Золотая гвардия. Елена Хлопцева: человек на своем месте

Любителей чужих талонов на питание при желании можно даже назвать виновниками ее счастливой спортивной карьеры. Ведь не уйди Лена из плавания, она не выиграла бы в двойке парной Олимпиаду-80 и “Дружбу”-84, а в четверке — бронзу Олимпиады-92. Между прочим, вместе с совсем еще юной тогда Екатериной Ходотович, будущей Карстен. Наверное, годы действительно затягивают любые раны и те начинают казаться какими-то далекими и даже не совсем своими.
Она говорит мне, что родители всегда почему-то удивляются, узнавая, что тренер их детей в бассейне не кто иной, как олимпийская чемпионка. Не сомневаюсь: полученная информация наполняет пап и мам особенной гордостью. Как за своих чад, так и за их скромного наставника. Всегда приятно, когда знаменитые люди ничем не отличаются от обычных. Вернее, они сами искренне считают себя таковыми и даже на интервью соглашаются не сразу: мол, а стоит ли, ведь сколько лет уже прошло…

— Говорите, у меня спортивная фамилия? Ну, не знаю, ни папа, ни дедушка, ни даже старший брат спортом никогда не интересовались. У нашей семьи вообще-то российские корни. Дед был паромщиком на Волге.

— Отличная наводка для любого журналиста, дескать, она была рождена, чтобы грести в лодке…
— В детстве мне казалось, что я рождена для плавания. Хотя, само собой, попала туда случайно. Воду не любила и даже боялась ее, но пошла в бассейн, как говорится, за компанию. У меня даже дома осталось удостоверение об окончании трехмесячных курсов по плаванию. Сейчас таких нет, хотя неплохо было бы подобные документы детям раздавать. Видите, некоторые их всю жизнь хранят как память.

— Почему бы и нет, хорошее воспоминание для девочки, которая в тринадцать лет стала мастером спорта.
— Мне для этого хватило четырех лет тренировок. Когда смотрю на сегодняшних детей, бултыхающихся по пять-шесть лет без видимого прогресса, понимаю, что, наверное, какой-то талант к этому виду спорта у меня был. Даже в юниорскую сборную СССР попала и начала получать деньги. Не представляете, какие я, тогда еще школьница, испытала чувства, когда принесла маме первую зарплату. Мне ее и тратить-то было некуда. Какие в советское время были развлечения — кино да мороженое.
Было даже странно: занимаюсь любимым делом, а мне за это еще и платят. И в гребле было то же самое — я в нее не зарабатывать пришла. Сейчас почему-то все по-другому устроено. Молодой человек еще ничего толком не добился, но уже хочет знать, будут ли ему платить и сколько именно. А тогда я была просто счастлива оказаться в компании талантливых не только в спорте людей.

— Не только в спорте — это вы, наверное, слишком…
— Через сборную Союза по гребле прошло огромное количество атлетов, и многие из них обладали не только спортивными талантами. Кто-то писал стихи, кто-то рисовал, кто-то был просто очень начитанным человеком, с которым было любопытно пообщаться на разные темы. Хотя, конечно, не факт, что если ты отличный спортсмен, то и в жизни очень интересный человек.

— Это вам еще предстояло узнать.
— Я занималась в группе у Риммы Петровны Войцик. Очень интересного и самобытного тренера. Настоящего профессионала и человека, который считал своих учеников собственными детьми. Как правило, именно у таких чаще всего случаются конфликты с начальством. Если не вдаваться в подробности, то она начала отстаивать наши детские права. Всегда находились люди, которые что-то хотели поиметь от спортсменов вне зависимости от их возраста.

