Моментом в море. Юрий Пудышев: встречаю Малофеева — сразу вспоминаю про Данко

И бутсы придется надеть — как заявку на участие в матче чемпионата Беларуси. Хочется все же рекорд поставить, чтобы о нашей стране в мире еще раз узнали и ее могуществу удивились — мужики на седьмом десятке на поле выходят и игры не портят! Ну а чтобы вообще сомнений ни у кого в моей силе и отваге не было, я пионерский галстук повяжу. Мол, всегда готов! Как вы, ребята, считаете?”
Ребята считали, что харизматическому лидеру минского “Динамо”-82 виднее, и, встретившись на следующий день с нашим героем, с удовлетворением отметили: гардероб подобран согласно плану. А букет для ведущей — сверх того: “Настюша, ты такая красивая, что не отметить этот факт никак нельзя”. Умеет Юрий Алексеевич общаться с женщинами независимо от их возраста — здесь уж не отнять…
Умеет он и редактировать текст, названивая на следующий день и делая необходимые правки и пояснения. “Ты, Сергуня, вставь это в газету, а то я в студии слишком уж чарам девчонок поддался. Насти и оператора Кати, поэтому некоторые моменты не смог донести в полном объеме”.
Да уж, Пудышеву не впервой рвать шаблоны, и не однажды прозвучавшее по ходу беседы желание снова выйти на поле может стать еще одним интригующим фактором футбольного сезона. Мы бы ему посоветовали вступить в скандально известный клуб “Крумкачы” — эти наверняка выставили бы легендарного хавбека в любом, даже решающем, матче, но Алексеичу, похоже, нужна именно высшая лига. О первой думать ему пока рано.

— Первый вопрос по многочисленным просьбам: ваш нарочитый образ весельчака — это маска, скрывающая тонкую и, разумеется, ранимую натуру?
— Натура ранимая у меня — не откажусь. Да и масок, само собой, несколько. Но вот какое резюме могу выдать: мне скоро 61 год, а силы остались только на футбол и женщин. Правда, если женщины слишком шустрые попадаются, то я горю и впадаю в депрессию. А если нормальные, неторопливые, то чувствую себя неплохо. Раньше таких различий не проводил. Наверное, возраст все же сказывается.

— Пионерский галстук у вас — тоже дорог как память?
— Такое не забудешь… День навсегда запомнил, как нас в пионеры принимали. Город Королев теперь называется, находится под Москвой. Разбудили в 4.30 утра, чтобы мы в срок на Красную площадь успели. Вначале, конечно, в Мавзолей зашли, чтобы, выходит, ленинское благословение на это дело получить. Владимир Ильич, как сейчас помню, мне подмигнул, мол, верной дорогой идешь, Юра. У меня все волнение сразу и пропало. Раскрепостился. Соответственно и галстук сохранил — полвека уже ему. Знал, пригодится. Я ведь сейчас в трех предметах спать ложусь: в бутсах, галстуке и с мячом под мышкой. Бутсы — чтобы сразу скорость набрать, с годами она куда-то девается, а мне еще на поле выходить. Все надеюсь, что выпустят в официальном матче и зрители добрым словом наше “Динамо” вспомнят. Мяч… Когда он рядом, финты всякие снятся. Чтобы не забыть — полезно очень. Хотя и другое наблюдение имею: вот только ляжешь спать без своих спортивных атрибутов — начинают женщины являться. Прошлый раз одна — в белом “Мерседесе”. Не знаю до сих пор, почему именно в нем. Может, знак какой?

— Про Малофеева вы всегда любили рассказывать…
— У меня много любимых тренеров. Мой папанька ведь сбежал, когда я родился. Ну, сбежал и сбежал. Черт с ним. Зато футбольных отцов, слава богу, хватало. Расскажу об Эдуарде Васильевиче и Константине Ивановиче Бескове. По хронологии с Бескова начнем.
Когда попал в московское “Динамо”, он пригласил в кабинет и сразу с порога: “А за какую команду, Юра, ты болеешь?” — “За “Спартак”, понятное дело!” — “Молодой человек, выйдите из кабинета и больше сюда не заходите”. Дело в том, что “Динамо” и “Спартак” были и остаются клубами-антагонистами. Я об этом догадывался, но ведь пионерам всегда правду надо говорить.
А потом случилось нам за границу ехать. И галстук нужен был — не пионерский, а обычный. Чтобы к костюму подходил. Я к Бескову: мол, Константин Иваныч, нет у меня парадно-выходного костюма, неудобно перед иностранцами. Поехали мы к нему домой (он тогда на улице Горького жил), показал мне свой гардероб. Я кое-что и выбрал. Экипировался знатно и в тогдашнем своем родном Калининграде целый месяц так проходил. Замшевый клифт, явно из-за границы привезенный, галстук цивильный, короче, все девчонки моими были — лучше и нельзя было наряда придумать… И вот на одной из тренировок в Новогорске Бесков вдруг вспомнил, не иначе “накатил”. Как закричит помощнику Голодцу: “Адамас, скажи молодому, чтобы вещи вернул!”. Я обмер — закончилась сказка. Маме дал задание, она постирала все, погладила, я привез на базу: “Спасибо, Константин Иванович!”

