НеПРОФИЛЬный актив. Валерий Дайнеко: Маккартни не прав, мы играли лучше "Битлз"

В перерыве феерического матча все и случилось: выпученные от удивления глаза московских любителей футбола, смотревших на белорусских болельщиков с ужасом на грани пиетета, когда их «младшие» братья, обнявшись, вдруг затянули странную песню на неведомом им языке про какие-то «Колядочки, блины, ладочки».
Черт знает почему, наверное, впервые в жизни мы это сделали (школьники, студенты, простые работяги и еще бог знает кто): автобусы с белорусскими номерами, кажется, в тот вечер сомкнулись вокруг «Лужников» стальным кольцом. Свидетели не дадут соврать: роль фитиля сыграли «Песняры». Остается догадываться, почему именно они вышли выступать в перерыве финала. Возможно, из-за традиционной неприязни формальных хозяев стадиона спартаковцев к киевлянам, а может, Мулявин и Ко просто удачно оказались в этот день в златоглавой, но стадион — никуда не деться — был вынужден слушать мини-концерт белорусской группы.
Появление последней на зеленом газоне было воспринято отечественными болельщиками с небывалым воодушевлением. Повинуясь какой-то неведомой силе мы тут же вскочили на ноги и стали вдохновенно подпевать «Песнярам», напряженно наблюдая за тем, как Владимир Мулявин постепенно выбирается из центра поля поближе к киевским воротам — с определенной, следует полагать, целью.
И наконец, мы дождались. Войдя в штрафную, он шахнул довольно профессионально, и мяч влетел прямо в «девятку» — под презрительное шипение одних и вдохновенное «Го-о-ол!» других… Я рассказываю эту историю золотому голосу «Песняров» Валерию ДАЙНЕКО, будучи почему-то уверенным, что он тоже помнит эту историю, случившуюся почти три десятка лет тому, до мельчайших подробностей.

— Да, именно так все и было, — усмехается Валерий. — Только бил Шура Демешко… Он был болельщик до мозга костей, сам в футбол играл и не мог поступить по-другому. Я же почему-то больше всего из того матча запомнил только Лобановского и его традиционное мерное покачивание на тренерской скамейке. Второй тайм мы уже не смотрели — уехали на концерт Пэт Мэттини во Дворец спорта, и счет узнали лишь потом. Свидетели говорили, что победу наши упустили обидно, буквально на последних секундах основного времени.

— Обратно в Минск мы как с похорон ехали…
— Вот она, великая сила футбола… Я многих динамовцев знал — еще со времен Леонарда Адамова, Ивана Савостикова и Эдуарда Малофеева. Помню, у моего друга были разборки с Володей Сахаровым.

— Звезда «Динамо» 70-х, которому ничего человеческое не было чуждо.
— Мой товарищ тоже в монахах не числился, работал музыкантом в одном из минских ресторанов, и я довольно часто, особенно после гастролей, заходил к нему в гости. Прекрасно помню, как заявился Сахаров на предмет выяснения отношений касательно своей супруги. Володя старался быть спокойным, но было видно, что при необходимости начнет драться без колебаний.

— Излишне спрашивать почему…
— Понятное дело, но мой друг даже не догадывался, что причиной спора была чужая жена… По сути, обычная история: некоторые супруги спортсменов во время их выездных туров любили отдохнуть…

— 1-0 в пользу музыкантов.
— Футболисты потом сравняли счет. Один достаточно известный футболист из дубля минского «Динамо» познакомился с женой еще одного моего приятеля — тоже музыканта. Минск город не самый большой, а подруги, естественно, самое ценное, что есть у женщин, поэтому все тайное довольно быстро стало явным.

— И?
— Музыкант развелся. Оно и к лучшему… Помнишь, слова у Бернса в кантате «Веселые нищие»: «Одна уйдет — пойду к другой, жена всегда со мною».

— Положим, мужья тоже не все верными были…
— Так это же жизнь. Иной раз почитаешь интервью какого-нибудь известного футболиста, какой он примерный семьянин, и думаешь: а не его ли ты прошлый раз видел с одной девушкой, через неделю уже с другой, а третья, говорят, от него и родила?

