Алексей Бага: такой приятный удар под дых

— Получается, что и 34-й свой год ты подытожил на выезде…
— Да, все привычно. Командный строй, аплодисменты — и за работу. На этот раз была особенность. Прямо в этот день встречались с “Марибором”, а назавтра уже в шесть утра улетали в Минск. Поэтому даже импровизированного ужина не получилось. Несколько звонков с родины, эсэмэска от Юры Жевнова… У меня день рождения еще ни разу не пришелся на домашнюю пересменку между сборами. Однажды встретил его в Испании, а так — манит берег турецкий. В общей сложности мы там уже по несколько лет жизни провели…

— Мне вот интересно: роль тренера-ассистента накладывает табу на какие-либо темы для обсуждения с журналистами?
— Не помню, чтобы такое у нас даже обсуждалось. Конечно, допускаю, что по ходу каких-то событий в клубе, по следам каких-то игр придется помолчать, обуздать эмоции. Но вообще-то мне всегда хочется быть совершенно открытым перед прессой и болельщиками. Предпочту остановиться и пообщаться с людьми, как бы хреново ни было на душе.

— В моем понимании в борисовском штабе еще со времен Виктора Гончаренко на тебя, помимо иных функций, возложена роль этакого спикера- коммуникатора, звена связи со зрителем. Амплуа приклеилось по случаю? Или это результат какого-то управленческого решения?
— Скажу сразу, что не рассматриваю это как шанс лишний раз мелькнуть перед камерами. Просто как-то в первый год работы, перед матчем против “Штурма” в Граце, меня впервые делегировали из раздевалки на интервью Коле Ходасевичу. Я тогда заранее летал на разведку, мог что- то подробно рассказать и о сопернике, и о нашей подготовке.

— Помню, тот твой дебют меня ошеломил. Впечатлили уверенность и запал, с какими ты предрек и даже обосновал победу, которая в итоге и получилась.
— Ну да, потом ведь и в “Пресс- боле” об этом рассказали. Мы отъезжаем на тренировку в Борисов от “Востока”. У Виктора Михалыча — газета в руках: “И чего же там такого впечатляющего наговорил?” А я, хоть убей, уже и не помню. Наверное, это так адреналин выстрелил. Честно говоря, было бы интересно сейчас ту запись глянуть. Хорошо все сложилось. Так что историю в шутку обратили. Ну и с тех пор повелось, что перед матчем, если зовут, к камерам иду я. На тренерских курсах Михаил Никифорович Вергеенко часто подкалывает: мол, так складно говорить научился, как на партийных пленумах. А мне вот нравится. Представляю людей, которые у экранов с потными ладошками за нас переживают. Хочется их перед самым свистком подбодрить, сказать что-то доброе…

— Как ты стал тренером БАТЭ?
— Закончился сезон 2010 года, мой третий в Бресте. Сижу в темной квартире с прооперированным мениском. Размышляю о серьезных проблемах с финансами в клубе, о своем здоровье. Наверное, из-за частых долгих переездов вдобавок к колену начались проблемы со спиной. Звонок. На телефоне высвечивается: Гончаренко. “Леша, как дела?” — “Восстанавливаюсь”. — “Вот мы здесь с Анатольичем прикинули: не пора ли тебе закончить играть и перебраться сюда тренером? Подумай”. Такой приятный удар под дых. Мне 29 лет. Понятно, что капитанство в “молодежке” уже не вернется. Но как жить без игры, без запаха растирок и кофе в раздевалке? Хотя, с другой стороны, позвонили с таким предложением из команды, которая “позавчера” сыграла 2:2 с “Ювентусом”. Ясно, что после Бреста у меня было бы скитание по клубам “без задач”, просто зарабатывание на хлеб. Переварил информацию, поехал за советом к Пунтусу: такая вот ситуация. Юрий Иосифович, спасибо ему, сразу позвонил брестским руководителям, меня быстро и без проблем рассчитали. Играть закончил. И уже в феврале сидел на скамейке БАТЭ на “Парк де Пренс”…

— Штаб у Гончаренко подобрался тогда на редкость представительный…
— Вадим Скрипченко, Александр Ермакович, Александр Федорович, испанские специалисты. По большому счету, народу хватало. Сейчас, на пятом году работы, отчетливо понимаю, как мне сразу же несказанно повезло. Одной из основных моих обязанностей стали выезды для изучения будущих соперников. Каждые лето и осень у нас были еврокубки. Закрутилась моя фантастическая европейская карусель.

