прогрессирующие артриты и артрозы. О послефутбольной трагедии великого ловчего — наша следующая глава.