— Заводные ребята. С кем из футболистов вы общались чаще всего?
— С Толей Байдачным, пожалуй. Особенно когда он работал главным тренером в «Днепре». Его тесть был первым секретарем областного комитета партии и поддерживал команду. Кажется, они даже в первую лигу чемпионата СССР вышли. После могилевских концертов всегда к Толе на тренировочную базу заезжали, ну и гуляли там до чертиков в голове. Выпивали, закусывали, само собой…

— Ну почему во всех историях со спортсменами фигурирует одно только слово — напивались?..
— Слушай, а что надо делать взрослым мужикам на исходе рабочего дня? Не в пионербол же играть. Нормальное времяпрепровождение… Или, считаешь, надо было им замечание делать?

— Просто странно: артисты-то ладно, вам по полю потом носиться не надо, а вот футболистам-то как?
— Я тоже иногда так думал, но ребята-то ведь знают, что делают. Если человек дает себе возможность отдохнуть, то завтра он собирается это наверстать на тренировке. Да и здоровье у людей было богатырское, если они могли расслабиться без особенного ущерба для него.
К тому же мы ведь не с футболистами выпивали, а с их тренерами. Но, честно говоря, особой дружбы с динамовцами я не водил. Больше дружил с боксерами — с Дмитрием Тихомоловым общаемся до сих пор, к Владимиру Ботвиннику ходил пару лет на тренировки — параллельно с игрой на скрипке. Забрасывал инструмент в лопухи — они стеной вдоль Свислочи стояли — и шел в «Трудовые резервы». Согласись, как-то не комильфо было на тренировку по боксу приходить со скрипкой. Могли не понять.

— Что вы вдруг решили записаться на такую немузыкальную секцию?
— Мне очень нравились нагрузки, которые давали во время разминки. Дома себя не заставишь, а здесь не откажешься, раз тренер говорит. В боях не участвовал, но мне это и не надо было — карьеру в спорте делать не собирался, но для общего развития бокс, бесспорно, был правильным видом — осознание того, что при случае смогу себя защитить, льстило самолюбию.
Когда жил на старой квартире, на Харьковской, ходили с колами на разборки с Грушевкой, но я был еще подростком, больше со стороны наблюдал эти эпические зрелища. Самой большой популярностью пользовался, конечно же, футбол, за моим домом заканчивался город, так что места для баталий было хоть отбавляй.

— Кто был спортивным кумиром?
— Власов, Брумель. Из зарубежных мне нравился футболист Джордж Бест — наверное, потому, что дружил с другим моим, уже музыкальным кумиром Родом Стюартом. Еще, конечно, советская хоккейная сборная и игроки минского «Динамо» — практически вся «бронзовая» команда 1963 года. До сих пор всех на поле помню. Малофеев — моторный, хотя и не особо скоростной, чаще всего принимал мяч спиной к сопернику.
Мустыгин — очень техничный, мог двух соперников на носовом платке обыграть. Адамов — с сумасшедшей скоростью, он как заводной перепахивал бровку, проходил к чужим воротам и навешивал. У наших вся игра так строилась: беги и вешай. Техники, как сейчас у мастеров из английской премьер-лиги, к сожалению, не было. Впрочем, это касается и команд Германии, Испании, Италии. Это все один мощный европейский футбол, где решения надо принять за долю секунды. Потому и люблю его смотреть.
Только никак в толк не могу взять, почему в России так не играют, с их-то зарплатами и возможностями пригласить лучших мастеров. Про нас я даже и говорить не буду, хотя и палка иногда стреляет. Борисовчане даже выиграли у пары классных команд. Бывает такое — легла карта и победили «Баварию». Ну, согласись, если бы это была системная команда, то в прошлом сезоне мы не думали бы только о том, чтобы БАТЭ не проиграл соперникам по группе Лиги чемпионов с совсем уж неприличным счетом, тем более на таком шикарном стадионе!
А вот хоккеисты на прошлогоднем чемпионате мира меня искренне порадовали. Играли, бились — и я за них в «фейсбуке» тоже спорил с критиками, которые считают: если это «батькин» вид спорта, то он изначально в большом долгу перед народом. Относись ты как угодно к политике, но спорт-то тут при чем?
«Почему бы Домрачевой не побегать за эти деньги?» Спрашивается: так кто тебе мешает? Иди и побегай, тоже заработаешь…

