Василий Курилов

05:13, 21 апреля 2005
svg image
12231
svg image
0
image
Хави идет в печали

Он родился в послевоенном Бресте — низкорослом, обугленном, заканчивавшемся Кобринским мостом. Дальше шли колхозные земли деревни Тришин, за которыми выделяли участки горожанам, и родители Курилова (отец — шофер, мать — ткачиха) садили там картошку.

Большого футбола в городе не было, зато любительского — сколько угодно, меньше десяти команд во взрослых чемпионатах не играло. Мальчишки гоняли во дворах и на проезжей части просторной и неухоженной, со сточным рвом по центральной оси, улицы Широкой (ныне бульвар Космонавтов). Открытие первенства города выливалось в праздник. Маленькие, в несколько рядов трибуны еще не перенесенного на еврейское кладбище стадиона “Локомотив” не знали свободных мест. Футболистам устраивали эстафету — одиннадцать по сто метров. Результаты напрямую влияли на разыгрывавшийся дальше блиц (два тайма по 15 минут): в случае ничейного исхода выбывала команда, которая хуже прошла эстафету. Соперники хитрили, записывали в запас легкоатлетов…

В детской спортшколе N 4 Вася начинал у Вадима Ильинковского, ведшего футбольную секцию. Потапов, Словак, Курилов входили в юношескую сборную республики, причем последнего возили на Всесоюзный турнир “Юность” два года подряд — в своем возрасте и в старшем.

В 1963-м наставника команды мастеров Виталия Косенюка перевели в минское “Динамо”, и брестский “Спартак” принял Вадим Ильинковский — человек с рефреном “Я Лесгафта закончил” (престижный в ту пору Ленинградский институт физкультуры). Старики заносчивого детского тренера не приняли, но “плавка” его заняла три с половиной года, в которые брестчане скатились из лидеров в середняки. Не имея опыта работы со взрослой братией и натолкнувшись на неприятие, Ильинковский стал подключать своих юных воспитанников. В январе 1965-го с мастерами начал тренироваться 17-летний Курилов.

Штат команды класса “Б” строго регламентировался шестнадцатью игроками – всех набранных сверх приходилось устраивать на работу. Потапова, который котировался повыше, определили куда-то инженером, а Курилову сказали: “Надо, Вася, подкачаться” — и отправили грузчиком в райсельхозтехнику. Это называлось “стоять на доплате”: до обеда вкалываешь, после чего идешь готовиться к тренировке. Курилова в первый день послали грузить автопоилки, потом покрышки, потом бросили на мусор… Добредя домой, упал на кровать — силой юнец не отличался: 182 см при весе 60 кг. Мать будит на тренировку, а Вася, не поворачивая головы: “Да пошел он, этот футбол…” Поставили экспедитором.

Тренеры оценили Курилова на юношеском турнире в Бердянске, откуда Вася привез приз лучшего полузащитника и приглашение в тамошнюю команду мастеров. Уже дал бердянцам согласие, но именно тогда Ильинковский принял очередное революционное решение, в ходе сезона отчислив многоопытных Бочкарева, Кадрова, Козлюка и взяв на ставку Курилова, Словака и пинского нападающего Борисевича.

В фаворе у Ильинковского значились физически развитые Потапов и Словак, которые делали в юношах результат. Вследствие затеянной смены поколений в “Спартаке” появились начинающие Камынин, Кучинский, Кухарев — возможно, со временем вырисовалась бы симпатичная молодая команда, способная наделать шуму. Но относились к футболу по-разному: Курилов вез из Польши бутсы, а кто-то — туфли “тете” (по части “теть” недостатка не было, дамы привыкли к вырывавшимся в отпуск офицерам Группы советских войск в Германии, спускавшим наличность в построенном ко Всемирному фестивалю молодежи ресторане “Брест”, где смеялась и плакала труба неподражаемого Лени Ратнера). Примета времени: юных Курилова и Кучинского не брали в Польшу как некомсомольцев. Рассудительный парторг, ведущий защитник команды Леонид Гарай предложил: “Пишите заявления — поедете”. За границу попасть страсть как хотелось — написали.

1965 год остался в памяти первым выездом на календарный матч, дебютным выходом на поле (на замену во второй половине сезона), вызовом в юношескую сборную СССР, а еще тем, что первый раз в жизни увидел игру великого Стрельцова. В Ракитнице тогда не было ретранслятора, и брестчане знали лишь коротенькую программу местной студии — от футбольных репортажей Центрального телевидения область была отрезана. Класс “А” представляли по эмоциональным радиорепортажам Вадима Синявского. (Впрочем, умельцы видели финал чемпионата Европы-64 Испания — СССР по польскому телевидению: ловя сигнал на запретную антенну-“усы”, угадывали суть на снежившем помехами экране.)

