"Australian Open". Своими глазами. Понаехавшие.com.au

Они поставлены обыскивать журналистов на входе в “Мельбурн-парк”. Но в итоге смотрят фактически лишь рюкзак. Никаких более подробных боди-чеков. Австралиец пропускает вообще без вопросов. Видимо, он просит расстегнуть сумку только ради того, чтобы камеры засняли хоть какую-то его работу и чтобы не получить внушение от человека, сканирующего бэйдж, видимо, главного на объекте.
Когда дежурит австралиец, я могу пронести в “Мельбурн-парк” все, что хочу. Ему очень повезло, что я не террорист. “Ваххабит” куда дотошнее. Достает, спрашивает, просит открыть. Конечно, до просьб включить компьютер и открыть что-нибудь на телефоне по примеру отечественных органов правопорядка не доходит. Но по сравнению с австралийцем он просто самый придирчивый секьюрити штата. Хотя постоянно зевает: “Эх, спать хочу, ты себе не представляешь как!” “Как раз я представляю. В Беларуси сейчас четыре часа ночи!” — я иду дальше, а он остается на страже безопасности и правопорядка.
Я каждое утро думаю: откуда такая разница в стиле работы? Это особенности характеров или просто знающий что такое терракт мусульманин гораздо реальнее представляет: случиться может все что угодно.
Зрителей обыскивают еще тщательнее. После них обязательно остаются запрещенные к проносу штуки вроде стеклянных бутылок. Но гораздо больше — книжек, курток и прочих забытых вещей. Их к обеду скапливается невероятное множество, которое рассасывается естественным образом ближе к вечеру.
Обыскивают в основном лица ближневосточной национальности. Есть шикарный мужик в чалме, который заведует сворачиванием пунктов досмотра ночью. Поскольку ухожу я каждый день глубоко за полночь, мы на регулярной основе желаем друг другу спокойной ночи.
Австралия всегда была государством, готовым удариться в шовинизм, расизм и нетерпимость при любом удобном случае. При этом, как никакая другая страна в последние двести пятьдесят лет, она зависела от потока иммигрантов.
Это удивительное сочетание. С одной стороны, это изначально государство, созданное понаехавшими. С другой — мало в какую страну теперь настолько сложно въехать хоть на постоянное, хоть на временное жительство. Знающие люди рассказали, что, не будь у меня аккредитации на “Australian Open”, никакой простой туристической визы мне не светило бы: одиноким молодым холостякам, которых ничего умозрительно не держит на родине, в 90 процентах случаев из московского посольства приходит отказ. Потому как среди таких немало невозвращенцев.
Музей иммиграции на Флиндерс-стрит — это на треть коллекция счастливых лубочных историй о том, как приезжие перековались и успешно влились в австралийское общество. На треть — дичайших документальных случаев высылки людей с континента. Еще на треть — летопись сознательно распахнутых в страну ворот и их схлопывание в зависимости от экономической и политической обстановки.
Нужны были люди — и новоприбывшим с Британских островов обещали счастливую жизнь и золотые горы. При этом, как только горы появлялись где-то на горизонте, жить становилось лучше и веселее, немедленно включалась обратная тяга. Запрет на въезд азиатов то врубали на полную мощь, то приподнимали, начиная с XIX века.
В начале XX века, когда слово расизм постепенно стало ругательным, Зеленый континент не собирался отказываться от политики “Белой Австралии”. В итоге в 1901-м был введен тест для всех иммигрантов. Тест простой — в виде диктанта на… любом из европейских языков. Нужно было правильно написать порядка 50 слов. Пытка диктантом использовалась, когда возникала необходимость отсеять приезжего не того цвета кожи с неправильным разрезом глаз. Известны случаи, когда азиаты с отличным английским образованием и знанием нескольких европейских языков отправлялись назад, провалив тест. Чтобы справиться с ними, в порту отыскивали шотландца или валлийца, который рад был продиктовать пятьдесят слов на любимом кельтском…
Было время, когда пускали только британцев. Было — когда всех европейцев. Было — когда для малооплачиваемой работы открывали заглушку для соседей по Юго-Восточной Азии.