— Что именно?
— Есть такое понятие — талоны на питание…

— Ну да, редкий тренер не зажимал их в мозолистой натруженной руке.
— Наша тренер была не из этой породы и просто ненавидела тех, кто это делал. Дети откуда знают, сколько им полагается? Дали — они и тому рады. А Римма Петровна была принципиальной. Личности эти довольно известные, не буду их сейчас называть, бог им судья. А тогда конфликт зашел так далеко, что тренеру даже пришлось уехать из Минска. И так как она ушла, что называется, плохо, то нас раздали кого куда. В таких случаях еще не начавшиеся карьеры обычно заканчиваются. Я не стала исключением и скоро потеряла всяческий интерес к плаванию.
Кстати, с тренером по гребле меня познакомила опять же Римма Петровна. Но мне тогда, если честно, было уже все равно, чем заниматься. Об академической гребле мало что слышала, но все тогдашние тренеры были просто помешаны на пловцах и отрывали их буквально с ногами. Через год я была уже во взрослой сборной Союза… В 17 лет в двойке парной выиграла чемпионат СССР вместе с напарницей из Эстонии. На следующий год, в 1978-м, стала третьей в четверке на чемпионате мира.

— А на горизонте уже маячила Олимпиада-80.
— Ну, вы прямо как в книжках: “И тогда она поставила себе цель — попасть в олимпийскую Москву”… Ни о чем таком я, конечно, не думала. Тренировалась и тренировалась, без всяких сияющих вершин. Чтобы получить мастера спорта по гребле, надо было выиграть взрослый чемпионат Советского Союза. Ну о чем тут можно говорить, когда в команде все старше тебя на 10-12 лет? Садишься в лодку и гребешь, благо база есть и здоровье тоже. А потом р-раз — и за один год выполняешь вначале мастера, а потом и “международника”.

— С тренерами в сборной вам везло?
— Кто меня только не тренировал: и молдаване, и москвичи, и киевляне. Все зависело от того, в каком экипаже сидишь. У нас еще была комплексная научная группа из Риги, которая неплохо так тормозила усилия тренеров. Тем же всегда хотелось нагрузить спортсмена побольше, дескать, только не прикидывайтесь и не делайте вид, что вам трудно. И только когда врачи говорили, что если вы их перегрузите, то они за свою работу отвечать не будут, тогда интенсивность и объемы уменьшались.
Они молодцы, профессионально работали, мы каждый день были под прицелом. Мочку уха прокололи, взяли кровь на лактату. Прошел нагрузку — снова забор пробы. Впрочем, тренеры у нас тоже были грамотные, чего уж там. Виктор Степанович Алешин возглавлял парное весло. Так вот нам хватало одного его взгляда, чтобы все разговоры и стоны прекращались и лодка снова ехала так, как надо.

— Он тоже водил вас по местам боевой славы, как тренер сборной СССР по плаванию Сергей Вайцеховский?
— Над этим никто не задумывался только потому, что это не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Если турнир проходил в Волгограде, то, разумеется, мы отправлялись на Мамаев курган. Брестская крепость, понятно, тоже входила в список. Поклонная гора в Москве — перед отъездом на чемпионат мира это было традицией.

— Реально вдохновляло?
— Когда попадаешь на такие мемориалы, понимаешь, что все не просто так, и мы воспринимали себя представителями великой страны, которая спасла Европу от фашизма. Любили фильмы про войну. Но чтобы герои или какие-то кумиры были… Такого не помню. У меня и в спорте никогда кумиров не было, хотя, конечно, той же Еленой Беловой нельзя было не восхищаться. Великолепная спортсменка и шикарная женщина, которая всегда отлично выглядит. Володя Парфенович — как таким человеком не гордиться? Мы ему на смену в Москву приехали, он к тому времени уже три золотые медали выиграл.

— Вы тоже могли за два комплекта побороться.
— Да, мне предлагали погоняться и в двойке, и в четверке, но между стартами было только сорок минут перерыва. А это палка о двух концах — слишком рискованно. Можно все силы оставить на первой дистанции, а можно и недоработать, имея в виду грядущее испытание.