Богатым на впечатления был и выезд в Кировоград на завершающий матч сезона. Место в стареньком спартаковском “пазике” рядом с самим Гараем сразу за водителем (Гарай человек интеллигентный: место свободно — садись, пацан; другой мог разлечься на двух креслах и плевать ему на того мальчишку). Два отраженных Вахтангом Церетели пенальти. Впервые попробованный коньяк под кофе в честь окончания чемпионата. И, наконец, Стрельцов!

На эту игру специально заехали в Киев, где “Динамо” принимало торпедовцев. После первого тайма автозаводцы, за которых Курилов почему-то болел с детства, горели 0:3. После перерыва Стрелец отыграл два мяча, а еще в одном эпизоде с центра поля протащил на себе центральных защитников Турянчика и Соснихина до самой штрафной и, к сожалению, пробил мимо. “Торпедо” проиграло 2:3, но бог не фраер: в последнем туре киевляне неожиданно уступили не имевшим турнирного интереса кутаисцам, а “Торпедо” победило в Одессе и завоевало золотые медали.

Присниться тогда не могло, что всего год спустя новоиспеченным динамовцем Курилов столкнется со Стрельцовым вживую — в подземном тоннеле минского стадиона — и уважительно уступит этой громадине дорогу. Шедший следом Мустыгин ядовито заметит: “Ты в игре-то не уступай…” Матч минчане проиграют 0:1, гол забьет Стрельцов, а в другом эпизоде, при выполнении штрафного, на пути его пушечного выстрела встанет выскочивший из “стенки” Курилов…

По итогам сезона-65 17-летний Курилов попал сразу в два списка, утверждавшихся президиумом Федерации футбола БССР: 22 лучших игрока класса “Б” и 22 лучших юниора — везде первым номером на позиции “левый полузащитник”. Той же осенью оказался в Минске: Виталий Косенюк приехал навестить сестру и взял у Васи заявление. Произошло это аккурат в день рождения последнего — 30 ноября. Дата вдвойне знаменательная: через два года в день своего двадцатилетия Василий женится. Встретил свою Реню на залитом майским солнцем Ленинском проспекте: увидел у газетного киоска близ главпочтамта и обомлел.

Девушка рано потеряла мать. Нелепая смерть: ехала в кузове грузовика, стало холодно; постучала по кабине, пересела к водителю и буквально через минуту на вираже выпала в открывшуюся дверцу под задние колеса. Отец с двумя дочками на руках женился второй раз, новая супруга родила ему мальчика и вскоре умерла. Вдобавок к напастям кормилец семьи лишился на работе обеих кистей. Детей определили в интернат, которых по стране было много. То, какой Реня выросла, — индульгенция всем послевоенным интернатам. И потеря жены после трех десятков совместных лет как ничто надломит Курилова в его богатой перипетиями жизни.

В 1966-м Василий завоевал звание чемпиона Европы среди юношей, играя в составе советской сборной в компании многих будущих знаменитостей (Михаил Гершкович, Юрий Дегтярев, Александр Аверьянов, Гиви Нодия…). 18-летний Курилов стал самым молодым в белорусском футболе мастером спорта СССР. Мастерские значки (и 91 рубль премии) выдали в Москве сразу по прилете из Югославии. Наставник юношеской сборной Лядин написал письмо на имя старшего тренера минского “Динамо” Севидова с благодарностью за подготовку игрока и просьбой дать небольшой отдых. Васю отпустили на пару деньков домой. Перед календарным матчем брестского “Спартака” ему под овацию болельщиков вручили цветы и кубок. Чествовали потом и в Минске — на игре с кутаисским “Торпедо” подарили часы и фотоаппарат “ФЭД”.

Дебют Василия Курилова в основном составе минчан 13 июня 1966 года против донецкого “Шахтера” запечатлен на публикуемом снимке. А еще через тур новичок забил вратарю СКА (Одесса) Борису Разинскому свой первый гол — в той встрече решающий.

Минул месяц, как на Курилова пришел новый вызов в Москву: предстоял международный клубный турнир в Сан-Ремо, куда под флагом “Буревестника” решили послать юношескую сборную страны. Сан Саныч Севидов ревностно относился к отлучкам. Сказал: не едь, буду готовить против Воронина (приближался выездной матч с автозаводцами). Надо знать, кем был для страны торпедовский красавец Валерий Воронин, получивший признание футбольной Европы. У мальчишки разрывалось сердце. Пошел советоваться к опытному Погальникову, тот ему: против Воронина еще десять раз сыграешь. И Курилов поехал в Италию, откуда, помимо чемпионской медали, привез приз лучшему полузащитнику. А Севидов перестал ставить в состав.

