Три Сереги. Мурашки по столу

К. Сергей Юрьевич не даст соврать. После того как наша сборная провалилась в Дохе, я написал ему в скайп в духе желтой журналистики: “Чемпионат мира для медиа теперь спасет только хороший скандал”. Скандал себя ждать не заставил — гандболистов повозили лицами по “круглому столу”. Интернет вспыхнул пламенем. Гандбольная тема получила второе дыхание. И, похоже, эта история уже не про желтую журналистику. Правда?

Н. Определение “желтизны” в приложении к прессе всегда понимал как некий комплимент. Желтая — это как минимум бойкая, бодро реагирующая на события поодаль. В нашем катарском случае не взбодриться не было ни малейшего шанса. Во время “круглого стола”, учиненного Владимиром Коноплевым, интереснее всего было наблюдать именно за коллегами. Мне как бывалому участнику стилистически и содержательно схожих гандбольных посиделок происходившее было не в новинку. А вот молодежь, в том числе и прессболовская, смотрела на все, сделав “глаза вширь”.

М. От того, что происходило в первой половине тяжелого разговора, был в шоке. Точнее — просто офигевал. Ощущение — будто вернулся в школу, на урок, который никто из класса не выучил. Для начала учитель Коноплев поименно проверил, все ли присутствуют. Потом пробежался по “журналу” и стал вызывать к доске. Вызванный поднимался нехотя и отвечал так же. Его заставляли. И говорить что-то приходилось, иначе влепили бы двойку. Вот это, мне кажется, и подпилило ножки “круглому столу”. Повело общение в неверное русло. Вызвало отторжение. Какой-то конструктив начался только во второй части заседания.

Н. Должен заметить, шоковое состояние не помешало тебе, Сережа, на пару с Артемом Фандо хладнокровно и обстоятельно — почти стенограммно — первыми в интернет- версии довести до публики суть и ход событий. Давай спросим Михалыча: ну и как все это читалось в Минске?

К. Ох, не спрашивайте… Читать было, конечно, увлекательно, но и очень-очень неловко. Скажу метафорой: на моих глазах (и на глазах всего микрорайона) отец добропорядочного семейства порол своих детей. Гандбол ведь позиционирует себя как семья, верно? Методы воспитания бывают разные — в том числе и такие. Я не сторонник дрына в педагогике, но готов признать: иногда ремень может научить разумному, доброму, вечному. Но к чему в таком деле публичность? Разборки меж своими должны проходить за закрытыми дверями. Вот, скажите, зачем Коноплев позвал журналистов? На кой ляд это “приглашение на казнь”? Никогда этого не пойму.

М. Лишними на этой публичной порке были не только репортеры. Мне кажется, совершенно необоснованным было участие в ней наших детских тренеров и специалистов из глубинки. Особенно с учетом того, что Коноплев поднимал их и требовал говорить в критическом тоне. Они и критиковали — нехотя, робко, неуместно сбиваясь на расшаркивания и комплименты. И самое интересное, что говорили-то эти люди местами с толком. Но здесь важнее не что, а кто. Если бы это все сказал, к примеру, Спартак Петрович Миронович, реакция игроков была бы совсем другой. Они прислушались бы и намотали на ус. А так они стали в позу, и я их понимаю. Не дело, когда здоровенного детину-сына учит жизни не отец, а незнакомые пятиюродные дядьки.

К. Кстати, у меня справочный вопрос — не дает покоя. А Миронович на этом “столе” станцевал? Или со значением промолчал? В стенограмме от его имени ничего нет.

Н. Уточнение — в корень! Показательно, что Спартак Петрович как раз и молчал. Впрочем, его и не поднимали с места как школьника. Подняли бы — что-то сказал бы, наверное. А так случился показательный момент. В разгар дискуссии Юрий Шевцов (мы сидели рядом) подтолкнул меня локтем: “Обрати внимание, кто из тренеров ничего не сказал…” Выступил Петрович едва ли не последним, когда председатель дал по три итожащих предложения каждому из “президиума”. Высказался мудро: “Держу за правило никогда после матча не делать быстрых выводов. Они часто элементарно ошибочны. Не скажу, что показали лучшую игру. Но каждому спортсмену всегда хочется прыгнуть выше потолка…” И все.

К. Не буду лукавить: я не очень глубоко “сижу” в гандбольной теме. Но этого хватает, чтобы знать: Коноплев во главе БФГ работает крайне эффективно. Пришел на развалины — и поднял вид на хорошую высоту. Это отмечают в интервью тренеры и игроки, по самого “предателя” Горбока. Три сборные (включая юниоров и юношей) играли в прошлом году в топ-турнирах — это ли не свидетельство отстроенной системы? В единой струе — лучшие кадры, возвращен на родину Рутенко. И теперь, после этого нашумевшего “застолья”, о революционных действиях штаба федерации тоже как будто ничего не сообщается. Шевцову никто не указывает на дверь. Охаянный Камышик как играл, так и играет. Вот скажите — вам виднее — может, это был просто нервный срыв председателя? Он закипел, созвал форум, обругал всех в духе комсомольских собраний и… все. Одно дело ломать дрова на словах — со всеми бывает, другое — в действиях. Я вот надеюсь, что радикальных мер после ЧМ в нашем гандболе не произойдет. Надежда оправданна?