— Это постоянные перелеты, непрерывная коммуникация с внедрением в незнакомую среду. Столкнулся с какими-то ментальными проблемами?
— Нет. Напротив, было очень интересно. Кстати, во мне многое изменил брестский этап карьеры. Этот город, замечательное окружение из людей особого склада настроили на какой-то европейский лад. Беловежская пуща, Брестская крепость, книжный магазин под окнами. Одно чтение Сергея Довлатова чего стоило! Английский язык. В школе учил французский, так что начал с детских книжек: стол, собака, кот. Потом подкупил еще, взялся за карандаш. Все это потом очень помогло в перелетах. Как правило, наш клубный менеджмент организует такие выезды без накладок. Но за много поездок случалось всякое. Где-то самолет опоздал и не встретили, где-то надо было самому забрать в кассе билет на игру, где-то — сидеть среди болельщиков, меняться местами. При важности миссии еще и азарт путешественника — сразу почувствовал: это мое. Новые впечатления: стадионы, общение с коллегами, наблюдения за поведением тренеров в различных ситуациях — это же класс!

— Были разведывательные миссии, которые ты по какой-то причине завалил?
— Не было. Практически всегда ночью после матча электронным письмом отправлял отчет главному тренеру. К этому времени по пути со стадиона в гостиницу уже успевал пообщаться с ним по телефону. За несколько дней до игры важен каждый час, работать надо оперативно.

— Отчет представляет собой какой-то типовой заполненный формуляр?
— Нет, вольное изложение абсолютно всех впечатлений. С упором на то, чего не рассмотришь в телетрансляции. Например, детали разминки. Или, скажем, игрок постоянно трогает заднюю поверхность бедра, или у него тейп на ноге — наверняка это признаки повреждений. Короче, даю подробные персональные характеристики всем футболистам.

— Пришлось меняться, что-то пересматривать в поведении с заменой Гончаренко на Александра Ермаковича?
— Пожалуй, нет. Менять что-то в себе — точно нет. Скажу разве что банальное: изменился статус, прибавилось работы и ответственности за нее. Стало больше общения после игр с Анатолием Анатольевичем Капским. От меня ждут мнения на тренерских летучках. Ясно, что это уже не те времена, когда только отложил в сторону сумку с формой и бутсами.

— На профессиональных тренерских курсах категорий “В”, “А”, “Pro” учат навыкам публичного общения, изучают вопросы медийности?
— Внимания этому надо уделять больше. Думаю, что такой науки по определению не может быть много. Есть общие рекомендации и правила касательно поведения на пресс-конференциях. Но все равно ведь за стенами пресс- центра каждый тренер будет индивидуален: Гончаренко — это одно, Кубарев — совсем другое. Раньше других у нас начал серьезно относиться к этим аспектам поведения Анатолий Юревич.

— В вашем борисовском штабе эта проблема обсуждается?
— Наверное, это воспринимается не как проблема. Скорее как важная тема. Для меня здесь важны рассказы и мнения того же Виктора Михайловича Гончаренко, Юры Жевнова, Виталика Кутузова. Довелось пообщаться вот так, за чашечкой кофе, с Лучано Спаллетти, Мануэлем Пеллегрини, Франком де Буром, Леонидом Слуцким. После таких встреч все время спрашиваешь себя: почему мы или я в общении не такие, как эти люди? Хочется брать с них пример открытости и раскованности. Последнее такое знакомство было на недавней стажировке в “Ганновере” — с Тайфуном Коркутом. Турецкий немец или немецкий турок — уж не знаю, как правильно его назвать. Сорокалетний, знает три языка, на тренировках — живой и позитивный. То же самое в быту: близок и с игроками, и с руководством, создает в команде особую ауру. Когда поговорили подробнее наедине, подтвердилось: он сознательно уделяет всему этому особое внимание.

