Не спеши, и все успеешь. Николай Козеко: иногда хочется послать все к черту

За день до того наша прославленная биатлонистка Светлана Парамыгина справила полтинник, а легендарный тренер фристайлистов Николай КОЗЕКО — шестьдесят пять. Два мэтра спортивного цеха слушали приятные слова, принимали цветы и подарки. А через пару часов мы уже сидели с Николаем Ивановичем за чашкой кофе и говорили — на благо развития и мира…

— Вы дни рождения отмечаете-то?
— В прошлом году, хоть и не юбилей был, собрался большой сходняк — человек шестьдесят. Все друзья, близкие, знакомые, спортсмены мои… После Олимпиады и двух золотых медалей грех было не отметить хорошо. А нынче праздник спокойно прошел. Даже и не думал, что это юбилей. Все-таки не круглая дата. Собрались с семьей, с сыном…

— Что вам обычно дарят?
— Вот в лыжный союз приглашали — статуэтку вручили из хрусталя. В НОКе — большую коробку, там фарфор. Правда, пока не распечатал. Родные обычно спрашивают: что ты хочешь? Говорю: надо вот это. Скинулись, купили. А ребята из команды на юбилей картину подарили. Антоха Кушнир организовал, отвел в картинную галерею, показал: “Нравится?” Да, говорю, по душе. Тоже сложились, купили. Полотно нашего художника — деревенский пейзаж. Но что дарят — не главное. Важнее общение, хорошая компания. Меня везде тепло встретили. Добрые слова — они всегда приятнее любого подарка.

— Живопись тоже входит в список ваших интересов вместе с балетом и книгами?
— Просто есть картины, которые радуют глаз. А книги, как вы знаете, от отца. Он литератором был, главным редактором “Белгосиздата”, критиком, его труды использовались в учебниках. Исследовал Кондрата Крапиву, Ивана Мележа. Работал непосредственно с Петрусем Бровкой. Издавалась такая “Белорусская советская энциклопедия”. Главным редактором был Бровка, отец — его замом. Фактически вел всю деятельность, а Петр Устинович так — свадебный генерал. Решал, конечно, ключевые вопросы, но закольцовывал всю работу редакции папа. Потом главным редактором стал Иван Шамякин.

— Вы в детстве часто пересекались с известными писателями?
— Разумеется. Раньше все праздники отмечали дома в большом кругу. Жили в просторной квартире возле филармонии. Помню, на пятидесятилетии отца были и Бровка, и Мележ. Мне уже шестнадцатый год шел. Они, кстати, следили за моими спортивными успехами. Все очень доступные, общительные. Разговаривали только на белорусском языке. Если честно, смотрел на них, как на иконы. Этих людей изучал в рамках школьной программы, и вот они — рядом. Отец так и вовсе ездил с Мележом по родным местам писателя, когда занимался его творчеством.

— Сейчас читаете?
— Не скажу, что много, но всегда что-то под рукой имеется. На днях взялся за “Корабль дураков” Себастьяна Бранта. Книга просто на глаза попалась — лежала на этажерке. Не знаю даже, откуда она появилась в доме. Может, сын оставил.

— В детстве увлекались литературой?
— Не особо. После института усерднее взялся, а так спорт отнимал очень много времени. Вот отец все поглощал. С работы приходил — садился за письменный стол и продолжал читать, править.

— Помните свои детские дни рождения?
— Как-то так повелось, что собирались на все праздники одной компанией. Дружили с семьями поэтов: Николая Горулева, Алеся Бачило, Рыгора Нехая. Плюс родители и брат моей мамы с семьей. Вместе у кого-то встречались и отмечали. В том числе детские дни рождения. Это тоже повод посидеть, пообщаться.

— О чем вы тогда грезили?
— Я с третьего класса занимался акробатикой и прыжками на батуте. Так что все мои мечты были связаны со спортом. В голове крутил всякие сальто, постоянно хотел постичь что-то новое.

— Мать — учительница, отец — литератор. Откуда у вас тяга к спорту?
— Не знаю… Учился в 64-й школе, что на Куйбышева, — первой, в которой специализированно ввели английский язык. И в этой школе проходил практику мой будущий тренер Леонид Иосифович Лившиц. Он пригласил всех заниматься акробатикой на батуте. Тогда только открылся Дом физкультуры на проспекте Победителей. Увлечений было немного, поэтому пошел почти весь класс. Многие ребята потом побросали, а меня затянуло, почувствовал, что по душе.

