СССР – ФРГ. Впервые после войны

В августе 1955 года в Москву первый раз после войны приехали немцы — футбольная сборная ФРГ. Между странами не было дипломатических отношений, более того, тремя месяцами раньше, аккурат 9 мая, Западная Германия оформила членство в НАТО. СССР пилюлю не проглотил, через пять дней объявив о создании своего военного блока — Организации Варшавского договора, но при этом понимал несамостоятельность действий Бонна и повел с немцами игру на потепление. В начале года вышел Указ о прекращении состояния войны между Советским Союзом и Германией, а на сентябрь готовили визит немецкого канцлера Аденауэра.
У газетозависимого советского человека политика и спорт всегда шли рука об руку, но здесь был случай особый. Разгромили врага, под плинтус загнали, обкусили территорию, тысячами составов вывезли репарации — а немцы как из пепла восстали, обскакали в футболе и на эту игру ехали в ранге чемпионов мира.
В СССР война саднила уже не так. Затянулись раны на теле фронтовиков и в душах тех, кто кого-то не дождался, отрыдали свое постаревшие вдовы, а которые бойчее, нашли замену, продлив бабий век и дав детям отчимов. Мальчишки пятьдесят пятого были уже другие, родившиеся после победы, а те, военной поры, за десять лет вышли в люди. Фронтовики давно перестали жить войной, оказавшись по возвращении размедалены и наклонены под привычное ярмо: отец народов, царство ему небесное, рассудил, что не может быть столько героев, на второй год отменил День Победы и денежные выплаты за боевые ордена, а параллельно дал ход кампании за скромность в ношении наград.
Десять лет — большой срок, и люди привыкли к миру. Уже особенно не было злости на бывшего врага, немцев знали жалкими, под конвоем, строившими дома и дороги — а тут вдруг разом все всколыхнуло, вернулось в памяти. И еще было интересно: какие они там, у себя?..
На “Динамо” рванул самый разный люд, кто достал билеты. Стоять в очереди ночами с номером на ладошке — этим нашего человека не удивишь и не напугаешь. Но в кассы много билетов не выбросили, распределяли в трудовых коллективах благонадежным передовикам и, ясное дело, приближенным. Константин Ваншенкин описал случай, как поощрили сотрудника “Литературной газеты”, рафинированного книгочея, никогда не видевшего живую игру.
“Ажиотаж вокруг билетов был столь чудовищен, что С. решил пойти. Он сел на трибуне среди незнакомых, вполне интеллигентного вида людей, игра началась, он попытался что-то понять и хотя бы следить за событиями, но скоро ему стало скучно, и он, по его выражению, отключился. Вдруг все, кроме него, разом вскочили с мест, и страшный ликующий рев потряс стадион и окрестности.
— Послушайте, — затеребил С. за рукав своего соседа. — Что случилось?
— Что случилось? — переспросил тот, переводя на него невидящий, горящий взгляд. — Что случилось? Ах ты гад! — И продолжал, с душой, уже ни к кому не обращаясь: — А какие люди не попали!”
Самые находчивые шли на ухищрения. Двое парнишек, не достав билетов, решили с субботнего вечера, календарной игры с тбилисским “Динамо”, заночевать на стадионе. Их обнаружили рабочие, проводившие последнюю уборку, в одной из лож верхнего яруса. Юноши спали, подложив под головы кепки и укрывшись газетами.
На игру проникли безногие калеки-фронтовики, от каких еще в сорок седьмом “зачистили” страну органы — оказалось, что не от всех. Вряд ли их вернули с Валаама, обстановка была не та. Напротив, в свете визита канцлера все должно было работать на примирение. Но, подвыпившие, в медалях, они катили на грязных своих подшипниковых дощечках, толкаясь терками об асфальт мостовой, и билетерши столбенели под злыми взглядами этих забытых призраков войны. У некоторых на груди висела табличка “Бей фрицев!”, и они действительно могли бить, встреться на пути кто из полутора тысяч немецких болельщиков, принятых по линии “Интуриста”.