— Отдавая должное, вы сделали правильный выбор и золото экипажа Хлопцева — Попова осталось единственным для советских “академиков” на московской Олимпиаде. Не самый оптимальный результат, следует признать, для домашних Игр…
— Планировали больше. Женская восьмерка была двукратной чемпионкой мира. А мы, по сути, считались еще необстрелянным экипажем, который создали за пару месяцев до Игр. Лариса Попова имела серьезный опыт выступлений, в Монреале-76 она была серебряным призером в заезде четверок. Но, несмотря на разницу в возрасте, мы сразу нашли общий язык.

— Как уживаются женщины в таком маленьком коллективе?
— У всех бывают дни, когда ничего не получается. Однажды мы как-то поругались — из-за чисто технических нюансов. Тогда нас тренировал муж Ларисы, и он не знал, как нас помирить. Ну, представляете, приходят на тренировку два человека, садятся в одну лодку, делают совместную работу, при этом практически не разговаривая друг с другом. Это испытание для всех, в том числе и для тренера. Понятно, такое долго длиться не могло. И в один прекрасный день мы с Ларисой сели после тренировки, поговорили обо всем, поплакали вместе, а на следующий день наша лодка уже буквально летела… Эмоции в спорте, особенно в женском, играют огромную роль.

— Чем запомнилась Олимпиада в Москве?
— Я была спокойна, а Лариса очень переживала. Мы попали в сильнейший предварительный заезд. Вместе с болгарками — чемпионками Монреаля и немками — чемпионками мира 1979 года. Одна лодка сразу выходила в финал, и практически целую неделю можно было спокойно заниматься своими делами. Естественно, все хотели решить эту задачу с первой же попытки. Мне кажется, не только мы интуитивно чувствовали, что победитель этого заезда в итоге станет чемпионом. Мы выиграли, а потом в финале еще раз — опередили немок где-то на секунду.

— Немки в то время в академической гребле — непобедимая сила.
— Потом я с интересом читала в прессе, как некоторые восточногерманские спортсмены — в легкой атлетике, правда, — делали операции по смене пола. И женщины становились мужчинами.
Также сообщалось, какие допинговые программы там применялись. Но тогда мы ничего об этом не знали. Можно было только догадываться. Чисто визуально немки, конечно же, смотрелись куда атлетичнее тех же болгарок или румынок. Но справедливости ради надо сказать, что командный немецкий дух очень хорошо реализовывался именно в гребле. Любой экипаж из ГДР работал синхронно, как единый механизм.
После победы в Олимпийской деревне ко мне подошел Вайцеховский. Сказал, что сборная СССР по плаванию хоть и недосчиталась одной медали, но имеет все основания записать в ее актив мою. Не скрою, было приятно, что пловцы продолжали считать меня своей.

— Как Родина наградила вас после Олимпиады-80?
— Дали возможность без очереди приобрести машину. Я выбрала “Волгу”, но для этого пришлось занять у родителей приличную сумму. Премия за первое место была четыре тысячи рублей, за вычетом подоходного налога — 3200 на руки. А ГАЗ-24 стоила 12 тысяч. Поэтому когда нынешние олимпийцы говорят о том, что “не ту машину” подарили, я думаю, что народ борзеет. (Смеется.)

— Как руководство республики отметило своих героев?
— Мне еще перед Олимпиадой сказали написать заявление на квартиру. Написала. А потом началась эпопея, мол, ты в Москве случайно победила, посмотрим, что покажешь на “мире”. Там снова выиграла. “Давай еще раз выиграешь, и тогда уже точно”. Короче говоря, обещанную квартиру получила только в 83-м.