— А вот Малофеев, нам кажется, лишь бросил бы: “Да носи, Юрка, черт с тобой!”.
— Очень возможно. Сейчас ему 73 года, хотите верьте, хотите нет, до сих пор, когда встречаемся, смотрим друг на друга так пристально, будто разглядеть что-то в глазах собираемся. И мне удается. Вижу огонь. Движение какое-то. И я тоже завожусь. Вот история сразу вспомнилась. 1983 год. Обыграли мы московское “Торпедо” 4:0 и полетели в Америку. Но не потому, что все победы над автозаводцами таким образом поощрялись, а что в минувшем сезоне чемпионат СССР выиграли. Само собой, одних отпустить не могли, поэтому с нами отправились еще генерал милиции Василий Шкундич и кагэбэшник один. А у нас человек пропал.

— Прокопенко.
— Да, Саша, народный герой. Только приехали, подходит: “Слушай, тут эмигранты в гости позвали. Я быстренько съезжу, но ты не говори никому, хорошо?” — “Заметано, Саня”… Наступает время обеда. Василий Миныч всех пересчитывает: одного не хватает. Кошмар! Еще раз считает — снова недостача. Выясняется, что нет Прокопа. После обеда нас с Гараем и Малофеевым вызывает к себе генерал. Заходим — сразу крик: “Равняйсь, смирно!” И мы, как в программе “В мире животных”, друг за другом построились. У каждого генерал спрашивает: “Где Прокопенко?” А мы откуда знаем? Шкундич понимал, что за такие вещи на родине погоны снимут, потому отрезал: “Чтобы через два часа Прокопенко был на месте!” Вышли мы в коридор, Малофеев на меня подозрительно: “Юрка, точно не знаешь, куда он делся?” — “Да откуда, Эдуард Васильич?” Тут он бац себя ладонью по лбу: “Твою мать, я его в Минске неделю найти не могу, а в Америке за два часа…”
Ближе к вечеру выходим на крыльцо, Василий Миныч в состоянии близком к инфарктному. И вдруг подкатывает микроавтобус. Дверь открывается, оттуда музыка жарит, крики, но главное — выходит Прокоп в окружении эмигрантов. Трезвый и с многочисленными подарками. Я, признаться, не на Саню смотрел, а на генерала, ждал его реакцию. Будет шашкой махать или какой другой вариант выдвинет. А тот как закричит радостно — будто Юрия Гагарина увидел — и давай Прокопенко целовать. До отлета в Минск не выпускал его из своих объятий, разве что только на поле вместе с ним не выходил. Сашке, конечно, это льстило, но больше ему понравилось внимание, которым окружили его бывшие соотечественники в Штатах. Подарками хвалился: дескать, смотрите, не жадные ребята, магнитофон, часы подарили.
Еще в Америке случай был. Играли там с местными клубами, платили только за победы — все-таки не в Бразилию приехали. А как назло, одни ничьи шли. Да еще обидно, что уже неделю без женщин находились, хотя вокруг их полным-полно. И соблазнительно все же мастера спорта международного класса выполнить. Говорю Валерке Мельникову: “Замучила меня что-то ностальгия…” По его лицу вижу: те же проблемы. Короче, снимаем мы негритянку — из суточных наших неказистых выделяем по десять долларов, и ведет она нас в небоскреб. Вошли и потопали почему-то по лестнице, хотя там лифт, все чин чинарем. А свет там странный: то зажигается, то выключается. И вот в один момент девушка эта шасть — куда-то делась, ищи негритянку в темном подъезде… Надо искать. Валерка до 50-го этажа дошел, а я до 80-го дотелепался. Физическую базу Эдуард Васильевич нам хорошую заложил. Но что-то после этого мне уже ничего не хотелось… Когда Малофееву эту историю рассказали, а в коллективе нашем секретов не было, он долго смеялся, а потом резюмировал: “Ну вот, вы потому так и играете, что черт знает чем занимаетесь…” Большой вдохновляющей силы человек. Я иной раз чувствовал себя этим, как его…