Н. Более чем. Для меня в стилистике этого “круглого стола” вообще ничего необычного. Я об этом сразу во вторничных заметках написал. Этот формат “хуралов” в давних традициях Коноплева. И он мне, признаться, до сих пор очень импонировал. КВН (так любовно за глаза называет Владимира Николаевича гандбольный люд) и в Дохе все замыслил по форме верно. Мы семья. Соберемся, потолкуем. Журналисты послушают, и не придется каждому давать по интервью. Так бывало на исполкомах много раз. И всех трогало до сантиментов, нравилось. Но здесь, да, вышел перебор. Для меня причина на поверхности. Рядом не было Семенени! Ивана Георгиевича, идеолога всей нашей гандбольной задушевности, оставили в Минске на хозяйстве. Без него на ровном месте сорвало резьбу. По мне, все надо было делать и говорить принципиально иначе. Начать так: парни, мы все равно вас любим и не променяем ни на кого. Потом — ближе к делу: вот вы ошиблись, но с кем не бывает. А вот скажите, чтобы все мы тоже поняли: ошиблись в чем? Может, и мы что-то сделали не так? Нам ведь из этого омута все равно вместе выплывать. И напоследок: мы выплывем — кто бы сомневался! И наш журналистский пул помокрел бы глазом прямо за столом. И уже к вечеру эту команду пуще прежнего возлюбила бы страна. Мне жутко обидно, что информировать ее довелось о другом…
Но после всего, что произошло, важно помнить и знать: все эти девять лет Коноплев умел не только по-чапаевски махать шашкой, но и по-фурмановски слушать. Ему в отличие от припоминавшихся многими “селекторных совещаний” никто в нашем гандболе не побоится возразить. Ему свойственно ценнейшее качество самоиронии. И я, кажется, уже знаю, с чего он начнет следующий сход…

М. А я не стал бы так уверенно говорить, что разбор полетов в нашем гандболе обойдется без оргвыводов и полетевших голов. В недавнем интервью Юрия Шевцова вам, Сергей Юрьич, отчетливо звучали нотки неопределенности. Да что там, сам Коноплев во время “круглого стола” рассказ о многих далеко идущих планах предварял осторожным “Если я останусь на посту председателя”. Хотя мне очень хотелось бы, чтобы связка Коноплев — Шевцов потерла набитую шишку и продолжила соображать в две головы. В большинстве наших игровых федераций все в порядке с красивым словом — нет дела. В гандболе, как неожиданно выяснилось, со словом проблемы — зато дело есть. Этот вариант, несмотря на очевидные недостатки, в любом случае лучше.

К. Стоп, а не слишком ли мы “входим в положение”? Известно же, что слово бывает острее пули. Природу эмоций Коноплева вроде определили — и что? Куда девать ту неловкость, если не сказать стыд, при прочтении стенограммы? У меня ладони вспотели, когда дошел до места, где матерого Ивана Бровко попрекают молчанием во время гимна, а звезда мирового гандбола Сергей Рутенко заверяет “общественность”, что мурашки таки бегут по его коже при звуках музыки Соколовского. Все-таки бегут! Слава богу, а то мы уже подумали страшное… Мы ругаем тренеров, когда они съезжают с катушек после поражений. Так и топ-менеджеры должны не терять ноты в самых сложных ситуациях. Или делать это хотя бы вдалеке от глаз и камер журналистов. Вот возьмем для примера Капского. Любой репортер знает, какой он в гневе — вулкан. Я почти уверен, что на собраниях БАТЭ после тяжелых поражений он лупцует своих бойцов, как Ленин буржуазию. Но, во-первых, прессу на эти заседания не зовут, а во-вторых, в диктофоны Капский никогда слова плохого про игроков не скажет. Наоборот: он за них горой даже после 0:7. При том что темперамент у человека атомный.

Н. Знаете, у меня при публичных обращениях Анатолия Анатольевича, пусть даже не к игрокам, а к другим персонажам из футбольного цеха, порой потеют не только ладони. Капский первый расхохочется, если мы начнем ставить его в пример поведения на публике Коноплеву. На самом деле подмечаю в них в этом плане больше общего, нежели разного. Дерзну даже предположить, что подспудно за пример для подражания они берут один небезызвестный в обществе прототип. Хотя главное общее между этими двумя, коли мы на их сопоставление вырулили, — неравнодушие к делу и горячие души. И люди они не злые. За это при наличии результатов многое должно прощаться. Мне после этой Дохи наблюдать по-журналистски за трансформациями менеджерского образа Коноплева стало только интереснее.

К. Так я потому и привел пример Капского, что они с Коноплевым похожи. Это в принципе очень характерный типаж управленцев — свойственный аутентичной нашей действительности. Да, они вышли из одной шинели — советского покроя. Как и большинство руководителей наших благословенных широт. Пошуметь-поскандалить у нас многие любят и умеют. Не у всех получается давать результат.

М. Остается констатировать, что наши спортивные менеджеры, даже получая приставку “топ”, остаются людьми глубоко советскими — в лучших и худших проявлениях. И у нас нет вариантов, кроме как принять это как данность.