— Для тебя ведь не секрет: Ермаковича продолжают сравнивать с Гончаренко. При этом часто ставят ему в упрек сухую манеру поведения на тех же пресс-конференциях, недостаточную бойкость в интервью. Что бы ты посоветовал боссу предпринять в такой ситуации?
— Наверное, снова отвечу банально. Это все наживное. За спиной у Виктора Михалыча — не один сезон успехов и, понятное дело, учеба, учеба, учеба, уже сформировавшиеся взгляды и человеческие качества. Мы не сразу узнали его таким. Если кто-то подозревает в угрюмости и замкнутости Александра Владимировича, то это просто ошибка. Такой взгляд абсолютно противоречит действительности. Наш тренер — коммуникабельный человек европейского склада. Наверняка на его поведении сказываются обстоятельства первого года работы с такой командой. Он провел его под страшным давлением. Это, конечно, могло породить обоснованную осторожность. Но уверен, что он не останется таким всю тренерскую карьеру. Впрочем, какие-то мои советы здесь не уместны.

— Какой из четырех сезонов в БАТЭ самый сложный для тебя?
— Минувший. Его ощущения и напряжение не сравнить даже с предыдущим, когда стряслась Караганда.

— Были в сезоне, о котором говорим, часы и дни, когда вы чувствовали себя в состоянии растерянности, не знали, что предпринять?
— Тяжелые моменты случались — чего скрывать? Но растерянности не было. Ни разу. Все же у нас остались знания лигочемпионской кухни после сезонов, проведенных с Гончаренко. Мы и тогда попадали в зоны турбулентности. Остался богатый материал. Проводили параллели, вспоминали тот опыт. Как меняли тренировки. Какие устраивали собрания или мероприятия культурно-массового плана. Естественно, было много общения, ночных споров на базе. Но руки вверх не вздымали и не кричали: что же делать?

— Верну разговор к публичности тренерского ремесла. Есть персонаж, который ты держишь в этом смысле за эталон?
— В Латвии полгода играл и работал с Игорем Васильевичем Гамулой. И продолжаю общаться с ним до сих пор: под Новый год, на праздники. Не скажу, что он для меня идеальный пример. Но частичку бесшабашности и оптимизма — жизненного в параллель с футбольным — от него взял бы. А такого тренера, кому стоило бы подражать во всем, не назову. По “чуть-чуть” одолжил бы у многих. Временами Спаллетти отжигает. Сейчас в Турции очень плотно познакомился со Станиславом Черчесовым — впечатления по-хорошему ошеломляющие. Еще есть Слуцкий — это всегда юмор, цитаты из советских комедий, настоящий КВН. Но все это шапка, эмоциональная надстройка на доскональные футбольные знания. Быть балагуром и сыпать анекдотами на пресс-конференциях не обязательно. Хотя важно ведь и умение увильнуть в сторону от неприятной темы, ответить вопросом на вопрос, кого-то подначить, расположить публику к себе.

— А как воспринимаешь провокативность в духе Жозе Муринью?
— По-моему, португалец единственный в своем роде. Мне не с руки осуждать великих тренеров. Но, думаю, коллег он полощет зачастую напрасно. Тренерскую этику надо соблюдать. А все остальное в его поведении — почему бы и нет? Он здорово подогревает интерес к футболу. Это всегда клики в интернете, просмотры, обсуждения.

— Кстати, пытался разыскать хоть какие-то следы твоей активности в социальных сетях. Тщетно. Человек ты, похоже, не фейсбучный, не твиттерный и не инстаграмный…
— Да, сам нигде не мелькаю. Хотя ничего предосудительного в таких увлечениях не вижу. Наверняка это неплохо, когда в меру и не затягивает так, что люди впадают в зависимость. Не скажу, что занят днями и ночами. Безусловно, нашел бы время пообщаться с кем-то в сети. Но, честно говоря, мне хватает повсе- дневного окружения. Плюс по старинке чту телефон. Точек, куда могу в любой момент позвонить, хватает. От Калининграда, где сейчас Макс Скавыш, до Сахалина, куда отправился Виталик Булыга.