— Вам не обидно, что в то время прыжки на батуте оставались вне олимпийской программы?
— Когда только начинал, в международную федерацию входила Южно-Африканская Республика, где господствовала политика апартеида. Советский Союз эту политику резко осуждал и не участвовал в тех соревнованиях, в которых участвовала ЮАР. Бойкотировал в том числе чемпионаты мира. Поэтому, прежде чем мечтать об Олимпиаде, за счастье было попасть на первенство планеты.

— Есть мысли, почему вас завлекла именно акробатика, а не футбол, например?
— Мяч тоже гонял с удовольствием. Одно время даже в секцию ходил, но потом батут перевесил. Вообще много чего в детстве перепробовал: плавание, прыжки в воду…

— Сейчас спортом занимаетесь?
— В поддерживающем режиме. Есть проблемы со спиной — грыжа. Бегать нельзя. Правда, на лыжах не откажу себе в удовольствии покататься, когда в горах нахожусь. Это тоже нежелательно, но надеваю всякие пояса. По-хорошему пора бы уже скандинавской ходьбой ограничиваться. Кстати, рекомендую.

— Вы вообще задумываетесь о возрасте?
— Когда отцу было пятьдесят, мне казалось, что это такой уже древний и умудреный опытом человек! А сейчас самому шестьдесят пять и еще всякую ерунду делаю. Так что пока не чувствую. Может, лет сорок-сорок пять по ощущениям.

— Где черпаете вдохновение и силы для работы?
— Само получается — даже не задумываюсь. Видимо, посещает какая-то муза. Возможно, есть еще что-то неосуществленное, засевшее где-то глубоко.

— Четыре сальто с шестью винтами?
— Не исключено. “Три с шестью” так точно!

— В одном очерке о вас сказано: “Николай Козеко — немного романтик, который любит смотреть в небо”…
— Ха, может. Небо, вода, огонь — это все красота природы, на которую стоит смотреть. И всегда это будет вызывать положительные эмоции.

— Когда Антон Кушнир выписывает “три с пятью” и удачно приземляется, вы испытываете все тот же кайф, что и тридцать лет назад?
— Если честно, тогда и не представлял, что дойдем до таких супертрюков. Но это получилось естественно, легко и красиво. И что главное — в нужный момент. А эмоции, адреналин — да, все те же. Постоянно радуешься победам и расстраиваешься неудачам.

— Можете представить себя на пенсии сидящим без дела?
— По правде говоря, иногда хочется махнуть на все, послать к черту и куда-нибудь сбежать Но быстро проходит. Чаще всего такое случается в конце сезона, когда устаешь и работаешь на последнем издыхании. Хотя вот недавно ездил в итальянский Валмаленко, где проходил юниорский чемпионат мира. Тоже конец сезона, но посмотрел соревнования с большим удовольствием.

— Работа сейчас дается вам сложнее или, наоборот, легче?
— Она упорядочилась. Я уже четко знаю, где, когда и что. С опытом отпадает много ненужного. По молодости делал то, на чем можно было бы и не заострять внимания. Но заострял и тратил много энергии в пустоту. Главное, что понял — нельзя спешить. Не спеши, и все успеешь. Если у спортсмена есть талант и способности, то амбиции должны взять свое.

— Часто повышаете голос на подопечных?
— Очень редко. Все реже и реже. Вообще стараюсь ни на кого не кричать. Крайне этого не люблю и страшно обижаюсь, когда ребята нарушают какие-то общепринятые нормы.

— Вы как-то говорили, что ради этих общепринятых норм курить бросили и никогда ни на секунду не опаздываете, чтобы с вас спрашивали по полной, как спрашиваете вы.
— Ну, курить бросил скорее благодаря стечению обстоятельств. Это случилось года четыре назад. Давно хотел избавиться от привычки, однако никак не получалось решительно взяться. А тогда вдруг спину прихватило и не смог уехать с командой со сбора в Швейцарии — остался в клинике. Палата находилась на шестом или девятом этаже, а там курить нельзя. Ходить сам не мог — боль жуткая. Чтобы покурить, приходилось просить санитарку. Та спускала на лифте и потом обратно завозила. Попросил раз — а потом неудобно стало. Три дня пролежал без сигарет. Когда пришло время ехать домой, думаю: “Ну а что, давай брошу!” До того курил почти шестьдесят лет. Первую сигарету испепелил в шесть. Бабушка жила в Мачулищах, и у нее квартировал летчик. У того под кроватью стоял здоровый чемодан, а там пачки “Казбека”. Вот мы малые одну и стырили. Пошли курить — дед поймал. Ох ремня дал! Понятно, там курево абы какое было, но все равно на постоянной основе дымил лет сорок-пятьдесят.