— Однако я заметил из вашего рассказа, что спортсмены похожи на артистов.
— Да, только мы, наверное, в силу специфики профессии более начитанные, что ли. Когда начинаешь с ребятами общаться, понимаешь, это им вроде бы как и незачем. Другое дело — когда на человека сваливается слава (это я уже про нашего брата), а мозгов бог не дал, то это зрелище, конечно, довольно плачевное. Приходишь иногда к такому в гости, а у него все разговоры только о себе любимом, вот мои новые диски, а вот это в планах, но чуть только заговоришь о чужой музыке (не говорю уже о мировой классике), он глазами хлопает, не понимая о чем речь…
Я вот, например, искренне люблю Пресняковых — старшего и младшего, Леню Агутина. Мало того что они профессионалы, но еще и люди хорошие. Они, как западные артисты, поют вживую, вообще нет вопросов. «А-Студио» когда-то очень классно работали, я до сих пор дружен с Батырханом Шукеновым.
Еще можно найти какие-то команды, даже роковые, хотя я не совсем понимаю русский рок и что это вообще за музыка. Тексты у многих хорошие, а вот музыку не воспринимаю, потому что у меня мозги настроены на европейскую и мировую роковую культуры. Опять же не люблю, когда шумно и не слышно звучания инструментов — само понятие музыки теряется.

— Кто из белорусов нравится?
— С давних времен — «Крама», сейчас иногда слушаю по радио смешные песенки «Без билета». IOWA тоже интересная… Много можно еще назвать команд и исполнителей, но кого-то не вспомнишь — еще обидятся…

— Какая позиция по Михалку?
— Он мне нравился раньше, когда пел смешные забавные песенки, в этом что-то было, ну а то, что делает сейчас — мат-перемат на сцене и посылание всех, это не борьба с диктатурой, а скорее пиар. Если ты борешься с диктатурой, то конкретно называй того, с кем борешься, но я не слышал этого со сцены — хотя, может, мне просто не повезло? (Улыбается.)
Сергей — умный мужик, знает, где живет, — ну и с кем он собирается бороться?

— Такой уж он человек.
— У всех людей на генном уровне заложено недовольство властью. Во всем мире все чем-то недовольны. Но доказано уже, что пробить эту стену невозможно… Можно разве что поиграть в эти опасные игры, что и делает Михалок.
Он, конечно, мне симпатичен как человек и гражданин. Довольно резкий, но всегда имеет свое мнение, и своя какая-то четко выработанная программа у него выстроена уже, наверное… Да, Сергей накачал мышцы — здесь ему однозначный респект, однако против лома — нет приёма. Их он может использовать в подворотне, но только не против какого-то существующего режима.

— Однако вы следите за его творчеством.
— Хотя и не живу в «фейсбуке», но постоянно там пасусь, если можно так сказать, так что никуда не делся, прочитал несколько его интервью… Все правильно, логично и придраться, по сути, не к чему, но он собственными руками перекрыл себе половину концертных площадок. Мог бы петь те же песни, но где-то чего-то не говорить.

— Видимо, не мог молчать.
— Такие люди никогда не будут молчать. Пройдет некоторое время, и на Украине он все равно начнет бороться с той властью, которая там будет, — это неизбежно! Скажу больше: если он там прекратит борьбу, это посчитают его изменой. И там ему снова начнут перекрывать кислород…
Ну, вот и мы перешли потихоньку от спорта к политике, которую я ненавижу со школьной скамьи — почему-то ни в одном разговоре миновать ее нельзя. Конечно, слушать пропагандистские российские и украинские каналы — выше моих сил. В ФБ — диванная война, в которой участвует, похоже, уже весь мир… Только музыкой спасаюсь.