— Есть клубы, где в последнее время стараются ограничить или регламентировать активность футболистов в соцсетях. Проговариваются темы возможных бесед с журналистами, на некоторые накладывается запрет. На твой взгляд, так и надо?
— На дворе двадцать первый век. По-моему, бессмысленно запрещать обмениваться взглядами или новостями, делиться с друзьями фотографиями. Но при любом “да” или “нет” необходим разумный предел. Ничто не должно идти во вред твоим профессиональным обязанностям или репутации. Все, что не противоречит миру на земле, — пожалуйста. Но на планете живут люди разных цветов кожи и вероисповеданий. И нельзя перегибать палку в вопросах межрасовых отношений, религии. А вообще я за то, чтобы мы делали белорусский футбол более открытым, чтобы о нем говорили за рубежом не только в привязке к клубному бренду БАТЭ или к Саше Глебу.

— Интересно, как далеко ты ушел за эти четыре тренерских года от восприятия мира глазами игроков. Насколько ощутима разница в ментальности и жизненных интересах между тобой и теми, кого сейчас учишь?
— Совру, если скажу, что этой разницы нет. Хотя в команде есть парни, вместе с которыми поиграл еще в Бресте, или бывшие дублеры, которых помню в другом возрасте. Я тоже могу зависнуть, как они, в интернете, пошутить на тренировке на подслушанную у них тему, обсудить серию “Физрука” или “Интернов”. Но все равно отличия есть. Даже не возьмусь объяснить, в чем они.

— Просто отличия или барьеры?
— Барьеров нет. В БАТЭ играют адекватные и умные ребята. Пусть мне и не шестьдесят, но они обращаются только на вы и по имени-отчеству. Это сложилось само собой, потому что люди уважают тренерский труд. А мы уважаем труд игроков и их восприятие мира. Скажу так: футбольный интеллект наших ребят избавляет от размышлений о том, как они к тебе относятся.

— Уход Егора Филипенко сказался на атмосфере в команде?
— Глобального перепада в настроении нет. Но, бесспорно, сказался. Ушел сильный футболист, который был способен и в раздевалке, и в автобусе в глаза сказать правду: и хорошую, и плохую. Об игре, о жизни…

— Кто потенциально может занять эту атаманскую нишу?
— Большой вопрос. Сейчас первая задача на всех тренировках — это не качество передач или понимание тактических нюансов, а активная коммуникация. У нас, наверное, самая молчаливая команда Лиги чемпионов. Многим лучше лишнее пробежать, но только чтобы молча. Оно, с одной стороны, и хорошо, когда игроки не “якают”. Хотя и подсказ много значит. Пока это “разговорное” задание мы не выполняем.

— Кто из игроков БАТЭ для тебя самый неразгаданный?
— Изюминка есть в каждом, но… Вот Макс Володько. Он чаще всех заставляет задуматься, как его оценить. В нем много необычного и в футбольном плане, и в человеческом. Особый внутренний мир. Особая музыка, которую слушает. Рядом с ним интересно. Совсем уж выделять его из общего ряда не стану. Но он первым приходит на ум.

— В редакции мне наказали непременно вытянуть из тебя пару историй. Первая — знаменитый инцидент в Гомеле, обиды Олега Кубарева на пресс-конференции. Ты ведь был там едва ли не главным обвиняемым.
— Пожалуйста, могу рассказать. Там оказался высок накал игры. Принципиальность соперничества. Радость от нашего победного мяча. Потом стали всплывать подробности. Оказывается, я так громко матерился, что это слышали дети на противоположной трибуне. Это как же мне надо было крикнуть на помощника Кубарева? Точно знаю, что никому в лицо никаких оскорблений не бросал. Понятно, что там эмоции Олега Михалыча подогрела горечь неудачи. Но лучше всего ту ситуацию характеризуют последствия. Недавно заехал на заправку, там в кафе застал Кубарева и нашего администратора Василия Вискушенко — они давние приятели. Мы могли просто обменяться кивками, но оказались за одним столиком. Чудесно поговорили о работе коллеги в Молдове. А через неделю уже вместе играли в хоккей, причем переодевались в одной раздевалке. Так что никакого продолжения та ссора не получила. А те эмоции, подогрев в прессе — может, нашему футболу это и не во вред. А вторая тема какая?