В музее есть совершенно душераздирающее упражнение. Вы как будто проводите интервью с человеком в 1920 году. На экране — китаянка, которой уже пять раз продлевали годичный вид на жительство. Муж — успешный мельбурнский бизнесмен-китаец, здесь и родившийся. Поженились они по сватовству родителей, как это часто в то время бывало. Здесь у них родились двое детей. То есть деньги есть, она домохозяйка, которая за пять лет толком так и не выучила английский. Никакой опасности для австралийского общества она не представляет. Вы заполняете анкету и выносите вердикт — можно ей остаться еще на год или нет.
Ну, кто ж ее выгонит? Конечно, вы говорите: оставить. А потом, внимание, правильный ответ. На самом деле эту девушку выслали тогда, в 1920-м. Навсегда. И актриса играет ее блестяще, она мечется, лепечет на китайском, говорит про детей, плачет “No China!” И ей отвечают спокойным голосом: если хотите, детей можете забрать с собой в Китай…
Или еще одна документальная история — на этот раз спортивная: известный американский темнокожий боксер Клэренс Ривз, известный на ринге по прозвищу Алабама Кид, был выслан из Австралии по той же схеме. Его здешняя жена с детьми на руках не знала, что ей делать.
С бесстрастием третьей стороны рассказывается об афганских беженцах с корабля “Тампа”, долго стоявшего в австралийском порту. На континент их в итоге тогда так и не пустили. Часть приняла сердобольная Новая Зеландия, часть отправилась в лагерь на острове Науру. И лишь годы спустя некоторые все-таки добились убежища.
Курс на “Белую Австралию” официально свернули в 1966-м. Однако и теперь иммиграционные потоки продолжают тщательно фильтровать. Люди все-таки нужны, и в международном аэропорту Мельбурна самые важные указатели уже даются с переводом на китайский. А улицы здешнего Сити выглядят действительно очень мультинационально. Правда, во многом за счет студентов, у которых хлипкая учебная виза, по завершении которой ее обладателя можно отправить подальше.
Но лучших Австралия все-таки оставляет себе. И в этом естественном отборе — вся суть рациональности потомков британских каторжников.
Давайте ради интереса взглянем на австралийскую заявку этого “Australian Open”. Там присутствуют такие фамилии, как Адамчак, Цветицанин, Докич, Гайдошова, Гаврилова, Жунаид, Байцзин Линь, Мендес, Матошевич, Киргиос, Коккинакис, Роговска, целых две Родионовы (Арина и Анастасия), Тжандрамулиа (эта барышня родилась в Джакарте), Томич, Томлянович… Причем именно Киргиос, Томич и Коккинакис реально вдохнули смысл в домашний турнир “Большого шлема” для тысяч болельщиков.
Киргиос говорит на самом австралийском из всех английских, родился в Канберре и похож на обычного местного парубка с хип-хоп уклоном. Но чтобы он стал возможен, нужно было впустить в Австралию его мать-малазийку и греческих пращуров отца.
Чтобы в прекрасной Аделаиде появился на свет надежда всего австралийского тенниса Танаси Коккинакис, требовалось сначала дать вид на жительство его родителям. Бернард Томич вообще родился в Штутгарте в семье хорвата и боснийки, но все свои 2,5 миллиона карьерных долларов выиграл под австралийским флагом.
Концепт “Австралия для австралийцев” посрамлен самым удачным для страны образом. Хотя необходимость в иммигрантах видна и так: они стоят за прилавками магазинов. Есть сеть “7 eleven”, так там вообще, такое ощущение, исключительно азиаты работают.
Австралийский плавильный котел работает отменно, невзирая на сбои в виде сиднейского захвата заложников в конце прошлого года. Но вообще здесь, несмотря на обилие иммигрантов, весьма тихо. Ходи и не бойся. Даже в час, хоть в два. “Спокойной ночи, сэр!” — “И вам спокойной ночи!”