Как закалялась старь. Юрий Васильков: передайте Васе Баранову низкий поклон

Самый знаменитый врач футбольной России на интервью согласился сразу, правда, попросил позвонить вечером — “как освобожусь”. Наша беседа растянулась на целый час, а ее главное богатство, как и полагается, — люди.

— В 66 лет продолжаете работать?
— Да, я действующий врач. Занимаюсь общей практикой. Не в футболе, но в спорте. Может, в апреле приеду к вам в Минск. На турнир, в составе хоккейной команды “Сбербанка”.

— В интернете пишут, что вы сейчас все больше на рыбалку с Романцевым ездите…
— Это в свободное время. У нас домик есть в Калужской области — 250 верст от Москвы. Живописные места, тихо, удобно. Вокруг ни колхозов, ни заводов. Приедешь — тишина. То, что нужно для отдыха.

— Давно виделись с Романцевым?
— Перед Новым годом устроили маленький “утренник”. Подъехали спартаковские ветераны — всего около 50 человек. Неплохое застолье получилось. А 4 января поздравляли Олега Ивановича с 61-м днем рождения. Да… Жизнь идет и вносит коррективы. Тот “Спартак” уже не вернешь. Сегодня в команде нет спартаковских людей. Ну, это воля хозяина, значит, ему так надо. Хотя в клубной академии “спартачи” работают. Володя Бесчастных хорошо ведет молодежный состав — ребята лидируют в чемпионате.

— Парфенов говорил, что от установок Романцева у него подмышки мокрели.
— О, Дима… Такой футболист был — обязательный, аккуратный. Цепкий защитник, ростом не вышел — брал свое прыгучестью. Уже после моего ухода получил тяжелую травму — двойной перелом голени. Но вылез из этого, еще поиграл. Как закончил, сразу команду взял — из Иванова. Слежу за Парфеновым, из него должен выйти толк. А установки Романцева… Знаете, я очень редко на них присутствовал. Это футбольная кухня — тренер один на один с командой. Такой “шахматный” разговор. Олег Иванович расставлял фигуры, давал задания. Но последнее слово всегда было за Николаем Петровичем Старостиным. Он объявлял поощрительные за победу. Духовитости желал. Волевой был человек, испытанный.

— Кто из “красно-белых” белорусов запал вам в душу более всего?
— Горлукович Сережа. Про него легенды слагают. Я с ним еще в “Локомотиве” успел поработать в 80-х. Был такой Петрашевский — привез парня из Минска. Из “Локомотива” Горлукович и на Игры в Сеул поехал, стал олимпийским чемпионом. Что сказать? От бога был футболист. Со своими, как говорится, амбициями. В “Спартак” пришел матерым — подхватил этот пионерский отряд. Команда молодая была. Тогда Ярцев уже тренировал, Романцев стал президентом клуба. И мы снова золото забрали. Вы про установки спросили. Я вспомнил, что была еще установка Горлуковича. Перед выходом на поле он брал слово. Я при этом присутствовал — Серега доверял. Говорил коротко: если кто-то ноги уберет, будет иметь дело со мной. Вот такой мужик.

— Матерными словами виртуозно пользовался?
— Нет! Это не принято было в “Спартаке”. Романцев пресекал. Сам не выражался и другим запрещал. Горлуковичу и без надобности — хватало стриженой головы и сдвинутых бровей. На молодых наводило ужас. Ну, и сам Серега бился так, что… Анекдоты ходили. Как-то врезали ему хорошенько — врачей позвали. Я подбегаю: где болит? Шепчет: Сергеич, кто меня ударил, какой номер? Подхватывается — и за ним… Я в восторге — вот это парень! Карьера у него хорошая получилась. В Германии поиграл, немецкий выучил.

— Виктор Шишкин говорил, что у Горлуковича и Ромащенко похожие характеры.
— Начнем с того, что я и Шишкина по “Локомотиву” помню. Тоже духарик такой, ничего не боялся. Стал в Минске чемпионом. Это все футболисты старой закваски. Нынешние совсем другие. Особенно легионеры. Бразилец, если травма, сразу хныкать, домой проситься. Его отпускают на неделю, он еще две прихватывает — скандал. Раньше такое представить нельзя было. Не знаю, насколько похожи Горлукович и Ромащенко, но нытья от них не слышал никогда. Не так накормили, не так полетели… Немыслимо.

