Андрей Леончик. Важно самому не быть идиотом

В начале января Леону стукнуло 38 лет, и долгожитель высшей лиги решил завершить карьеру. Но ставший родным Солигорск не покинул, получив предложение занять должность заместителя директора клуба. Короче говоря, обойтись без “дембельского” аккорда в виде интервью с интересным собеседником было невозможно.

— Волнительно ступать на новую стезю?
— Если честно, в полной мере еще не ощущаю себя заместителем Вергейчика. Но уже немного поговорили с Юрием Васильевичем о направлениях моей работы. Пока все в теории. А чем могу быть полезен клубу на практике, покажет только дело.

— Когда понял, что пора вешать бутсы на гвоздь?
— В прошлом году, после окончания нашего выступления в Лиге Европы. Оно немножко встряхнуло, а чемпионат Беларуси в последнее время мне стал не очень интересен. Продолжать все по инерции, когда нет особого желания и глаза уже не горят? Это несерьезно.

— Как команда и просто знакомые восприняли твою должность?
— Наверное, прежде столько народа не поздравляло — даже когда чемпионами становились и Кубок Беларуси выигрывали! В ответ шучу: а мне к этому относиться как к повышению или понижению? Все-таки решение прекратить игровую карьеру каждому дается непросто…

— В Солигорске ты с сезона-2001. Судьба?
— Пожалуй, да. После 2000 года в минском “Динамо” с Ромой Трепачкиным поехали в Египет. В тур входило путешествие на гору Моисея. По преданиям считается: кто встретит на ней рассвет, тому прощаются грехи и он начинает жизнь заново. И получилось, что потом мы перешли в “Шахтер”. Может, так было предначертано? Вообще с этими местами многое связано — мой отец родом из деревни Зажевичи. А у жены он из-под Слуцка, мама из Солигорска…

— Не каждый сразу вспомнит, что ты начинал в “Динамо”, где взял бронзу. Все как вчера?
— Ой, уже так далеко… Жизнь была совсем другая, да и футбол тоже — рассчитывать на серьезный заработок не приходилось. Играл ради удовольствия, учился в институте, глобальных планов не строил. Сейчас молодежь хочет уехать в европейские клубы, а тогда наш футбол только пытался становиться на ноги. Это позже стали думать, как в него вкладывать деньги, развивать… Я вообще не планировал покидать “Динамо”. Но так сложилось, что пришлось все менять — причем очень быстро. Все бросил и уехал.

— Небось в первые дни думал: куда я попал? В “Шахтере” не было фактически никакой клубной инфраструктуры…
— Динамовская база тоже не была суперсовременной, но тренировочные поля — лучшие в стране. После “Динамо” привыкание к солигорским реалиям давалось тяжеловато. За первые полгода заработал гастрит, хотя простые работники “Беларуськалия” катили на нас бочки: футболистов кормили в столовой за счет предприятия и вроде как давали горы! А они такого позволить себе не могли — и смотрели на нас недобрым взглядом. Хотя качество питания оставляло желать лучшего. Это сейчас у клуба своя кухня, поля, база! Еще бы новый стадион…

— Какая команда на твоей памяти в “Шахтере” была самой веселой?
— Такие собирались как минимум через год. В чемпионском составе здорово могли похохмить Клименко и Борель. Помню, в Турции на сборах сидели и спорили: кто хочет заработать сто долларов, брейтесь наголо. Из всех только Клим с Борелем и согласились. На следующий день вышли на занятие, Вергейчик глянул — и говорит: “Ясно, поспорили…” Кстати, в начале сезона-2005 они с Борелем завелись на тренировке, и Витя сказал: “Васильич, да не переживайте! Все нормально, станем мы чемпионами! Что вы нервы себе портите?” А потом купил “чемпионскую” сигару, носил ее с собой и всех подначивал: вот возьмем золото и сразу же в раздевалке раскурим! И все это — с традиционным Витиным юмором.

— Тебя он часто подкалывал?
— Пытался, и не раз. Но я не такой доверчивый, чтобы клевать на розыгрыши. А больше всего надо мной издевались, когда впервые попал в Болгарию на отбор чемпионата Европы — то ли в “молодежке”, то ли за юношей. Ребята знали, что местные жители кивают головой на “да” и “нет” не как мы, а совсем наоборот. Но мне не сказали. Потом хохотали с того, как я торговался. Спрашиваю: почем? Мне: семь сотен, пять десятен. Уточняю: семьсот пятьдесят? Болгарин машет головой: нет! А на самом деле это означает да! Говорю: так сколько? В ответ: семь сотен, пять десятен. Даю бумажку и ручку — напиши. Он пишет цифру 750… Стоишь и думаешь: я что, дурак?