— А вы белорусское ТВ смотрите?
— Не получается, мой телевизор их не показывает. Но знаю, что у нас нейтральные позиции. Мы типа швейцарцев — общаемся со всеми, но никуда не лезем. Перспективное, кстати, направление, если бы нам еще добиться каким-то образом уровня их благосостояния, то белорусскую модель можно было бы считать удавшейся вполне.
Вообще, безусловно, надо разные точки зрения слушать, с разными людьми общаться, это многообразие мнений дает возможность сложиться своему. Видимо, это еще с детства пошло: у моего папы была небольшая библиотека, и я прочитал достаточное количество книг, чтобы не остаться полным дурачком. Отец увлек меня еще живописью и поэзией. Понятно, что и занятия музыкой — тоже заслуга родителей…
Учился игре на скрипке, изучал классическую музыку, но больше всего увлекался роком и джазом. Поэтому, наверное, хотел научиться играть на саксофоне — эта идея долгое время не давала мне покоя. Еще в школе начал петь и играть в ансамблях. После поступил в музыкальное училище и параллельно работал в ресторане уже в качестве вокалиста, где, кстати, меня заметил Мулявин и сделал первое предложение работать вместе. Но «Песняры» мне тогда не очень нравились. После моего повального увлечения западной музыкой, народные перепевы точно не увлекали и казались каким-то рудиментом эпохи.
Правда, потом, побывав на концерте «Песняров», я резко изменил мнение… Судьба сложилась так, что, поработав в Минске в группе Бадьярова и с Софьей Ротару в «Червоной руте», в начале 1977 года получил еще одно предложение Мулявина и на сей раз его принял.

— Леонид Борткевич сказал, что после первых гастролей с «Песнярами» он заработал больше, чем за всю предыдущую жизнь.
— Рассказы Лени надо всегда делить на четыре, но тут он, пожалуй, прав: мы и в самом деле зарабатывали много по сравнению с обычными советскими гражданами. Ставка за концерт была 20 рублей, средняя зарплата инженера в месяц — 120. Иногда мы по 30 концертов давали за 10 дней, но это же все на крови было — попробуй попаши на сцене шесть-восемь часов в день — с максимальной самоотдачей и все вживую.
Бывало, нам доплачивали организации, проводившие концерт. Тогда гонорар увеличивался вдвое, но все равно это не то, чего заслуживали «Песняры». Мы должны были летать на собственных самолетах — если судить по количеству людей, приходивших на наши выступления. Стадионы, дворцы спорта — государство на нас миллионы рублей зарабатывало, благодаря «Песнярам» минская филармония 15 лет подряд держала верх во всесоюзном социалистическом соревновании — переходящее Красное знамя в ней там просто поселилось. Сильно?

— Это покруче, чем победа малофеевского «Динамо» в чемпионате СССР 1982 года. Правда, когда говорят, что «Песняры» — это советские «Битлз»?
— Если бы мы пели на английском языке, были бы не хуже ливерпульской четверки, конечно.

— Почему — конечно?
— Мы занимались более серьезной музыкой. Когда сейчас слушаешь первые альбомы «Битлз», понимаешь, что это просто детский сад. Петь их песни было очень просто, и мы (молодые ребята, по сути, школьники еще) делали это один в один — так, что не отличишь. Это как орешки щелкать. Потом увлекались уже джазом, джаз-роком, а эта музыка намного серьезнее и сложнее. Я для себя вывел такую формулу: все, кто серьезно занимается музыкой, играют джаз, не вполне удавшиеся музыканты играют или пишут популярную музыку, а роком занимаются те, кто вообще к музыке не имеет отношения.
Как бы ни казалось кому-то обидным, в этом и заключается сермяжная правда. Поскольку ухо человека не пресыщено мусором и не испорчено сложнейшими гармониями и аккордами, зато свободы куда больше. И фантазии, и света… В роке прежде всего важен текст, так как сама музыка предполагает борьбу и самовыражение… Ну а любить и научиться играть можно и самому — были бы уши и вкус!

— Это правда, что Маккартни как-то сказал о «Песнярах»: «Поют как боги, а играют как дети».
— Не знаю, я не слышал. Но если так сказал, то он уже не прав, потому что играли мы лучше их, и насчет пения я бы поспорил… Если «Битлз» пели в три голоса максимум, то «Песняры» и в пять, и в шесть голосов. Мы исполняли сложнейшие акапелльные партии, с переходами в другие тональности, с модуляциями и еще бог знает чем — я их лично писал, поэтому за свои слова отвечаю.