— Данко?
— Ага. Так и хочется при встрече с Эдуардом Васильевичем выдрать сердце свое из груди, чтобы оно, значит, путь всем озаряло. Так он на нас воздействует с 1982 года. Истории очень зажигательные перед играми рассказывал. Когда читал стихи, у меня всегда мурашки по коже бегали. Помню, игра тяжелая намечалась в Тбилиси и Эдуард Васильевич начал рассказывать про стадо павианов и тигров — красиво так, драматургически, как в театре. Ну вы же знаете эту историю? Выходит вожак павианов и говорит тиграм: “Не трогайте стадо, съешьте меня!” И легендарный тренер ставит вопрос ребром: “А кто у нас так сможет, чтобы отдать свою жизнь за всех?” Обводит огненным взглядом всех. Тяжелая минута, все в раздумье, и вдруг озарение у команды: “Румбутис!” А Людас у нас в запасе тот матч начинал как раз.

— Хитро придумано.
— Малофеев тоже оценил, плюнул: “Вам бы только ржать! Попробуйте мне не выиграть!” Он молодец, юмор всегда понимал.

— Кто же на самом деле был Данко в команде?
— Думаю, Саша Прокопенко, народный герой. Жора Кондратьев тоже достоин этого звания. Витя Шишкин по кличке Морозко. Юра Трухан…

— Это все скромность. Говорят, капитан команды Юрий Пудышев водил ребят куда надо.
— Была у меня система — после тяжелых игр сходить в бар или ресторан, на женщин красивых посмотреть и шампусика выпить. Но немного, без фанатизма.

— Немного — это сколько?
— Ну, бутылку или две. Но не больше. На следующий день на тренировке я как огурчик, никаких остаточных явлений, потому что норму свою знаю и не перевыполняю. Это после кока-колы можно опухнуть и не знать потом, куда бежать. А благородный напиток себе такого не позволяет.

— Но ведь ругали-то, наверное? Не всем в руководстве нравилась система Пудышева.
— Ага, не приветствовалась. И как-то потом аморалка эта пошла со мной по всем командам. Cчитай, через весь Советский Союз.

— Что, кроме игры, вас привлекало в Прокопенко?
— Человек с юмором. Трудяга. Всегда, когда в ресторан заходишь, люди приглашали за стол. Но Сашок молодец. Мы с ним вместе тогда держались. Однажды даже поехали отдыхать в санаторий в Аксаковщину — после чемпионского сезона. Взяли путевку на 24 дня. Поселили нас на втором этаже, где люди еле ходят и еле говорят. Короче, движухи никакой. Но потом нас узнали, стали понемногу подходить. Компания… Мы во время обеда и ужина разливали шампанское — не из бутылок, конечно, все же оздоровительное учреждение, а из чайников. Народ начал постепенно выздоравливать, петь, танцевать… Ну а мы, наоборот, согласно закону перехода энергии, стали заболевать. Короче, нашел я две телогрейки у знакомых мужиков и через черный ход, а затем на подножке автобуса два чемпиона СССР покинули это гостеприимное заведение. Продержались там всего неделю, но зато сколько людей вылечили. Такой вот наш Сашка был человек. Молодец, никому не мог отказать…

— Но это же его и сгубило.
— Согласен. Я сам такой, как это называется? Слабохарактерный. Но с этим борюсь — даже еще одну систему выработал. Как в нормальное состояние войти после этого всего. Не знаю только, выдавать или нет.

— Так нашим же, белорусам — своим можно.
— Ну ладно. Вот у меня часто спрашивают, как ты чувствуешь себя после Нового года, отошел ли… Три составляющие для этого должны быть: красивая женщина, хорошая баня и шампусик, желательно не детский. Вот когда мой организм через это проходит, он отлично восстанавливается и потом снова играй, пой и пляши. Ничего не болит, не трясет, хотя в теле сидит, наверное, вся таблица Менделеева. Но я с ней уже как-то сжился, и она меня совсем не тревожит.