— Травму Ромащенко реально было вылечить?
— Тогда мы просто неправильно сработали. Мирослава удачно прооперировали, но он рано вернулся в работу. Нужно было погодить, дать реабилитационный курс, неделю без нагрузок. И, думаю, все было бы нормально. А Ромащенко почувствовал себя хорошо, начал тренироваться и… Это сгубило карьеру. Цепь случайных ошибок, понимаете? По-русски говоря, знал бы, где упадешь, соломки бы постелил.

— Шесть операций за три года — больно было смотреть?
— У Мирослава было повреждение хрящевой ткани — это уязвимое место в колене. Кто-то другой, может, и выдержал. Но у каждого свои особенности организма. Ромащенко в сборной сломался, по непонятным причинам. Ему не следовало тогда играть. Но что теперь искать виноватых? Так получилось. Мы с ним в хороших отношениях. Искали, помню, одного венгерского специалиста, который мог помочь. Пункции делали, жидкость из сустава откачивали. К сожалению, ничего не помогло. Ромащенко на моих глазах в топового игрока вырос. Очень отзывчивый парень. Здорово, что нашел себя в жизни. Сейчас с Черчесовым московское “Динамо” тренируют.

— Про Василия Баранова вы говорили: “Мне бы его сразу “зашить” — точно бы в Европу уехал”…
— Может, слишком сильно сказано. Но Вася действительно, если бы под крыло взять, индивидуально с ним позаниматься, пошел бы дальше “Спартака”. Где-то и у меня не хватило времени. Широкая душа у человека. Слишком широкая. Рубаха-парень, ну, вы понимаете. В футболе надо быть закрытым. Тренировка — душ — комната. А Баранов… Где компания — там и он. Разбросанность эта ему и помешала. Свобода, пивко, а потом и вино… Играл замечательно, здоровье богатырское — как говорят, два сердца. Но у всего есть предел.

— По медицине к Баранову были вопросы?
— Никогда. Кремень — крепче, чем Горлукович. Его если защитник прикладывал, я выбежать не успевал. Василий поднимался: все нормально. И вообще организм — чемпион мира по лыжам позавидует. Это природа — спасибо матери с отцом. Если из таких футболистов слепить команду, врачу там делать нечего. Но, видите, и это можно растерять. Чтобы играть 15 лет на высоком уровне, здоровье надо сберегать. Восстанавливаться, отдыхать в домашних условиях. У Васи это звено выпало. Хотя как он по бровке бегал… Двадцать раз туда-сюда, от флажка до флажка — и ни разу не устал.

— Известен случай, как Баранов затопил базу в Тарасовке. Перед тренировкой поставил под холодный душ ящик пива — этикетки отклеились и забили слив.
— Эта история преувеличена. Базу Василий не затопил — там только часть комнаты залило. К сожалению, до Романцева дошло, последовали оргвыводы. Все это мелочи, с одной стороны. Немцы пиво пьют — и ничего. Правда, у нас нет “фиксированной даты”. Меры не знаем. Про Баранова много фольклорных историй. Отчаянный был человек. Машину купил с семилитровым двигателем. Бензина много жрала — Вася ездил от заправки до заправки. Любил мне рассказывать, как в детстве пескарей ловил на удочку. Реки раньше чистые были, не то что сейчас.

— Сегодня Баранов живет в Гомеле — затворником, в частном секторе. С футболом порвал, интервью не дает…
— Наверное, осознает, что счастье было рядом. Мог же уехать в Европу, и не куда-нибудь — в топовые лиги! Все обрушилось. Близок локоть, да не укусишь. У них веселая компания была: Баранов, Робсон, Цымбаларь и Мамедов. Четверка не разлей вода. С одной стороны, хорошо. С другой — режимчик друзья не всегда соблюдали. Ну ладно. Что теперь голову пеплом посыпать. Жить надо. Хотя, видите, Ильюши уже нет — царство небесное. А Баранов если это интервью прочитает — низкий ему поклон. Несмотря ни на что, пользу “Спартаку” принес огромную.