— Так вам надо было в Америке оставаться — биться за признание с мировыми звездами.
— Не-а, нам надо было родиться там… А менять родину — это последнее дело, да и смотришь на эти улыбающиеся радушные лица, скажем, в Нью-Йорке, и понимаешь, что ты там со своими знаниями и уровнем, по большому счёту, на … никому не нужен.
Борткевич вот пожил в Штатах и вернулся. Он для журналистов — находка ценная, нарассказывает столько, что успевай записывать. Со Шварцнеггером запросто, с Майклом Джексоном., Спилберг и Клэптон наперегонки тоже в приятели рвутся… Хотя Ольга Корбут, его тогдашняя супруга, конечно, была звездой мирового уровня.

— Наверное, каждый белорусский мужчина тогда хотел бы быть на месте Леонида.
— Если ты имеешь в виду его брак, то себя я на этом месте представить не могу. Со спортсменками мне как-то не везло, даже и вспомнить не могу, кто тогда считался секс-символом в нашей стране… Гимнастки разве что… Ну, может быть, Нелли Ким. Она очень интересная девушка была, восточная красавица и в общении довольно приятная, неглупая во всяком случае. Или ты спрашиваешь о том, с кем бы хотелось переспать?

— Можно и так вопрос поставить.
— В то время с Орнеллой Мути, например. (Улыбается.) Но, сразу скажу, не удалось, не пришлось познакомиться. Романы с актрисами были, конечно, но будет глупо о них рассказывать, — кому это нужно — тот знает. Певиц я почему-то тоже никогда не воспринимал как хранительниц семейного очага, по себе зная наши гастрольные перипетии…

— Про моделей и спрашивать неудобно.
— Для меня важно, чтобы, помимо само собой разумеющейся приятности и чистоплотности, мне было с ней не стыдно находиться рядом, где-то на людях, как, впрочем, и ей со мной. Когда живешь с женщиной, надо следить за собой с особенной тщательностью — это касается и здоровья, и фигуры, и психологии общения. А если говорить о моделях, то эти встречи на уровне парилки — пригласили красивых девочек с хорошими фигурами, приятно провели время и назавтра же забыли о них навсегда…

— Вот оно, преимущество популярных людей. Говорят, восторженные девушки после концерта в очереди стояли, только выбирай…
— Все популярные группы прошли и проходят до сих пор через это обожание зрителя. Естественно, отказывать себе в таком удовольствии было бы просто глупо и даже неприлично, тем более что когда-то мы были молоды и не связаны никакими узами…

— Технически как это происходит?
— После концерта стоят толпы людей с нашими открытками. Понятно, расписываешься. Кому было нужно, можно было прямо в это время договориться встретиться — назавтра или сегодня, через час. А еще звонили в гостиничные номера, пробирались к дверям и бомбили порой всю ночь. Или утром поджидали у выхода из отеля — все это мы переживали десятки лет.
Бывает так: в зале сидит девушка, вроде красавица, улыбается тебе очень приятно — после концерта находишь ее, а там — как говорится, «чысты звук». Или фикса посреди рта! Но, прошу отметить, я никогда не пользовался услугами девочек по вызову. Даже если они были раскрасавицами, это мне было неинтересно. Как можно общаться с человеком без интриги?

— Молодость — счастливая пора, разве что только работать приходилось на износ…
— Ну да, концертов море, после каждого надо посидеть за ужином, потом — девочки… А ноты высокие приходилось брать, это тяжело, доходило до того, что у меня голос пропадал, вообще не мог разговаривать, узелки на связках, операцию делали… У нас однажды шесть концертов было в день, представляешь?