Из тренерского интервью газете “Советский спорт” 5 июля 1966 года: “Приятно удивили двое — Курилов и Каберский. Это новые имена для большого футбола. Первый, 18-летний полузащитник, умеет хорошо подыграть, владеет мягким длинным пасом, понимает игру. Но у него пока явно мало опыта и много недостатков, в частности — плохой отбор мяча…” Курилов вправду больше подходил нападающим — Малофееву, Мустыгину, Адамову нужен был пас, который юноша выдавал своей удивительной левой, зато защитники были настроены против: им виделся полезным кто-нибудь понадежнее. Партнеры Курилова по юношеской сборной играли в клубах за основной состав, и Вася, надувшись, пошел к Севидову: “Если не подхожу, так я в Москве попробую…”

Назавтра в восемь утра на динамовскую дачу в Стайки (готовились к матчу с московским “Динамо”) прямо к ступенькам подъехала зеленая “Победа”, и офицер с кобурой, спросив, кто Курилов, велел следовать за ним. Доставили в часть внутренних войск к курировавшему команду генералу, который объявил: “Надо послужить”. “Рано же, товарищ генерал!” — правда, сентябрь на дворе, полтора месяца до призыва (а в уме: уеду в Москву, там вы меня не достанете), однако в ответ: “Спецнабор, Вася, спецнабор…” В тот же день единственный раз надел военную форму, принял с автоматом присягу и вечером еще успел сыграть очередной матч за минский дубль.

Курилов неплохо вкатился в сезон-67, в котором минчане остановились в шаге от бронзы, уже прочно попадал в состав, как 15 мая в Луганске, проталкивая мяч в сетку под вратарем, сломался — полетело правое колено. Следующим в календаре значился поединок с московским “Торпедо”. Против Воронина Василий так никогда и не сыграл.

Сезон для него фактически закончился: вышел на две-три замены под занавес чемпионата. Вера тренеров поугасла, и зимой прозвенел тревожный звоночек: в среднюю линию привезли молодого распасовщика из Куйбышева Сахарова и опытного ростовчанина Кучинскаса. Не в пользу Курилова сыграла и история с женой Адамова, с которой завел отношения молодой вратарь. Того по окончании сезона из команды убрали, а на Курилова стали смотреть с подозрением: тоже из Бреста…

Было видно, что в этом “Динамо” у Курилова шансов мало.

Из статьи Мозера в еженедельнике “Футбол-Хоккей” 2 июня 1968 года: “В 1966 году на турнире УЕФА в юношеской сборной СССР хорошо зарекомендовал себя в линии полузащиты минчанин Курилов. После возвращения… учитывая его умение быстро оценивать игровую ситуацию, выбрать правильное решение, неожиданно перевести игру с одного фланга на другой, тренеры предоставили ему возможность играть в основном составе. Обстановка для Курилова сложилась отличная. Весь коллектив стремился помочь ему быстрее освоить принципы игры, которые присущи команде, и это позволило ему быстро найти общий язык с партнерами, хорошо провести несколько матчей. Но стоило тренеру и прессе отметить положительные его качества, как он на глазах стал меняться. Стал болезненно реагировать на замечания тренера и своих товарищей. Игра его начала тускнеть. Ему предложили выступать в дубле, он стал отказываться, считая это ниже своего достоинства. Прошло уже два года, а мы что-то Курилова в основном составе не видим. Надеюсь, что он еще поймет свою ошибку…”

Не все в этих обобщениях справедливо. Во всяком случае, открыто отказаться играть за дубль он, солдат-срочник внутренних войск, не мог, иначе надел бы сапоги и отправился сторожить тюрьму. Но после демобилизации держать в команде насильно Курилова не могли, он в свою очередь устал ждать и в июне 1969-го положил заявление. Строптивость стоила института (как у всех футболистов, у него висели какие-то задолженности) и записи в трудовой книжке: “Уволен за прогул без уважительной причины”. А еще через год в “Динамо” сменился тренерский штаб, последовало большое омоложение. По новому раскладу Курилов мог рассчитывать на роль основного плеймейкера, но было поздно: по протекции Александра Прохорова он осел в запорожском “Металлурге”…

Нашли ошибку? Выделите нужную часть текста и нажмите сочетание клавиш CTRL+Enter
Поделиться:

Комментарии

0
Неавторизованные пользователи не могут оставлять комментарии.
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь
Сортировать по:
!?