— Твой развод с Наташей Марченко. Для меня это был абсолютный шок. Всегда исподволь любовался вашей парой…
— У нас много друзей в мире спорта, в том числе и за границей. Мы никого не хотели шокировать своим решением. Внешне все было нормально. Но так случилось. Это не конкретная ситуация даже, а какой-то эффект накопления проблем. Повседневное общение оказалось сложнее, чем жизнь в кутерьме спортивных карьер — с расставаниями, полетами друг к другу, созвонами, сборами, турнирами. Потом все стало другим, темп жизни убыл. А энергия сохранялась и уходила на другое. Никаких экстремальных поступков не было. Возможно, помогло время, проведенное Наташей в Америке и Европе. Там отношение к институту брака немного отлично от нашего. Разумеется, это не прошло гладко. Не самая приятная ситуация в жизни. Но обошлось без депрессий. Пообщаться с ней по клубным делам, решить рабочие вопросы — здесь и сегодня никаких проблем.

— Нынче ты человек одинокий?
— Не назову себя вновь семейным. Но, скажем так, и не одинок.

— Первый предсезонный сбор — не пора делиться ожиданиями?
— Конечно, рановато. Команда выходит на траву и на эмоциях выдает такое, чего и в сезоне не дождешься. Ясно одно: конкуренты не дремлют. “Динамо”, “Шахтер”. Работа Криушенко мне всегда нравилась. С другой стороны, тревожит экономика. Некоторым клубам будет тяжело. Все не смогут быть одинаково сильными. У нас приживаются старые- новые новички. Потенциал Стасевича и Жавнерчика знаем. Надо только направить его после разлуки в прежнее русло. И Риос обнадеживает, и клубная молодежь.

— Ваше пополнение — в основном игроки флангов. Здесь есть подтекст?
— Может быть. Когда имеешь футболистов с хорошей скоростью, обыгрышем один на один, неплохой передачей от бровки, — это все очень интересно. Есть Коля Сигневич, который будет при фланговой игре опасен в центре. Но пока все это на бумаге. Приятная головная боль. Практика прошлого сезона показывает: лишь бы у ребят было здоровье, лишь бы болячки не одолевали. Лучше кого-то оставлять вне заявочных восемнадцати, чем добирать состав при всего шестнадцати готовых. Хотим многое в подготовке пересмотреть.

— Игроком ты был могуч в проявлениях премьерского, лидерского нрава. На тренерском поприще ограничиваешься пока ролями второго плана. Вот и подмывает спросить: не возникает желания в этом смысле что-то поменять, двинуть из БАТЭ на самостоятельные хлеба, как когда-то Вадим Скрипченко?
— Естественно, любой солдат мечтает стать генералом. Но грань притязаний здесь тонка. Ни в коем случае нельзя что-то делать за чужой спиной. Всех в нашем тренерском штабе знаю сто лет. И свою теперешнюю миссию в нем готов выполнять двадцать четыре часа в сутки. Все меня устраивает. У каждого из нас своя история. И ее развитию надо соответствовать. Знанием, взглядами, положением. Устроить новость в газетах, дать пресс-конференцию, а назавтра сесть дома и не знать, что дать на тренировке и как вообще жить дальше? Это не мой сюжет. Помелькать и покричать на бровке — это из нашей профессии совсем чуть-чуть. Она начинается за компьютером в ночи. Когда думаешь, как бы сделать лучше да не навредить. Что бы ни говорили и ни писали, мне нравится, как работает наш главный тренер. На его месте выслушивал бы замечания только от тех, кто знает и достиг больше твоего. Остальное несерьезно. Как говаривала Фаина Раневская: все, что говорится у меня за спиной, слушает только моя жопа. Когда-то на стажировке мы попали на базу “Милана” наутро после проигранного “Интеру” дерби. Самое яркое впечатление того дня — Аллегри. Модно надорванные джинсы, майка, кроссовки — как мальчишка. Мы смотрим тренировку, потом он приглашает нас пообедать. Интересуемся: “Мистер, как вам удалось так легко пережить вчерашний стресс? Ведь на вас критически смотрела вся Италия…” — “Ребята, это иммунитет. Если будете растрачивать себя и слишком переживать, быстро сгорите. И у вас просто ничего не останется для этого кусочка земли размером 110 на 68”.

— Красиво…
— Ага. Эта фраза часто вспоминалась мне весь последний год.