— После серии ваших интервью чемпионское “Динамо” начали считать самой пьющей командой СССР. Все действительно так и было?
— Многое преувеличено. У нас компания была: я, Валерка Мельников и Морозко. Молодые с нами не ходили. Сережа Боровский — нет, Мишаня Вергеенко — нет, Сережа Гоцманов — нет, Алень один раз пошел, на другой день травму получил. Эдуард Васильевич ему сказал: “Сережик, больше с ними ни ногой”, он и не стал. Игорек Гуринович тоже с нами не бывал, Андрей Зыгмантович раз выдвинулся, а потом женился. Так что, по сути, мы втроем за всю команду отдувались. А люди же такие, фамилий особенно не разбирают, видят, что динамовцы, и думают, что мы всей командой приперлись.

— Скажите для тех, кто не видел: какой стиль игры проповедовало тогда минское “Динамо”?
— Спартаковский. Я в детстве жил недалеко от Тарасовки, часто видел таких мастеров, как Осянин, Хусаинов, Ловчев, Логофет… Маслаченко тогда заканчивал, Витюша Папаев, как сейчас помню, все время оставался после тренировки и чеканил мячишку. А я молодой, впитывал все это и настолько был в спартаковский футбол влюблен… У меня и тренеры такие были, как Николай Иванович Тищенко — олимпийский чемпион, которому в полуфинале Олимпиады 1956 года сломали ключицу, но он все равно не ушел с поля. Масленкин Анатолий Евстигнеевич тоже… И вот когда я оказался в Минске, то постарался этот фирменный комбинационный стиль привить и динамовцам.

— Раз уж заговорили про “Спартак”, нельзя не вспомнить известного правдоруба Бубнова, который в своей книге написал, что…
— Ученик мой. И что он?..

— Расписывает подоплеку “золотого” матча “Динамо” со “Спартаком” в 1982-м. Мол, накануне в расположение москвичей нагрянули Пудышев и Курненин и договорились, что спартаковцы на поле упираться не будут. Мол, к главному конкуренту минчан в борьбе за золото киевскому “Динамо” “красно-белые” не испытывали особенно теплых чувств…
— Не соответствует действительности. “Спартак” уже железно занимал третье место, ни подняться, ни опуститься в таблице нельзя. А в футболе есть такой момент — проверить молодежь на сильной команде. Тогда они дали Феде Черенкову и еще паре хороших игроков отдохнуть в конце сезона, предоставили возможность молодым игрокам отличиться. Мы их обыграли, вот и вся история.
А почему Сашок Бубнов так говорит, не знаю. Могу и про него историю рассказать. Когда мы в свои 18 лет прятались в Новогорске от армии, чтобы нас другие команды не забрали, заглянул я как-то к нему в номер. А нам два выходных дали, надо расслабиться после суровых будней. Наведаться в ресторанчик, девчонок каких-нибуть снять. Захожу, значит, к Бубнову, и картина передо мной предстает диковинная. Сидит он, а со всех сторон книжки и тетради возвышаются. Я еще тогда, помню, подумал: “Что ж ты, Саша, совсем себя не щадишь”. Ну и предлагаю: давай в Москву-то занырнем. А он так хмуро на меня посмотрел и процедил: “Я на режиме…” Ничего себе. А я тогда на чем? Потоптался я и вышел. Хотя он вообще-то нормальный парень. И игрок отличный был, и юмор понимает.

— Соблазнов у игроков много. Наверняка вам предлагали и матч сдать, очки всегда кому-то нужны.
— Я от таких вопросов сразу уходил и ребяток просил: не нужно такого делать.

— Предлагали часто?
— Было иногда, но потом люди поняли, что с нами не очень-то и договоришься.

— С другой стороны, денег заработать, принести в семью…
— Это вариант, конечно, ну а потом что? Ходить с опущенными глазами? На фиг мне это надо? Вот сейчас у меня собака и кот. Кот с женой, а собака со мной. Я ее Лолитой назвал — в честь знаменитой певицы. Сам не поем, а животных накормлю. Такой и по жизни закон: зачем делать неправильные поступки, а потом о них всю жизнь жалеть?

— Если бы была возможность телепортировать “Динамо”-82 в наши дни, вышла бы команда на топ-турнир под маркой сборной?
— Да легко. По уровню мастерства чемпионат СССР можно было называть чемпионатом мира. Так что проблем здесь не вижу.

— Георгий Кондратьев как-то сказал, что из нынешней сборной Беларуси взял бы в ваше “Динамо” только двух игроков…
— В тот состав еще пробиться надо было… Команда настолько была жизнерадостная и сплоченная.