— Таких, как ты, скептики называют футболистами для внутреннего пользования. Не задевает?
— Я домашний человек, не люблю резкие перемены. И для того, чтобы уехать, должно было поступить суперпредложение, которое случается раз в жизни. А отправляться за сомнительными перспективами? Тем паче на моих глазах хватало случаев, когда люди подавались за длинным рублем или иными выгодами, а в итоге оставались ни с чем — и их судьба шла наперекосяк. Ничуть не жалею, что столько лет провел в Солигорске. А единственный клуб в Беларуси, куда мне можно было стремиться попасть, — БАТЭ. Но туда не приглашали, поэтому лучше “Шахтера” ничего не находилось. Да и не надо.

— Вергейчик говорил про тебя: Леончик — это лучший отбор, подбор и объем работы в центральной зоне. Но нет средней и длинной передач. Иначе давно бы уехал…
— Соглашусь — я же самокритичный! Наверное, просто такой стиль прививали с детства. Еще первый тренер Юрий Иванович Погальников, который сам был спартаковцем, всегда говорил: короткий пасик, “спартачок”… А потом переучиться довольно сложно. Опять же каждый использует сильные качества игрока, поэтому и ставили опорником.

— Юрий Васильевич был импульсивным тренером?
— Да. Но быстро успокаивался. А если резко взрывался, мог чуть ли не тренировку бросить и сказать: “Да пошли вы… Делайте, что хотите!” Помню, на сборах в Турции сразу за нашим тренировочным полем отара паслась. И когда Васильичу что-то не нравилось, он показывал рукой на баранов: “Вот ваш уровень футбольного интеллекта и мастерства!” Мы ему на память презент сделали и торжественно вручили. Коллаж такой: овцы с лицами футболистов, а пасут их чабаны — с лицами наших тренеров. Смеялись все вместе!

— По-моему, он еще называл вас “командой глухонемых” — мало разговаривали в игре…
— Многие тренеры считают, что подсказок на поле нашим командам часто не хватает. Возможно, и так. Но это тоже закладывается с детства и юношества. Привыкли слушать тренера, который стоит на бровке: “Вася, ты левее! Коля, ты правее!” А потом переделать себя сложно. В любом случае не все в команде “глухонемые” — так не бывает. Хотя в какой-то мере и уровень коммуникации надо развивать через тренировки.

— В “Шахтере” тебе довелось поработать и под началом Малофеева. Какие впечатления?
— Двоякие. Честно говоря, до конца не уяснил, на что тогда был способен Эдуард Васильевич. Понял только, что он любит поработать и пытается этим заразить всех. Но далеко не каждый готов откликнуться на лозунг “Работать, работать и работать!” Сейчас немножко другие времена. Да и в футболе не только этим определяется, на что способна команда. А по словам Малофеева, кто больше работает, тот и будет лучше играть. Если бы все измерялось только этим, команда сама работала бы днем и ночью! Но не все так просто. Нагрузки были как никогда высоки, но в принципе мы их выдерживали. Однако когда начался сезон, Эдуард Васильевич очень рано решил уйти. И понять, что произошло бы дальше, довольно сложно.

— Журавель и Боровский…
— Они отличаются практически во всем. Если в целом, то Журавель более демократичен. А Боровский не совсем уж диктатор, но старается всю эту демократию приглушать. С другой стороны, прекрасно понимаю: люди должны правильно к ней относиться и не делать вещи, выходящие за определенные рамки. Я знал, что можно и нельзя, но ведь не каждый мыслит так же. Дескать, если все дозволено — в прямом смысле делай что хочешь. Это плохо. Ведь и тренер страдает: вроде многое разрешает, не держит в ежовых рукавицах, а потом всплывают какие-то негативные моменты.

— Воспроизведешь самую оригинальную установку, услышанную в Солигорске?
— Ох, сложный вопрос…

— Малофеев?
— Может, по сравнению с другими тренерами у Эдуарда Васильевича они и оригинальные. А для него самого — нет. Да, со стихами и проповедями. Но когда с ним постоянно работаешь, то все в принципе стандартно. Тем более у нас такие установки происходили каждый день. Собирались перед тренировкой, и Малофеев давал наставления о жизни и прочем. Вот перед играми для нас все уже и было привычно. А такого, как рассказывали об одном зарубежном тренере — вроде о Луи ван Гале, точно не видел.