— Василюка помните?
— Роман Василюк… Если честно, он в “Спартак” случайно попал. Дело в том, что у него были хронические подвывихи голеностопных суставов. Защемление жировых тел. Редкое заболевание. Довольно болезненное — тяжело тренироваться. А лечиться на ходу трудно. Возили Василюка по врачам, консультировались. Но все равно переносить спартаковские нагрузки ему было тяжело. А так-то нападающий хороший. Скоростенка, обводка, и вообще интересный футболист. Своеобразный. Почти все время молчал. И это то, о чем я говорил: в компании не попадал, был серьезен, индивидуально готовился. Все правильно делал.

— Говорят, когда Василюк выдал покер в игре с поляками, Романцев встретил его в “Спартаке” словами: это были четыре случайные срезки…
— Неправда. Романцев верил в Василюка! Надеялся, что он усилит атаку. Но, к сожалению, здоровье не позволило.

— В 1993-м в “Спартаке” тренировался Тумилович. Припоминаете вратаря?
— О, тот самый Тумилович! У которого проблемы с алкоголем были, да? Такой парень был: что думал, то и говорил. И делал! Я другую историю про него помню. Он за “Жемчужину”, по-моему, играл — и приехали они к нам в Лужники. Ну, мы им пять положили. Тумилович прямо во время матча сбросил перчатки, послал всех к чертовой матери и зашагал с поля. Тренер Антихович в крик: вернись!.. Вопиющий случай даже по тем временам. Хотя что такое для “Спартака” были пять голов? Для Цымбаларя, Тихонова, Робсона, Баранова? Обычное дело. Любая российская команда против “Спартака” — моська против слона. Бодался теленок с дубом. Перед матчами в тоннеле футболисты соперника просили наших ребят: вы это, больше пяти нам не забивайте… Вроде в шутку, но вы же понимаете, в каждой шутке…

— Филипенко застали?
— Конечно. Очень приятный парень. Данные хорошие. Но как-то у него через раз в “Спартаке” получалось. То удачно сыграет, то из-под него забивают. “Разворачивали” его нападающие. Видимо, все из-за молодости. Опыта не хватило, чтобы заиграть. Но, повторюсь, задатки приличные. Не удивлюсь, если он еще где-то играет на достойном уровне.

— В “Малагу” недавно перешел.
— Вот, я же говорю! Талантливый игрок. Рост высокий, реакция неплохая. “Спартак” лишь бы на кого внимания не обратит.

— В московском “Динамо” вы работали с Максимом Ромащенко. Правда, что с братом Мирославом они — противоположности?
— По-моему, наоборот — похожий характер. Вообще я Максима не очень хорошо помню. Тогда в “Динамо” пачками завозили португальцев, с ними хватало забот. У братьев и амплуа разные, и карьеры. Как сравнить? Хотя мне всегда казалось, что Мирослав был на голову сильнее.

— В 1996-м мелькнул в “Спартаке” еще один белорус — Константин Коваленко. Легендарный персонаж — закончил тем, что избил судью…
— Был такой — маленький, толстенький, крепенький. Тоже проблемы с режимом. Опять же: большой талант — а без тормозов. Беда. За руку каждого не будешь водить.
Взять Веллитона того же, великого нашего бразильца. Такие дифирамбы ему пели! А он элементарно не выдержал испытания Москвой. Тусовки, гулянки. Короче, злачные места. До тренировок ли ему было?

— Кто бы ни сравнивал футбол 90-х с нынешним, главный мотив всегда один: раньше играли с душой, теперь за деньги.
— А разве это неправда? Сегодня в футболе денег много. Люди готовы полировать скамейку. Ты сидишь, зарплата идет. Чувство долга и ответственности растворяется в этом. Мне ближе игроки прошлого. Те, кто за небольшие рубли и доллары отдавали себя полностью.

— И заодно пили не по-детски.
— Бывало всякое. Но не надо думать, будто старый футбол — это прямо вот все в угаре. Тот же “Спартак”. Могли ребята хорошенько отдохнуть, но в то же время понимали, что ради побед нужно много и профессионально работать. И играли так, что народу нравилось. Когда-то, еще при Союзе, мы с Бесковым работали. Помню, смотрели на вашего Прокопенко. А он забивал почти в каждом матче — просто чудо-машина какая-то. При том что режим нарушал, известное дело. Спрашиваю как-то: Константин Иваныч, а если бы у нас в “Спартаке” был такой, выпивает, но забивает, — отчислили бы? Бесков ответил: терпел бы! Потому что человек приносит результат. А это главное. Вот так. Хотя финал у Прокопенко, конечно, печальный. Погиб, подавился.