— Это как надо деньги любить…
— Да не в этом дело. Востребованность. Ни один артист не откажется от того, чтобы выйти на сцену, если знает, что на его выступлении будет полный зал. А мы лишь такие концерты и работали…
Кстати, начал зарабатывать, только когда ушел от Мулявина, в 1992 году. Перестройка была в самом разгаре, артисты узнали значение слова «корпоратив» и поняли, что, оказывается, можно быть независимыми.
А через четыре года в жюри одного из песенных конкурсов министр культуры сказал мне, что с Мулявиным нелады и «Песняры» надо спасать. У Влада Мисевича была своя фирма, Борткевич звонил из Америки, говорил об объединении всех старых музыкантов и мировом туре с «Битлз», но я как-то не очень верил в эту заманчивую перспективу.
Впрочем, действительно надо было что-то делать, ребят из ансамбля не устраивало, что Мулявин постоянно отсутствует. Мы с Владом возвратились, вспомнили программу, Мулявина вообще год никто не видел — все по той же причине. Потом он как-то в наше отсутствие пошел к президенту, после чего нас вызвал на ковер Заметалин.
Начались у нас с ним тяжбы, до тех пор пока мы не уволились из ансамбля и ушли, создав «Белорусские песняры». Арендовали комнату в филармонии и начали писать уже свои хиты и переписывать старые. Это короткая история появления нашего коллектива. Наверняка у тебя был такой вопрос.
Сейчас, кстати, есть уже четыре коллектива, использующие слово «Песняры», и они все работают. Под старые «фанеры», за любые деньги (не имею в виду государственный ансамбль), а заказчикам ведь все равно, главное — сэкономить.

— Печальный конец красивой сказки под названием «Песняры»… Мулявина можно назвать выдающимся человеком?
— Безусловно. Он отличный и организатор, и музыкант. Всю творческую энергию израсходовал полностью. Продуктивная жизнь любого самобытного музыканта, можно сказать, такого доморощенного, как Владимир Мулявин (он ведь даже музыкальное училище не закончил), длится где-то от пяти до десяти лет. Дальше все — заканчивается любой проект, начинается стагнация и только повторение. У него это случилось где-то в году 1976-м, как раз тогда, когда пришли новые музыканты. Требовалось свежее дыхание, новые аранжировки, звуки другие. Мы поменяли аппаратуру, совсем другая музыка была уже в мире, изменилась она и у нас.
«Песняры» приобрели новое лицо, Мулявин уже только писал, правда, не совсем разборчиво, но аранжировщики справлялись с текстом очень живо. «Ребята, ну если что-то непонятно, допишите сами…» Ребята и дописывали, подставляли гармонии свои, делали аранжировки, а все это принадлежало перу Мулявина. Но долго так, конечно, продолжаться не могло.

— Почему Владимира Георгиевича потянуло на белорусский язык? Он же ведь свердловчанин.
— Решил остаться в Белоруссии после службы в армии. Кстати, это общее решение всего ансамбля (Мисевич ведь тоже не белорус). «Я увидел этих русых людей с голубыми глазами» — где он тут их увидел? Зачем ему было возвращаться куда-то в Россию, если можно было остаться в Европе?

— Ну, тогда же не знали, что здесь Европа…
— Поверь, очень хорошо знали. Ему здесь комфортно было — нашел себя, славу, популярность… Мулявина можно назвать выдающейся личностью хотя бы за одну какую-то песню, которую до сих пор поет народ. Выдающимся музыкантом и человеком лично я его назвать не могу. Классным, вдумчивым, организованным, хитрым, жестким, талантливым, самокритичным, ироничным — да, именно таким он и был.
Есть сотни людей, которые выше его на порядок — даже из тех, кто работал в нашем ансамбле и которые так же как и он ушли из жизни. Нельзя умалять и принижать их значение… Но организатор, конечно, он был мощный — все это создать, «пробивать» постоянно и так долго существовать — это его заслуга, равно как и развал коллектива.
«Я тебя породил, я тебя и убью!» Из-за чего все так трагично случилось — всем известно. Знаешь, когда в интервью об этом говоришь, тебя начинают попрекать: мол, вы до сих пор пользуетесь его именем. Каким именем? Имею полное право, потому что ансамбль создавался коллективно! Да, Мулявин писал и обрабатывал музыку, руководил процессом, но не более того…
Тексты — Валера Яшкин, Леня Тышко. Обработки делались на стихи белорусских классиков в основном, аранжировкой в ансамбле занимались как минимум десяток музыкантов. И вообще есть уйма нюансов. Скажем, Мулявин никогда бы не написал фортепианную партию, потому что это просто не его сфера. Я бы, как скрипач, тоже за это дело не взялся, кому охота выставлять себя на посмешище?
«Двое в комнате — я и Ленин» — это, конечно, был уже закат, как и программа на стихи Маяковского. Нашей ошибкой стал уход от обычной песни. Да и самому Мулявину надо было уходить красиво, но он не смог. Предлагали оставаться художественным руководителем, получать деньги, он их уже заслужил пожизненно. Сделать так, чтобы все осталось по-прежнему — во всяком случае для окружающих, но мешала его «болезнь», жены и так далее…. Ну вот такая судьба у человека, а ведь могло быть все иначе и жил бы сейчас…

