Федор Черенков. Часть первая: счастье

Звездой внутреннего сгорания остался и Федор. Ему так и не довелось сыграть в составе сборной на топ-турнирах, но на наших полях он был любимым, народным футболистом, на которого ходили во всех городах. Болельщики-"спартачи" начала восьмидесятых говорили, что игра их команды — это Гаврилов, а Черенков — ее душа.
Он не был разгульным или битым системой, каких привечает зритель, не мелькал в светской хронике. Но не метил и в праведники, не строил на этом имидж — нелепое вообще сочетание: Черенков и имидж. С детским удивлением смотрел на свою известность, испытывая неловкость перед взрослыми незнакомыми людьми и перед партнерами, при сем присутствовавшими. Он был немного не от мира сего, человек с психологией воспитанного подростка, старавшегося не выделяться в командном быту. Он и режим нарушал ровно так, чтобы не отрываться… Его зона начиналась и заканчивалась прямоугольником поля, где, собственно, и происходили чудеса, где он жил и творил самозабвенно.
Но не только в игровой притягательности лежит загадка народной любви к нему. Федор не пользовал эту любовь и смущался ее проявлениям. Он пришел в большую игру с собственным изысканным почерком без обычных довесков к нему — манерности, значимости, защитного панциря — и ушел таким же. “Удивительно наивен, — сетовала жена, когда они еще были вместе. — Кажется, вообще не верит, что есть подлость…”.
Он был открыт, как ребенок, кого неловко обижать, — даже записным злодеям, каких полно вокруг спорта, пришлось бы через что-то переступать. За них все сделала судьба.
Одаренный человек не просто талант пришел проявить — зачем-то еще. Всмотритесь в глаза, зеркало души, в которой еще не гнездится болезнь, — в них вместо настроя спокойная отрешенность. Какое послание нес нам Федор Черенков, чья сущность не вязалась с джунглями спорта — дарвинского мира, где выживает тот, кто сильнее, интрижистее, локтистее, а слабому или мягкому дороги нет?
Почти у каждого игрока, не важно, классного или не очень, жизнь проходит примерно одни этапы. Вначале, когда ты юн и не нажито болячек, и ноги несутся быстрее головы, и улыбаются девушки, и десять лет бесконечны как жизнь, — футбол тоже кажется бесконечным, который транжиришь не задумываясь. А мгновенья летят: культ карьеры, новые горизонты, желание заработать — не заметишь, как все мелькнет, и оказываешься вдруг в зрелом футбольном возрасте, когда тело поспевает не за всеми решениями, и сколько ни знай-умей, горизонты сужаются, и надо помалу сворачиваться и думать о парашюте, так и не успев главного — насладиться игрой. Гармония как своевременность осознания счастья мало кому выпадает не только в футболе, все мы живем прошлым и будущим, не догадываясь ценить момент.
У Федора Черенкова было иначе в силу особенности его натуры. И обстоятельств, вскоре сделавших поле единственным местом, где он мог быть счастлив.
Как многие мальчишки шестидесятых-семидесятых, он вышел из дворового футбола — играл за команду домоуправления в районных соревнованиях “Кожаный мяч”. Мама рассказывала, когда Федя был совсем маленьким, какой-то мужчина, увидев во дворе, как он играет, узнал квартиру и принес ему настоящий футбольный мяч.
Два года мальчик занимался в спортклубе в Кунцеве, а в десять лет тренер порекомендовал его в школу “Спартака”.
Спартаковским болельщиком был отец, и первый настоящий матч Федор увидел шестилетним с лужниковской трибуны — подопечные Никиты Симоняна играли с киевским “Динамо”. В тот день сын навсегда стал спартаковцем. И теперь, на отборе в ДЮСШ, куда тоже привел отец, Федор готов был землю грызть, и его заметил, зачислил в группу Анатолий Масленкин.
Легендарный в прошлом защитник, чемпион Европы и Олимпийских игр стал шлифовать черенковский дар, и этот тренерский вклад сопоставим с игроцкой его причастностью к главным двум достижениям советского футбола. Что любопытно, карьера Федора оказалась созвучна тренерской: 34 матча за сборную против 33 у Масленкина и бронзовая медаль московской Олимпиады.
Когда Черенкову было шестнадцать, выпускные игры просматривал Николай Петрович Старостин. Он и стал его крестным отцом: расспросил про родителей, про учебу и пригласил в дублирующий состав.
