Чужая звезда. Штефан Кретчмар: наслаждение жизнью

На чемпионат мира в Катар 41-летний Кретчмар приехал в роли эксперта немецкого телеканала “Sport1”. Так что его регулярно можно было встретить в пресс-центре арены “Лусаил”. Мы поговорили с ним под занавес топ-турнира. “Давай только выйдем на улицу, заодно покурю”, — сказал Крече. И, покинув помещение, сразу же затянулся сигаретным дымом.

— Вы ведь курили и будучи игроком?
— О, даже больше, чем сейчас.

— Как к этому относились тренеры?
— Если бы тесты показывали, что сигареты как-то влияют на мои кондиции, им это явно не нравилось бы. А так особых проблем не возникало. Я был хорошим спортсменом, несмотря ни на что.

— Сколько интервью вы дали во время чемпионата мира?
— Ой, наверное, двадцать. Или двадцать пять? Здесь, в Катаре, журналистов больше, чем обычно на подобных турнирах. Им надо чем-то себя занять. Они узнают Кретчмара и охотно берут у меня интервью.

— Не надоедает?
— Ну, мы же хотим сделать гандбол более популярным во всем мире. Поэтому, если кто-то просит об интервью, надо радоваться. Особенно в странах, где медиа обычно вообще не пишут о нашем виде спорта. Это важно — делиться с публикой мнением, мыслями о будущем гандбола. Пусть люди почитают. Так что нет, я не устал от журналистов.

— Вы и сами здесь работаете в сфере медиа?
— Сотрудничаю с одной из немецких телекомпаний. Это хорошая жизнь! Ведь работы не так уж и много. Я эксперт — веду в интернете дневник, регулярно пишу в “фейсбуке” и “твиттере”, даю интервью. Для бывшего гандболиста все это легко. Ты прекрасно знаешь игру, тебе не надо читать о ней какие-то книги. Просто рассказываешь о том, в чем и так варишься всю жизнь.

— А чем в Дохе занимались в свободное время?
— Часто общался с коллегами — немецкими журналистами. Со многими из них видимся раз в год, на таких вот крупных турнирах. Выбирались куда-нибудь, ужинали вместе, могли что-нибудь выпить. Много разговаривали, делились впечатлениями о первенстве, рассказывали, что у кого в жизни произошло за последний год. Нередко ходили и на пляж. Доха — приятное место. Погода хорошая. Обычно ведь чемпионаты мира проходят в более холодных странах, и в январе мы не можем поваляться у воды. В этом плане у нынешнего турнира преимущество. Журналистам в Дохе хорошо.

— Часто были на море?
— Да каждый день! Особенно если не надо было работать. Хотя, честно говоря, по возможности старался и трудиться именно на пляже.

— Не участвовали в гандбольном турнире, который проводился среди аккредитованных в Дохе журналистов?
— Нет, хотя меня приглашали. Но немцы победили там и без моей помощи. Думаю, правильно сделал, что отказался. Все подумали бы: неужели этот парень раньше профессионально играл в гандбол? Просто я сейчас в неважной форме. Лучше не показывать этого.

— Но все-таки иногда выходите на площадку?
— Участвую в благотворительных встречах, выступаю за ветеранов. Обычно играем в деревнях с клубами минорных дивизионов. Хотя если ты был профессионалом, то не сможешь потом играть в гандбол в качестве хобби, где-нибудь в четвертой или пятой лиге. Это просто нереально. Или выкладываешься на сто процентов, или никак.

— Как вам вообще катарский чемпионат?
— Организация, арены, отели — все замечательно. Никогда не видел такого турнира. Правда, немного пугает, как все сложилось: Катар пробился в финал… Весь мир обсуждает: что это вообще такое? Как страна может пригласить в сборную гандболистов со всей планеты? Это нормально или перебор? По-моему — чересчур. Надо задуматься об изменении правил ИГФ, связанных с натурализацией. Ведь формально к катарцам не придраться — они не нарушили никаких регламентов, сделали все по закону. Но это не очень круто, что команда из страны, не имеющей гандбольных традиций, которая не показывала ничего особенного в последние годы, вдруг дошла до финала чемпионата мира. Сейчас много говорят о судействе и так далее… Разве это хорошо для спорта? Так что очень рад, что французы победили в финале. Золото Катара стало бы настоящей проблемой для гандбола.