— Что за история?
— Ну, когда он снимал штаны, показывал свой “прибор” — и говорил команде: это потому, что я мужик, а вы играете, как бабы! А вообще всякое бывало. И разные предметы летали по раздевалке… Сидели рядом с Трепачкиным, а Вергейчик в перерыве кидал в нас макетом: “Нате! Сами разбирайтесь, как вам надо играть!” Понятное дело, когда у команды что-то не получается, тренер тоже на эмоциях…

— Сравнишь себя в ранние игровые годы с нынешней молодежью?
— Отличий больше. И время другое. Исходя из того, как сейчас развивается футбол, молодежь совсем иначе к нему относится — можно сказать, профессиональнее. С другой стороны, это во многом ее развращает.

— Каким образом?
— Всем в первую очередь деньги давай. Человек еще практически ничего не добился, а уже весь такой перспективный — и начинает условия выдвигать. Кого ни коснись — чуть ли не кругом агенты, все схвачено… Наверное, как и во всем мире, футбол превращается в бизнес. Раньше было намного проще: можешь — играешь, нет — заканчиваешь. Многие уходили даже потому, что были не в состоянии прокормить семью, хоть и в футболе вроде имели перспективу. В столичном “Динамо-Юни” мы зарабатывали по 50 долларов, а люди занимались евроремонтами — и у них выходило по 300-400 долларов.

— У тебя не было агента?
— Никогда. Считаю, внутри Беларуси они не нужны. Это если переходишь в европейские чемпионаты, где другие языки и законы, тяжело без поддержки такого человека. Но важно самому не быть идиотом, иначе никакие агенты не помогут.

— Сейчас у нас везде, кроме большой тройки, значительно снижают условия…
— Думаю, для тех же молодых это шанс. А кто им воспользуется, другой вопрос.

— Наши клубы должны зарабатывать. Как?
— Проблема в том, что у нас многое красиво на словах и бумаге, а не на деле. Какие у белорусских клубов практические возможности заработать? Это реально сделать только на продажах игроков и участии в еврокубках. В Лиге чемпионов очень хорошие деньги, в Лиге Европы — значительно меньшие, но и то хлеб. А развивать бизнес-проекты сложно. Вот построили с партнером небольшой заводик по производству упаковки. Все, что связано с пленкой — целлофановые, мусорные, фасовочные пакеты. Но сейчас у нас кризис: ждем лучших времен… Так теперь и в футболе. Однако я настроен на позитив. Тем паче это одно из возможных направлений моей деятельности в клубе — все-таки имею экономическое образование.

— Для солигорских болельщиков футболист Леончик твердо будет ассоциироваться с седьмым номером. Он значил для тебя нечто особое?
— Это сейчас они закреплены за определенным игроком. А раньше те, кто попадал в стартовый состав, получали форму с номерами с первого по одиннадцатый — без фамилий на майках. Разобрали — пошли на поле. Хотя как-то для себя вычислял формулы счастливого числа — получились двойка и семерка. Второй кто-то взял — уж не Трепачкин ли? А я с седьмым остался.

— Чем занят автор победного гола “Гомелю” в финале Кубка-2004?
— Работает на фирме у моего одноклассника.

— Может, он и был твоим лучшим партнером за карьеру?
— Ох, никого выделять не стану. Со мной играло очень много хороших футболистов и людей.

— А друг Юревич?
— Так это же друг, а ты спрашиваешь про партнера! Тем более у нас разные амплуа. Порой я даже правым защитником играл, а он левым. А в связке в центре сходились лишь иногда.

— Как глянешь на вас со стороны — ну два удава, у которых есть мысль, и они ее думают…
— Жена говорит, что когда встречаюсь с Юревичем в нефутбольной обстановке, то нам рты закрыть нельзя — постоянно спорим! Но поодиночке больше молчим. Хотя Саню, если очень постараться, легче вывести из себя. Я, наверное, еще уравновешеннее.

— По имени-отчеству в Солигорске тебя уже называют?
— Практически все, особенно когда звонят. Непривычно: за месяц из Лени превратился в Андрея Ивановича.

— Не поверю, что в “Шахтере” обошлось без историй, связанных с твоим прозвищем.
— Их хватало. Помню, звонит (уже, к сожалению, покойный) Толя Будаев. А я на первых порах жил в Солигорске у бабушки жены. Мобильных телефонов еще нет и близко, бабуля поднимает домашний. Будаев: позовите Леню к телефону. Ему в ответ: здесь такие не живут. Толя набирает Трепачкина: что ты мне за телефон дал? Нет там никакого Лени! Ну, Ромка и покатился: его же Андреем зовут! У нас и некоторые тренеры работали, которые тоже об этом не знали — Анатолий Иваныч Усенко постоянно называл Леонидом. Да и Эдуард Васильевич однажды так на замену вызывал. А в принципе не против, если ко мне просто будут обращаться как к Андрею — в Европе вон отчества вообще не в ходу…