Мудрый Бесков все понял с полувзгляда. Федора подключили к тренировкам основного состава. Вот как описывает появление новичка Олег Романцев: “Первый раз Черенкова в Тарасовке перед двусторонней игрой увидел и подумал: очередной эксперимент Старшего. Ну таким Федька нефутбольным на вид показался, что в какие-то его особые возможности, о которых я уже кое-что слышал, никак не верилось.
А игра началась, понял: парень необычный, с изюминкой. В первый раз он мяч получает и останавливается. Я на него — думаю, либо дрогнет сейчас, либо поспешит пас отдать. А Черенок вдруг с места рывок, и нет его — ушел во фланг. Я разозлился, как-никак в сборной уже играл. А тут мальчишка какой-то со своими дворовыми фокусами. Ну и за ним.
А мальчишка неожиданно встал как вкопанный, и я — мимо. В следующее мгновение новичок, не дожидаясь, опять включил скорость и, выйдя на свободное место, опасно прострелил. В той же встрече он еще не раз всех нас удивлял подобными неожиданностями. Я потом понял: все время в игре что-то новое находить — у Федора в крови. Потому и непредсказуем он на поле".
В 1978 году восемнадцатилетний Черенков дебютировал в высшей лиге. А в следующем, чемпионском, стал не просто ключевым игроком, а был возвеличен болельщиками до домашнего Федя.
Стянуть на себя целое имя дается единицам на миллион. Это больше чем производное от фамилии, хотя кто скажет, что Бобер – не круто. Прозвище сразу индивидуально, а с именем не так: сколько Лёш, Коль, Саш что ни день рождается всяк со своим талантом — но тут и гениальности мало. Не просчитать эту химию и не объяснить, но Эдик останется один на века (хотя и у нас есть свой очень достойный), и Гришу в футболе никто не перебил — и таким же вошел в историю Федя.
Бесков разглядел в худеньком юноше свой будущий джокер и подводил его бережно, позволял на поле больше, чем другим. Его важно было не ломать установками, давать прислушиваться к себе, и знавшие диктатора “Спартака” удивлялись, как он себя в этом случае переступил.
За первую зиму под началом тренера Федора Новикова новичок подтянул “физику” и стал выдерживать нагрузки, но эта сторона никогда не будет его коньком. Бесков и потом Романцев окружали Черенкова россыпью не просто умных, а снимающих часть работы партнеров.
Это окупалось. Ловкость, координация, безупречная техника, но главное, мышление, понимание игры были невероятны. Черенков мгновенно прочитывал любую задумку и принимал интуитивное решение. “Порой он играл элементарную, понятную для соперника схему, — вспоминал поздний партнер Василий Кульков, — но делал это с оптимальным переключением скоростей, с пасом в нужный момент в нужную точку, и соперник ничего не мог противопоставить. Тонкость передач, дар предвидения, техника обводки… Он многим уступал в силе, в скорости бега, но скоростью мышления опережал даже не на доли секунды, а на целую”.
Ранней осенью семьдесят девятого Бесков принял сборную. Вызов в нее совсем молодого Черенкова был пробой и авансом. Спартаковец дебютировал 12 сентября в Афинах в отборочном матче чемпионата Европы против греков. Советская команда уступила 0:1, после чего тренер полгода не обращался к кандидатуре молодого полузащитника. В восьмидесятом Федор вернулся во всей красе – с 23 мая по 27 июля в составе сборной забил подряд Франции (1:0), Бразилии (2:1), Дании (2:0), Замбии (3:1), Венесуэле (4:0), Кубе (8:0), Кувейту (2:1).
Французам он положил в Москве, принеся победу за пять минут до финального свистка, а бразильцам — в Рио на сакральной “Маракане” в присутствии 130 тысяч зрителей. Он тогда сравнял счет после гола Нуньеса, а вскоре Сергей Андреев довершил сенсацию. Это была единственная победа над бразильцами в истории сборной СССР, а противостояли ей Зико, Эдер, Сократес…
Замбия и дальше — уже московская Олимпиада, куда Феде на подмену Бесков брал Александра Прокопенко. Бомбардирская серия Черенкова прервалась в полуфинальном матче с восточными немцами, и советская команда довольствовалась бронзовыми медалями, воспринятыми в стране как большая неудача.
В отборочном цикле чемпионата мира Федор в сборной практически не играл. Задачу выхода в финальную часть Бесков решил, сделав ставку на более выносливых и бывалых. Это была блестящая команда, но перед Испанией посыпались травмы, лишившие сборную основных плеймейкеров Кипиани и Буряка. У Бескова были все основания везти на чемпионат 22-летнего Черенкова, но у руля уже стоял тренерский триумвират, где каждый тащил своих. И по Феде решили: не его чемпионат. Молодой, еще успеет.
(Продолжение следует.)