— А выступление сборной Германии порадовало?
— Да, приятно удивили и результат, и игра. Особенно в предварительном раунде. Показали высокие скорости, отлично взаимодействовали на площадке. В сборной царила отличная атмосфера. Три-четыре года назад такого не было. Смотрю на это уже с позиции журналиста — для нас тоже приятно видеть такую обстановку, когда гандболисты и тренеры расположены к контакту. В последние годы пресса только и делала, что критиковала команду. Но сейчас она дала нам возможность зарядиться позитивом. У нас хороший новый тренер Дагур Сигурдссон, перспективные игроки. Думаю, у сборной Германии светлое будущее.

— С чем вообще связаны проблемы “бундестим” в последние годы? Вроде бы немецкий чемпионат по-прежнему сильнейший в мире. Или в нем слишком много легионеров, мешающих пробиться местным талантам?
— Не думаю, что причина в этом. Хорошие немецкие гандболисты в любом случае выступают в сильных клубах. Просто у нас не было настоящей команды. Не хватало сплоченности. И игроки не справлялись с давлением. Когда они отправлялись на какой-нибудь крупный турнир, думали лишь о том, как не провалиться. А надо ехать на чемпионат с целью побеждать. Публично, для журналистов, ребята говорили правильные слова. Что ставят большие задачи и так далее. Но по их действиям на площадке этого не было видно. К тому же проблемы возникли на двух ключевых позициях — разыгрывающего и левого полусреднего. В Германии нет суперзвезд, способных выполнять эти роли. А в других командах они есть — такие, как Карабатич. Но сейчас появляются молодые ребята — например, Пауль Друкс. Надеюсь, ситуация наладится. А вообще так всегда: иногда вырастает хорошее поколение, которое борется за медали. Например, мое. А потом наступает провал. Верю, что кризис уже позади.

— Дагур Сигурдссон — исландец. Не могли найти на роль тренера своего?
— В принципе могли. Честно говоря, в Германии тоже хватало тех, кто критиковал решение гандбольного союза назначить иностранца. Мол, почему не взяли немца? Но, знаете, Сигурдссон привнес в сборную много хорошего. И теперь, после чемпионата мира, вопросов к нему уже не возникает. Все видят, что Дагур сплотил команду. У него свое видение гандбола и представление, каким должен быть состав. Например, в сборной появился Эрик Шмидт из “Фризенхайма” — я раньше вообще его не знал. Поначалу задавались вопросы: что он и еще некоторые делают в команде? А тренер нашел применение каждому. Возникла “химия”, а это гораздо важнее, чем просто набрать в состав лучших игроков бундеслиги.

— А вы сами, Штефан, не хотели бы стать тренером? Может, даже возглавить сборную?
— Ха, конечно же, нет. И так был профессиональным игроком шестнадцать лет. Такой жизни больше не желаю. Даже отдохнуть летом нормально нельзя — отпуск длится лишь неделю или две. В уик-энд все расслабляются, а ты работаешь. Долгие годы испытывал колоссальное давление и напряжение. От звезды все — болельщики, журналисты — ждут и хотят чего-то особенного… И когда заканчиваешь карьеру, просто хочешь отстраниться от всего. Будучи тренером, это невозможно. Ты опять в деле. К тому же коуч испытывает гораздо больший прессинг, чем игрок. А я люблю жизнь и хочу ею наслаждаться. Нынешняя работа меня устраивает.

— Она связана только с телевидением?
— Еще вхожу в руководство “Лейпцига” — клуба из моего родного города. Пять лет назад он выступал в пятой лиге, а сейчас уже во второй. Надеюсь, летом пробьемся в элиту. Кроме того, участвую в нескольких коммерческих проектах.

— Вы выросли в ГДР и в одном из интервью сказали, что жизнь там была вполне благополучной…
— Просто люди в Восточной Германии вели себя более дружелюбно. И жилось там не то что лучше, но легче, чем сейчас, поскольку все было гарантировано. Можно было не волноваться, что останешься безработным. Все получали примерно одинаковую зарплату и были довольны. В такой ситуации на первый план выступала не работа, а другие ценности: друзья, семья, любимый человек. Не было повода кому-то завидовать. Теперь же люди в Германии очень эгоистичны. Мы живем в больном мире, в котором все вертится вокруг денег. Если у тебя их нет, ты бедняк и не пользуешься никаким уважением. Такого раньше не было. Да, сейчас проще сделать карьеру, чем в ГДР. Ну и что с того? Для меня главное в жизни — общение с друзьями, человеческий контакт. При социализме в этом плане все было гораздо лучше.