Поначалу выделили ее возле мясокомбината, я даже не поехала ее смотреть. Но благодаря нашему гостренеру, теребившей все спортивное руководство, я узнала, что Олег Логвин переезжает из своей однокомнатной на Захарова в другую. “Будешь брать?” — “Буду!” Ордер получила, не глядя на квартиру: знала, что Логвин на плохую никогда бы не согласился.
А вообще наше спортивное руководство — отдельная тема. Как только что-то выиграешь, тебе обязательно скажут: “В любое время открывайте двери наших кабинетов — даже ногами”. Я два раза туда обратилась — и поняла, что больше не буду. Первый раз попросила помочь с обменом, чтобы вместо моей и родительской дали одну — мама одна осталась. “Даже не подходи”. А второй раз — когда закрылся бассейн на Никифорова, где я работала тренером. Взамен предложили место преподавателя физкультуры в школе. Неужели это большая проблема — помочь трудоустроиться олимпийской чемпионке в качестве обычного детского тренера? Может, к кому-то иное отношение, хотя, с другой стороны, медалей я навыигрывала немало. Чего им еще надо-то?

— В числе медалей наверняка было бы и золото Олимпиады 1984 года…
— К этим Играм готовились очень серьезно. И вот в один прекрасный день нам объявляют, что вместо Лос-Анджелеса поедем в Москву. После “Дружбы” свозили всех участников на отдых — на теплоходе в Болгарию. Такие же премиальные заплатили за победу. Но все-таки есть разница — Олимпиада и “Дружба”?
Я ведь в Америке так и не побывала, нас даже на предолимпийскую неделю в 1983-м туда не отправили — “в целях безопасности”. Хотя отнюдь не уверена, что за нами там кто-нибудь охотился бы. Такие вопросы не спортсмены решали. У одной нашей спортсменки вообще истерика случилась, она кричала: “Да я все свои семь медалей за “мир” отдам за одну олимпийскую!”. Вообще о “Дружбе”-84 даже и воспоминаний почти не осталось. Где жили, как гонялись… Блекло она как-то прошла. Дома никто не встречал, кроме родителей. Впрочем, после московской Олимпиады такая же картина наблюдалась. Это сейчас модно — с букетами, с плакатами, с оркестром. Хотя хорошая идея, наверное, если от всей души.

— Когда вы первый раз решили закончить карьеру?
— В 85-м. Устала морально и физически. Безусловно, это состояние перманентно присутствует у любого спортсмена высокого класса, но если я так решила, значит, было уже под завязку. Главный тренер сказал: “Давай ты еще год со сборной поездишь — в любом качестве, в каком захочешь”.

— Это отрадно, не каждый такое предложит.
— Может, он надеялся, что еще вернусь. Я согласилась. И действительно отъездила год. В качестве массажистки.

— Новая профессия — это всегда интересно.
— Мужиков массировать тяжело, они же все здоровые. Я вроде тоже не слабенькая, но уставала прилично. Год отработала, а потом вышла замуж.

— За гребца?
— Разумеется, нет. Слава богу, никакого отношения к спорту он не имел. Родился сын, а потом меня снова уговорили вернуться — весной 1988-го опять села в лодку. Но тогда ведь как получилось. Четверку оккупировали украинцы, и меня руками и ногами от нее отпихивали. Но в 1990-м деваться уже было некуда — я попадала в сборную железно. В 1992-м поехала на Олимпиаду в Барселону, где выиграла бронзу. Вместе с юной тогда еще Катей Ходотович.

— 32 года, если проводить параллель с Катей, по сути, период расцвета сил.
— Думала, за Беларусь буду еще много лет выступать. Но выяснилось, что здесь удержаться было куда сложнее, чем в сборной СССР. Нам с Катей не давали гоночную лодку, не давали весла, когда готовились к чемпионату мира, не пускали на базу…

— Кто этот вредитель?
— Он до сих пор там. Это были чисто тренерские варианты, кто-то кому-то завидовал, отсюда все и шло.