Желавших приехать на матч в Германии было в десяток раз больше, но советские власти решили не портить сборной эффект своего поля. А наших в одной лишь Москве осталось у радиоточек в той же пропорции: по свидетельству администрации, более полумиллиона человек хотели попасть на стадион, вмещавший 54 тысячи.
Анатолия Масленкина в той игре Качалин поставил полузащитником — штучная позиция при системе “дубль-вэ”, и будущий тренер Черенкова смотрелся на ней многообещающе, однако потом в интересах “Спартака” переквалифицировался в стоппера. Задумкой нашего штаба был темповой атлетичный футбол, в котором немцев было не задавить, имей сборные равную степень готовности, но в германском чемпионате шла пора отпусков, а наш был в разгаре. Не зря стороны торговались о дате матча: наши вообще предлагали 24 июля, а немцы максимально отодвигали. Компромиссное 21 августа все равно было в пользу советской команды.
Переполнившие трибуны зрители, за исключением кого-то из интуристов, не знали, что три футболиста немецкой сборной были в советском плену, и это могло стать дополнительным разогревающим фактором. Однако не то установка была соответствующая, не то в соперники нам попали хорошие люди, но один из трех, капитан команды Фриц Вальтер, подал невероятный для игр такого накала пример, если не расположивший трибуны, то приятно их удививший. Он помог подняться упавшему на газон Николаю Паршину, а позже, когда тот забил гол, пожал сопернику руку.
Счет был открыт так. На 15-й минуте Борис Татушин, войдя в штрафную справа, продольно отдал на линию вратарской под “клюшку” набегавшему партнеру. Истинно хоккейная комбинация с пасом на пятачок закончилась эффектным голом в касание, причем автором по иронии судьбы стал наименее титулованный, случайно включенный в заявку. Сборная готовилась в Тарасовке, и Качалин позвал попавшего на глаза Паршина заткнуть дыру в двусторонке. Новичок кашу не испортил и продолжил тренироваться с командой. А когда перед игрой с немцами серьезно травмировался Симонян, искать и наигрывать центрфорварда было некогда, тогда как Паршин в игру был вписан: костяк сборной составляли партнеры-спартаковцы.
Но гол не снял скованности: в предшествовавшие матчу недели из высоких товарищей только ленивый не напоминал о престиже страны и долге памяти. А у немцев команда была действительно классная. Они организовали контригру, и на исходе получаса Вальтер сравнял счет, взяв в сообщники рикошет от ноги Башашкина, от которой мяч пошел по дуге, недоступной для выбросившегося Яшина.
В начале второго тайма Шефер с острого угла второй раз поймал Льва Ивановича, для которого был явно не его день, и трибуны замерли в оцепенении.
Но тут игра преобразилась. Нетто с Масленкиным переключили скорость, а у не набравших кондиции немцев стали кончаться силы. Почувствовав момент, трибуны погнали наших в атаку, и те действовали неистово. Это был “Сталинград”: за четверть часа хозяева нанесли десять ударов по воротам Геркенрата, и два из них оказались голевыми. Сначала Масленкин плотно пробил в правый “низ” — 2:2, а спустя три минуты Ильин дострелил мяч, вынесенный защитником с линии пустых ворот после удара Паршина.
О спорт, ты — мир! Матч создал общественный фон, на котором месяц спустя в Москву приехала делегация канцлера Аденауэра. 13 сентября между СССР и Западной Германией были установлены дипломатические отношения, и вскоре последние партии немецких военнопленных были отпущены на родину. Но главная перемена случилась в душах людей.
Вернитесь в тот матч и увидите там:
кончаются войны не жестом Фемиды,
а только когда, забывая обиды,
войну убивают в себе инвалиды,
войною разрезанные пополам.
Это Евгений Евтушенко, очевидец матча, а стихотворение называется “СССР — ФРГ. 1955 год. Репортаж из прошлого века”.
Год спустя, 15 сентября 1956-го, сборные встретились в Ганновере. В присутствии 86 тысяч зрителей наши вновь победили — 2:1, голы на счету не игравших в Москве Эдуарда Стрельцова и Валентина Иванова. В советском футболе поднимались новые звезды, а к мельбурнской Олимпиаде восстановился Симонян — и Коля Паршин, один из героев первого матча, уже никогда не вызывался в сборную.