— Сейчас разницы между жителями бывших ГДР и ФРГ уже нет?
— Думаю, еще есть. Ментальности отличаются: восточные немцы по-прежнему более дружелюбны. Но уже не в такой степени, как при социализме, до падения “железного занавеса”. Люди изменились, приспособились к новым условиям. Да и другое поколение выросло. Если человек видит, что можно стать успешным благодаря подлости и нечестным приемам, то многие на это идут. Потому что все сконцентрированы на деньгах, и это большая проблема для общества.

— А что вы знаете о Беларуси?
— Я же бывал в Минске. Приезжал к вам на какие-то матчи. Хотя, если честно, когда путешествуешь как спортсмен, ни одна страна не запоминается. Видишь одно и то же: аэропорт, отель, арену. Ну и, может, если ты смелый и крутой парень, то уходишь из гостиницы так, чтобы тренер не видел, и отправляешься на дискотеку или в ночной клуб.

— В Минске, надо полагать, вы так и сделали?
— Естественно! Было круто. Красивые девушки — правда, ни с одной даже не поговорил. Помню, дискотека была прямо возле гостиницы, так что далеко идти не пришлось. Но охранник казался каким-то страшным. Я даже испугался, когда увидел его. И потом скромно сидел в уголке, потягивая пиво.

— Какие ассоциации у вас с белорусским гандболом?
— Никаких особенных. Хотя год или два играл с Юрием Шевцовым в берлинском “Шпандау”. Он был одним из кумиров моей юности. Отличный парень, который потом стал еще и прекрасным тренером. Но вообще как-то так вышло, что мои команды редко сражались с белорусами. Хотя, кажется, в девяностых годах ваши выступали успешнее, чем сейчас.

— А вы видели хоть один матч нашей сборной в Дохе?
— Нет.

— И не удивились, что она даже не вышла из группы?
— Ну хорошо, а что у вас за игроки? Рутенко? Ха, так он менял гражданство три раза. Или два? О чем мы вообще говорим? Да, Сергей — отличный гандболист. Но один в поле не воин. Чтобы добиться успеха, нужны надежные вратари и защита. Необходим баланс. Такая же проблема, по-моему, и у россиян. Общался здесь с Олегом Кулешовым, и он сказал, что наш вид спорта в его стране уже не так популярен, как в 80-х и 90-х. Вспомните, как был силен русский — точнее, советский — гандбол в восьмидесятые годы! Какая была сборная! А сейчас все хотят играть в футбол. Родители видят, что там можно много заработать. Впрочем, эта проблема актуальна не только в России и Беларуси. В Германии подрастающее поколение тоже меньше хочет заниматься гандболом, чем раньше. В 2007-м, когда мы стали чемпионами мира, на следующий день каждый ребенок в стране хотел стать гандболистом. Их кумирами были Кристиан Шварцер, Михаэль Краус… Сейчас же сборная выступает не так успешно, и подобных идолов у нового поколения нет. Поэтому оно выбирает те виды спорта, которые кажутся более популярными.

— Сколько татуировок у вас на теле?
— Не знаю. Честно, уже сбился со счета. Хотя до сих пор продолжаю наносить новые — как правило, по случаю каких-то событий в жизни. Мне не надоедает.

— Татуировки, серьга в ухе, крашеные волосы… Вам по-прежнему хочется сильно отличаться от других?
— Я не создаю какой-то искусственный образ. Просто чувствую себя именно так, как выгляжу. Когда женщина красит волосы, она думает, что это красиво. Верно? Вот и у меня аналогично. Я не хочу любой ценой выделяться из толпы, смотреться плохим парнем, кого-то провоцировать. Просто мне все это нравится…

— В детстве вы ведь учили русский.
— Ох, целых девять лет.

— И как школьники ГДР относились к этому предмету?
— Нам приходилось его изучать, потому что на дворе стояли времена социализма. Русский — тяжелый язык, но в школе вообще много сложного. Детям выбирать не приходилось: надо — значит надо. Впрочем, никогда не говорил по-русски хорошо, а сейчас — тем более. Многое уже позабыл. Просто не хватало такой практики, как в английском или испанском. В какой-то степени даже сожалею. В некоторых делах знание языка сейчас пригодилось бы.

— А что именно можете сказать по-русски?
— Ха, каждый ребенок в ГДР знал слово “достопримечательности”. Классное слово, язык сломаешь! Еще “не знаю”, “я живу в Берлине, в Лейпциге”, “я говорю по-русски”… Такие вот простые фразы и остались в памяти, а многое другое давно забыто.