— У нас есть один жизнерадостный кандидат…
— Сашку Глеба имеете в виду? Сашок талантливый пацан, еще когда Коля Шпилевский спрашивал у меня, будет ли из парня толк, я сказал: “Конечно”. И тогда он забрал его в Германию. Соответственно у парня и кличка появилсь — Бундес. Вот он хорошо вписался бы в наше “Динамо”. Правда, ему для этого надо было бы через ресторан пройти.

— Этот прошел бы.
— А вот Коля Шпилевский так и не прошел. Мы потом были на сборах “молодежки”, виделись с ним. Говорю: “Николай, хорошо бы закрепить успех нашего плодотворного сотрудничества походом в ресторанчик какой немецкий”. А он все отнекивался. Потом принес бутылку шампанского — говорит, все, что могу. Ох и широкой же души человек!
Что делать, мы с Брониславом Ясинским решили отведать. Вернее, Броник на себя инициативу взял — завинтил эту бутылку в момент. Делов-то… А потом, смотрю, бледнеть стал наш легендарный администратор, хрипит, за горло держится и, наконец, падает без чувств… Пока врача вызывали, много мыслей в моей голове пробежало. Но главное, я лицо Ясинского запомнил. Тихое такое, умиротворенное и даже скорее удивленное: дескать, как же так, за что, я ведь так мало прожил и на самом взлете карьеры… Лекарь прибежал — бледный, руки трясутся, бутылку первым делом схватил, на этикетку посмотрел и облегченно выдохнул: “Парни, от детского шампанского еще никто не умирал…” У меня от сердца отлегло. Дело в том, что организм Бронислава, следует отметить, отменно знакомый с различными сортами и видами алкогольных напитков, в подавляющем большинстве превышающих 40-градусную отметку, дал сбой при появлении в нем детского шампанского от Коли Шпилевского. Последний раз советский аналог этого напитка, лимонад “Буратино”, Броник употреблял разве что в пионерлагере “Салют Октябрю”. Поэтому организм дал полную перезагрузку, стер матрицу, и на какое-то время харизматический администратор сборной был полностью выведен из игры. Как сейчас помню, глаза открыл, стонет жалобно: “Что было со мной, Юрий?” Пришлось нам идти лечиться в ресторан — понятно, уже традиционными напитками…

— Если вернуться обратно в молодость, что бы вы сделали по-другому?
— В 1973 году — открытие сезона, получил первую зарплату в московском “Динамо”. Пригласил, разумеется, всех друганов и повел в “Метрополь”. До сих пор простить себе этого не могу. Ну почему именно туда? Там же кагэбэшники кругом, а на следующий день тогдашний тренер Сан Саныч Севидов и говорит: “Юра, тебе рано туда ходить, посиди-ка на лавочке”. И просидел я там до конца сезона. Эх, спрятаться надо было где-то, не лезть на рожон…

— Но, с другой стороны, тогда вы не попали бы в минское “Динамо”.
— Это да. Сижу я на скамейке, ноги чешутся — играть хочется. А тут Искорка — знаменитый администратор минчан. Приглашает в Беларусь. Ну, мы билетики на поезд, приезжаем — заходим в ресторан “Минск”. Вилий Антоныч себе творог берет и масла туда полпачки бултых. Кушает с наслаждением. Спрашиваю: “Зачем столько масла?” — “А это, Юра, обволакивает хорошо”. Ну, я к сведению пояснение принял и понял, что здесь люди профессиональные и серьезные. Можно решать задачи. Привез он меня в общагу под часами, которая и сейчас там. Смотрю, Румбутис лежит на кровати и на гитаре играет. По-русски ничего не понимает. “Учить тебя?” — “Давай!” — “Как насчет ресторанчика, расслабиться?” — “Ни фига!” Вот почему всегда так: если человек русского языка не знает, то сразу режимистый? Но хорошо потом Курнилка подъехал, мы с ним стали ходить. Он против ресторанов ничего не имел.

— Надо нам интервью на хорошей ноте заканчивать — без аморалки.
— Так это ж добрая аморалка — без бандитизма, женщины, шампанское… И результат. Ладно, дам я совет молодым футболистам: трудиться, трудиться и еще раз трудиться. Если ты решил посвятить себя футболу и чего-то в нем добиться, должен понять, что главное — ежедневная работа. А все остальное, в том числе и девушки, приложится. Я же для чего все рассказываю? Чтобы люди поняли на моем примере, как плохо заниматься хиромантией, надеясь успеть кругом и везде. Сосредоточьтесь на главном. Понятно, что футбол — это нервы и пахота, но не забывайте о режиме. Не надо повторять мой путь.