— Два слуха, которые очень похожи на правду: в разное время “Спартак” сватал Белькевича, а молодому Глебу предлагал готовый контракт.
— Были такие разговоры. И про Белькевича, и про Глеба. На кого только “Спартак” не претендовал. Белорусы, украинцы. Причем знаете, что хочу сказать? Если украинские футболисты отличались от россиян, то белорусы — ничуть. Те же русские — такие же, как мы. Я и белорусского языка от них никогда не слышал. Потому и не разделяю народы. Давно пора нам вместе быть, футбол без границ. Понимаю: у вас своя сборная. Кстати, неплохая — может шороху навести. Но СССР — это СССР. Один кулак. Почему-то сегодня мы по разным квартирам.

— Расскажите что-нибудь про Бескова. Он же врачей в “Спартаке” каждый год менял?
— Менял. Но я отработал с ним три года. Константин Иванович имел особенности. Требования запредельные. Жесткий спрос. Иной раз не по делу доставалось. В общем, трудно было с ним работать. Особенно доктору. Но со временем, когда годы прошли, подружились. Встречались за чаем — я навещал Бескова, когда он уже был в преклонном возрасте. Лекарства привозил. Это было похоже на посиделки папы и сына. У меня отец тоже 1920 года рождения. Вот нашли общий язык.

— Клички в “Спартаке” были смешные?
— Это из разряда цирковых номеров… Но чаще прозвища были производными от фамилий. Мамедов — Мама, Титов — Тит, Тихонов — Тиша. Парфенова сначала Тотошей звали за маленький рост. Но это длинно — со временем переименовали в Тошу. Баранов был просто Вася. Вась-Вась. А меня Тихонов прозвал Профэссором. Обронил как-то — все и подхватили.

— Во многих интервью вы вспоминаете случай с игроком “Локомотива” Евгением Дрожжиным.
— Самая страшная травма, которую видел. Врагу не пожелаешь. 1987 год. С “Ротором” играли, противник въехал двумя ногами Жене в опорную. Ему даже желтой карточки судья не показал. А у Дрожжина — тройной перелом. Более того — оказалась задета вена. Кровь, “скорая”… Вопрос стоял не о футболе — о сохранении ноги. К счастью, ампутации удалось избежать — ценой нескольких операций. Это просто ужас. Из больницы Женька вышел с инвалидностью. Нога с тех пор выполняет только опорные функции. Мышечной массы мало осталось. Немецкие специалисты сделали специальный протезик. Такая ортопедическая конструкция — поддерживает голеностоп. У нас хорошие отношения. Помогаю, чем могу. “Локомотив” его не забывает. Это еще от Семина пошло. Юрий Палыч сразу сказал, что парня в беде бросать нельзя.

— Медали за победы вам тоже вручали?
— А как же. Обязательно. Примерно со времен перестройки повелось, что доктор — это один из ведущих руководителей команды. Чуть не наравне с тренером. И так должно быть. Врач отвечает за здоровье и душу игроков. Все мои медали дома. Все крупные события помню. Мне до сих пор снится футбол — куда-то летим, с кем-то играем, Романцев на скамейке… Я ж десятикратный чемпион — включая союзное золото 1989-го. Сейчас уже другое время. “Зенит”, ЦСКА. У кого больше денег, тот и побеждает. Кругом засилье иностранцев. Но я верю, что “Спартак” еще вернется. Иногда бываю в клубной академии. Там столько мальчишек. Все одеты, обуты — красота! Вот эти ребятки и поднимут знамя русского футбола.

— Вы вспомнили смерть Цымбаларя. Недавно еще и Черенков умер…
— Какая-то ситуация, не знаю… Философия, не философия — жизнь такая. Время пришло, Господь забрал ребят. Два самых выдающихся игрока. Они чем-то были похожи, даже внешне. Сейчас оба на том свете. Жалко.

— Черенков какой был в жизни?
— Уникальный. Собеседник интересный. Но Федя был индивидуалист. Кроме Родионова, мало с кем общался. Вообще футбольных смертей в последнее время очень много. У вас Белькевич. У украинцев Гусин.