— А пожаловаться?
— Ходили к Владимиру Рыженкову — он тогда белорусский спорт возглавлял, рассказывали ситуацию. Но министр не поверил: “Не может такого быть, потому что быть не может”. Я как-то и махнула рукой на все. После чемпионата мира, где мы с Ходотович заняли то ли четвертое, то ли пятое место, ушла. А Катя пересела в одиночку и начала свой славный путь.

— В чем ее сила? Невероятное здоровье?
— Я в сборной СССР на разных спортсменов насмотрелась. Бывали люди с таким здоровьем, что можно было просто руками разводить — настолько щедро одарила их природа. Но они ничего не добивались. И наоборот, знала чемпионку мира, которая не могла ни разу подтянуться на перекладине.

— Не могу не спросить про ваш рекорд в этом упражнении.
— Если ровно и без рывков — 25 раз. Но в гребле главное даже не сила, а умение чувствовать лодку, грести в унисон с партнерами. Катя — спортсменка уникальная, она все делает правильно, поэтому так долго и успешно выступает. Но я с ней редко вижусь, если только на соревнования в Беларусь приедет. С Ларисой Поповой хоть созвониться можно в скайпе. Раньше мы вообще часто друг к другу ездили. Она сейчас работает в молдавском НОКе, путешествует по всему миру на совещания и семинары.

— Вас тоже могли бы послать.
— Меня даже на заседания федерации ни разу не пригласили. Значит, не очень-то там и нужна. Но я, если честно, и не стремлюсь. Не горю желанием общаться с некоторыми людьми. Знаете, есть такое выражение — человек на своем месте. Так вот я так комфортно чувствую себя на бортике бассейна… Занимаюсь важным делом, учу плавать всех, кто не умеет — взрослых и детей. Не готовлю их на результат, мне это не интересно. Главное — люди мне благодарны.

— Сергей Копляков, еще один герой Олимпиады-80, сказал мне то же самое.
— И я его отлично понимаю. Когда ребенок говорит: “Больше не могу!” — отвечаю: “Ну тогда отдохни”. Не хочу и не буду никого заставлять. Мне жалко людей.

— А если ребенок талантливый?
— Так можно же отдать тренерам, которые работают на результат. Я уж точно не из тех, которые будут всеми силами держать перспективного спортсмена, надеясь, что он станет звездой и изменит твою жизнь в лучшую сторону. У меня все уже было. Олимпиады, чемпионаты мира, победы, медали, подиумы… Чего мне еще хотеть?..

Мы выйдем из холла спортивного комплекса на улице Калиновского и пойдем каждый в свою сторону. Она поспешит домой, благо проживает совсем неподалеку, в Зеленом Луге. Следует полагать, этот размен тоже случился без участия родного спорткомитета. Ей даже можно позавидовать, ибо кто из нас не мечтает жить рядом с работой, хотя бы просто потому, чтобы никогда на нее не опаздывать из-за автомобильных пробок или забарахлившего вдруг авто.
Жизнь в движении, с тысячей неожиданных встреч и ярких впечатлений уже прошла, оставив на память о себе друзей в разных концах некогда одной неделимой страны. Впереди ее другая половина — с наступающей через две недели пенсией, которая, что приятно, начинает-таки приносить хоть и небольшой, но все-таки дивиденд от подвигов, совершенных в период расцвета физических возможностей.
Но я постесняюсь спросить свою героиню об этом. Меня больше будет волновать судьба ее первого тренера — настоящего, который 40 лет назад не бросил свою самую талантливую ученицу и все-таки сделал ее олимпийской чемпионкой, пусть и в другом виде спорта. Почему-то очень хочется, чтобы она была жива-здорова и даже созванивалась с минчанкой Хлопцевой в скайпе, подобно ее золотой партнерше Поповой. И я не жалею, что на прощание задал ей этот не совсем логичный вопрос. Иначе откуда бы я узнал, что у Риммы Петровны все хорошо и она будет рада, если Лена этим летом приедет к ней в Сочи отдыхать…