— Юрий Антонов недавно 70-летие отметил…
— Вот и пример. Он давно понял, что сейчас уже ничего не напишет. Хотя зачем ему это надо? Он за свою жизнь столько всего написал… Так, освежает аранжировки, работает один-два концерта в месяц — с живым звуком и этого хватает на безбедную жизнь.

— Сейчас вам интереснее жить, чем раньше?
— Мне всегда было интересно жить. Вот мы каждые пять или десять лет говорим, «какая тяжелая сейчас жизнь», имея в виду миллион разных поводов. Раньше, в советское время, конечно, все было гораздо проще — заходишь в магазин, а на прилавке батон нарезной и буханка хлеба. Водка и пиво одной марки, а сейчас — 80 видов любой продукции и абсолютно непонятно, что брать….

— Спортсменам легче вспоминать минувшее. В памяти сразу всплывают самые громкие победы — на Олимпиадах или чемпионатах мира. А вам что приходит в голову первым делом?
— Одесса, 1978-й, Дворец спорта, Десять дней по три концерта, на каждом биток. А за год до этого перед гостиницей «Красная», где мы жили, народ ходил с транспарантами «Песняры» — это было что-то неописуемое… Удивительное время: страна пела на белорусском языке. А кое-где его начали изучать, чтобы лучше понимать смысл наших песен.

— М-да, такую бы группу да в наше время — сейчас как раз тренд белорусской мовы.
— Я к этому спокойно отношусь: никаких эмоций у меня вышиванки не вызывают, ну есть и есть. И к вере любой спокойно отношусь. Главное, чтобы войны не было.

— Спорт в вашей жизни, кроме телетрансляций, есть?
— Дома гимнастикой занимаюсь. Даже гантели разборные себе купил и эспандеры всякие. В фитнес точно ходить не буду, выбраться в бассейн еще смогу. Плавание уникальный вид спорта, которым можно заниматься в любом возрасте. Если два раза в неделю получается — вообще идеально. Слежу за питанием — это основной вид спорта у меня сейчас… А знаешь, какое у меня расписание?

— Любопытно.
— Друзей много — отсюда привычка иметь в доме большое количество всяких хороших спиртных напитков. Люди же у нас скромные. Спрашиваешь: «Что будете пить? » — «А что есть?» — «А чего хотите? — «Да что-нибудь открытое есть?» Так вот именно поэтому и чтобы удовлетворить запросы избалованной части общества и женщин в том числе (понятно, они тоже сюда забредают), дома у меня имеется сразу три бара, ассортимент которых постоянно меняется и пополняется.
В понедельник традиционно иду в гости к одним своим друзьям, которые просто шикарно готовят и не могут не поделиться своим умением с близкими людьми. Туда тоже перекочевывают некоторые бутылки из моего волшебного бара, благо все вкусы уже знаю.
По вторникам компания уже другая — собираемся у меня, небольшой коллектив, — три-четыре человека. Я, разумеется, с гастролей что-то привожу. Например, с Камчатки сейчас прихватил икры и килограммов пять рыбы — самой разной. Один друг приходит с маленьким холодильником, в котором морепродукты и пиво… Делаем все правильно, разговариваем на разнообразные темы и получаем от процесса огромное эстетическое и гастрономическое удовольствие.
В среду отдыхаю, в четверг баня — это святое, а пятница и суббота, как правило, концерты, гастроли. Они довольно часты, но если их нет, то можно и на рыбалочку съездить, посидеть в тишине, опять-таки в дружеской компании, и подумать о жизни. Воскресенье — кефирный день, пью его с утра и до вечера. Ах да, чуть не забыл, я же еще и дом строю — это вообще отдельная история. Эпопея. Каждый человек, кто этим занимался, подтвердит мои слова… Рассказать или лучше еще кофе сделать?