— Что главное для футболиста после карьеры? Не растолстеть? Не спиться?
— Главное — играть! Где угодно, хоть на первенство двора. Мышечная память — интересная штука. Если всю жизнь бегал, резко останавливаться нельзя. Опасно для организма. Возможностей же много кругом. Ветераны, залы, да хоть с артистами эстрады “пулю” забить.

— Бразильца Тиаго Силву вы лечили в московском “Динамо” от туберкулеза. Встречались еще неожиданные диагнозы?
— Случай с Тиаго Силвой самый интересный. Бегал с температурой, покашливал. Два дня лечили от простуды — вижу, никакого толку. Надо срочно обследовать. Снимок показал туберкулез. Причем эта палочка Коха пристала к нему задолго до появления в “Динамо” — восемь-десять месяцев назад. Начали лечение. К счастью, диагностировали болезнь вовремя. Если бы упустили время, не знаю, чем бы все закончилось. А так парень выздоровел. Сегодня звезда футбола, капитан “ПСЖ”, защитник сборной Бразилии. Я рад за него. Честно говоря, приятно сознавать, что помогли человеку. Надо понимать, что на фоне больших нагрузок организм уязвим. Иммунитет падает — может прицепиться любая зараза.

— У вас есть друзья в Беларуси?
— Родственники были. Тетя родная. Раиса Васильевна. Умерла не так давно. Жила в Минске, работала на тракторном заводе. Боевая женщина. Я ей лекарства из Москвы высылал. Две дочки у нее в Минске остались. Разбросала судьба семейство Васильковых. Лет пятнадцать назад я приезжал в Беларусь на какой-то матч. Вроде со сборной. Выкроил время навестить родных. Помню, лето было, город прекрасный, машин немного.

— С Малофеевым жизнь сводила?
— Эдуард Васильевич мне очень приятен. Своя философия, искренний футбол. Другие его не понимали — я понимал. К сожалению, мы не близко знакомы. Пообщаться было бы очень интересно. Особенно про 1982-й. Шишкин рассказывал мне про знаменитые разминки минчан. 45 минут их проводили, представляете? Не двадцать, как все, — целый тайм! Потом звучал стартовый свисток — и команда рвала с места, шла на взлет. Такой уровень подготовки.

— Бубнов у нас тренировал в Мозыре. Запомнился неуживчивым характером. Игроком таким же был?
— Александр — своеобразный. Тоже индивидуалист. Сам по себе жил, по душам с ним трудно было поговорить. Но защитник хороший. За сборную играл, Бесков его ценил. Преданный футболу человек. И сейчас идет своей дорогой. Не сворачивает — полутонов для него нет. Только черное и белое. Да, Бубнов сложно скроен, не всем нравится. Но и я не всем нравлюсь, и Романцев, и Роналду. Человек имеет право высказать свое мнение? Вот пусть высказывает. Ну, глушит футболистов этими ТТД, двойки направо и налево раздает. Это его канва.

— Вы в самом деле не курите и не пьете уже много лет?
— С конца семидесятых, как пришел в спортивную медицину. До этого был хирургом, оперировал. Но для хирургии надо лошадиное здоровье — как у Васи Баранова. Меня лишь на восемь лет хватило. Сменил профиль, выбрал здоровый образ жизни. Теперь радуюсь и всем советую.

— Николай Старостин потому и прожил почти сто лет, что не имел вредных привычек?
— О, здесь сложнее. Здесь фамилия, генетика. Николай Петрович показывал нам свою деревню — откуда пошла их родословная. Его отец был егерем Его императорского Величества. Особой закваски люди. Даже матом не ругались. Старостин рассказывал, что в их семье самое страшное слово было “черт”. И то употреблялось очень редко. Это к вопросу о нашей современной жизни, когда все матерятся кругом. А Старостины испытали все тяготы жизни, ГУЛАГ, выжили и прошли долгую дорогу. Нигде себя не уронили. О них кто-то книгу обещал написать, но мне пока не попадалась.

— На Крещение окунались в прорубь?
— Ой, были бы условия… А в очереди не хочу стоять. Многие люди выпившие, толпа, крики, стоны… Не понимаю этого. Если ты пришел на речку — должен быть готов, а не кричать. Сам-то я холода не боюсь. Русскому человеку тропическая жара страшна, а не мороз. Раньше я постоянно окунался. Даже фотографии есть — сижу в проруби и прекрасно себя чувствую.