— Много вообще здоровья на склоне оставили за тридцать лет в фристайле?
— Наверное, и приобрел тоже. Все-таки положительные эмоции компенсируют трату нервов. Но на первых порах, конечно, пришлось шишек набить. За границу редко выбирались — тренировались в основном на родине. Ездили по таким глубинкам советской страны!.. Пермский край, алтайский, Кавказ… За пятьдесят градусов мороза. Пытались адаптироваться, найти хорошие места для занятий. В то время было очень мало техники, которая уже активно использовалась за рубежом. Пока в развитых странах склон чистили ратраками, мы орудовали лопатами. Все вместе — и спортсмены, и тренеры. Но успехи, которые затем последовали, стоили того.

— Самое захолустье, куда забрасывала судьба?
— Наверное, Шерегеш. Сейчас-то там хороший горнолыжный курорт. А раньше, хотя и имелась база, это был поселочек, окруженный тюремными зонами с зэками. Глубинка из глубинок. Однажды медведь-шатун выскочил к автобусной остановке и человек пять затоптал. Кто успел на крышу взобраться, тот спасся. Помню еще, как в Пермском крае стояли дореволюционные заводы. Такие из красного кирпича. С чугуноплавильными цехами. Стекла затонированы сажей. Со склона спускаешься — остается белый след. Ветер с завода подует — снова все черное от золы, пепла.

— Как вы отдыхаете?
— Вот сейчас отпуск. Может, съездим куда с женой на недельку. Например, в Прибалтику. Вообще, не люблю это дело. Наверное, оттого, что работа разъездная, в межсезонье хочется побыть дома. В Минске пока всех обойдешь, со всеми увидишься — уже и отпуск закончится. Люблю пообщаться в спокойной обстановке с родственниками и друзьями. На днях сходили с женой в хороший ресторан, поужинали. К сожалению, некоторые друзья детства уже ушли из жизни. Не хватает…

— Любимый вами балет посещаете?
— В этом году еще не был. В прошлом известный балетмейстер Борис Эйфман привез “Братьев Карамазовых” — с удовольствием сходил. Еще по молодости, будучи в Ленинграде, посетил его постановку в собственном маленьком театре. Сильное впечатление! Это было что-то революционное, не похожее на балет в привычном понимании. Затем следил за творчеством, смотрел по телевидению, в интернете.

— Можно ли сказать, что за тридцать лет существования наиболее силен наш фристайл в последние годы? Или два олимпийских золота — еще не показатель?
— Ну, больше двух золотых медалей в лыжной акробатике завоевать просто невозможно. Поэтому чисто статистически — да. Но мы всегда были конкурентоспособны — с самого начала выступлений на международной арене. И это вскоре стало воплощаться в пьедесталы.

— Теперь смена поколений — уже необратимый процесс для белорусской сборной. Довольны молодежью?
— А почему нет? Доволен и той атмосферой, которая царит в команде. Все заряжены на творческий труд. Ребята довольно амбициозны и целеустремленны. Значит, все делаем правильно.

— Разве молодежь не стала менее старательной?
— Всех под одну гребенку не подведешь. Но побеждают те, кто знает, чего хочет от жизни. Мне сейчас даже интереснее. У наших маститых фристайлистов рост мастерства исчисляется миллиметрами: где-то прибавил, где-то убавил. Балансируют. А у тех, кто помоложе, рост виден невооруженным глазом. Это доставляет удовольствие. Разумеется, частенько бывают и разочарования, но удовлетворения больше.

— Новый комплекс “Фристайл” — это вам, получается, как подарок к юбилею…
— О, это шикарный подарок! Не только мне — всему Минску и стране. Знаковое сооружение. Туда просто прийти посмотреть приятно. Ребята своими результатами поспособствовали строительству, которое, безусловно, сложно давалось. Но тогда времена были сложные. Кстати, аналогов в мире нет. Подобный трамплин для прыжков на воду существует только под открытым небом. Предстоит очень интересная работа по адаптированию системы подготовки. Специфика-то отличается. Хотя на открытый воздух, понятно, тоже надо выходить, потому что под крышей нет никаких помех.

— Так когда мы увидим “три с шестью”?
— Ой, даже боязно сказать. Если честно, еще не приступали. Прыгаем “три с пятью” в разных вариантах: Дима Дащинский в одном, Антон Кушнир — в другом, сейчас еще и Максим Густик — в третьем. А “три с шестью” — это уже новая генерация прыжка. Очень рискованного и сложного. В принципе ограничений на тройные сальто нет — крути сколько хочешь винтов: шесть, семь… Но пока не торопимся. Необходимо правильно выбрать дальнейший путь развития и не останавливаться ни на секунду. Как только остановимся — тотчас снесут. И так с любым. А на вершине хочется удержаться. На вершине все-таки хорошо…