Наши люди в Голливуде. Когда рассказал Анджелине Джоли про сына, она расцвела

Зато Рунцо остался в солнечной Калифорнии тренировать детей, а вскоре совершенно случайно попал в кинематограф, с которым связан до сих пор. Поучаствовал более чем в двадцати проектах в качестве дублера и каскадера, а также снялся в эпизодах в пяти фильмах и двух сериалах. Среди них, кроме “Легенды N 17”, “Белая мгла”, “Мальчики-налетчики”, “Джек Ричер”, “Новый Человек-паук-2” и другие. В век высоких технологий отыскать Андрея не составило труда, и многочасовой телемост с Лос-Анджелесом позволил открыть прекрасного собеседника…

— Я учился в физкультурном — в 1988-1992 годах. Играл за институт на первенстве Беларуси среди КФК. Все матчи проходили на открытых площадках — было интересно. Когда окончил, образовалась совместная команда БПИ и института физкультуры. Но проект быстро свернули. Один приятель — Саша Саснович, чья дочка сейчас выступает в сборной Беларуси по теннису, — позвонил и предложил податься в минское “Торпедо”. Там отыграли пару сезонов вместе с другими ребятами из института. Потом и “Торпедо” развалилось. Команды в основном принадлежали заводам, а время было трудное. После распада Союза наступила веселая анархия. Кто во что горазд. Могу судить по своим родителям и по тому, какой удар они получили. Мы-то были молодые — в 20 лет особо не парились. А взрослые всю жизнь отдали работе, и вдруг начались массовые сокращения. Депрессия, непонимание, как жить дальше. Я уже с третьего курса работал инструктором в спортзале — после “Торпедо” там и остался. Жизнь закрутилась, два года профессионально не играл.

— И как вернулись?
— Тогда все наши сильные хоккеисты выступали за рубежом: в Чехии, Германии, Польше, Америке. А летом собирались в Минске. Арендовали лед в парке Горького, занимались самостоятельно. В 1997-м решил поработать с ними, втянулся, по сути, прошел предсезонку. Потом ребята начали разъезжаться, а я продолжал тренировки. И вот Миша Захаров говорит: “Может, в “Юности” поиграешь?” Спонтанно получилось. Вечером того дня уже матч — побежал на медосмотр. У Захарова подобралась команда молодых ребят, которые сейчас далеко не молодые: Михалев, Слыш, Рядинский, Костюченок, Шаритон… Плюс несколько парней поопытнее вроде Давыдова, Асташевича, Польшакова. Отыграл сезон. Здорово — хорошие воспоминания. ВЕХЛ тогда началась. Условия, конечно, веселые были, особенно на выезде. Селят в дом отдыха: на улице минус 30 — в помещении столько же. Но и это вспоминаю с теплотой — из истории слов не выкинешь. Никто ни на что не жаловался.

— После “Юности” вы уехали во Францию.
— К концу сезона начал подумывать, что стоит попробовать силы за рубежом. А у меня старший брат — переводчик. Ездил по работе во Францию. Попросил его выступить агентом, найти команду. Так возник вариант с “Анже”. 1998 год — “трехцветные” тогда как раз стали чемпионами мира по футболу. Вся страна жила этим. Но и в хоккее скучать не приходилось. Тоже хороший сезон. Во-первых, языковая практика, мимо которой прошел в школе. Во-вторых, интересный опыт в плане того, как люди относятся к бизнесу. Хотелось, наверное, и раньше уехать, но многое порой происходит не когда хочешь, а когда повезет. Вот попал случайно в “Юность”, отыграл год — и подвернулась возможность.
Тогда все стремились за кордон. После развала Союза спорт у нас лет на семь выпал из бюджетного финансирования. Это потом уже, когда в Америку подался, белорусский чемпионат начал набирать вес. А до этого я часто задавался вопросом, почему мы играем первенство на открытых площадках и не имеем внятного турнира. Но благодаря тем, кто фанатично болел хоккеем, родился нормальный чемпионат. Как тебе кажется, от кого все исходило?

— От самих игроков?
— Я отдал бы должное Мише Захарову, который только о хоккее и говорил. Вспоминаю прикол. В Минск прилетели друзья из Латвии. Ехали с ними в машине по нынешнему проспекту Победителей. Не доезжая до Веснянки, у пересечения с Орловской, стоит выставочный центр “Белэкспо”. Один латыш говорит: “Что это за такое красивое здание?” А Миша отвечает: “Да это каток!” Я смеялся в голос. Ему везде мерещились катки. Хотел, чтобы и там, и здесь стояли площадки. Чтобы Минск стал хоккейным городом. Захаров только вернулся из-за океана и имел огромное желание. А не многие хотели браться за хоккей, потому что все шло по нисходящей. Хорошо функционировала только “Юность” — арена работала 24 часа в сутки. Дворец спорта в основном использовался для концертов. За ним еще стоял каток, но открытый.

— То есть за наш хоккей надо сказать спасибо Захарову?
— В жизни все относительно — просто рассказал забавную историю, из которой можно сделать определенные выводы. Но у всех разные мнения. Я отыграл у Захарова в “Юности” год и вспоминаю это время с теплотой. Молодой коллектив без серьезных зарплат… Обалденные были отношения. До сих пор приезжаю и с радостью встречаю тех одноклубников.

— Как вам жилось во Франции после постсоветских “девяностых”?
— Меня никогда советская действительность не напрягала. Концентрировался на хоккее. Везде подбирался душевный коллектив, такие же молодые ребята, море по колено… Романтика! А вот во Франции напрягало, что все хотят с тобой дружить, разговаривать, узнать, как дела. Западноевропейцы были настолько открытыми, что с нашим менталитетом поначалу пришлось трудно.

— А тамошний хоккей что из себя представлял?
— Знаешь, если бы не пожил в Калифорнии, то, наверное, говорил бы: да какой там хоккей на Западном побережье? Там серфинг, волейбол, баскетбол… Дилетант то же самое сказал бы и про Францию. Но когда попадаешь туда и смотришь на ростеры, понимаешь: сплошь спортсмены из минорных лиг Северной Америки и европейцы, поигравшие в сильных чемпионатах. Приличный уровень. В том сезоне чемпионом стал “Амьен”, где играл казахстанец Андрюха Райски — драфтованный в НХЛ. Я планировал, если не уеду за океан, перебраться туда. Райски говорил, что тренер хотел бы видеть меня в команде. Но тяга попробовать себя за океаном перевесила. Жила еще идея фикс попасть в НХЛ. Хотя понимал: 29 лет — либо да, либо нет.

— И что в итоге?
— Связался с агентом в Америке — подсобили наши белорусы, игравшие там, — и где-то в октябре улетел на просмотр в “Ноксвилл” из UHL. Начал учить английский, отыграл несколько месяцев, но меня вместе с группой русскоязычных легионеров выставили на драфт отказов. Обычное дело: когда команда сыплется, перво-наперво достается иностранцам. В тот момент здорово помог Володя Цыплаков, выступавший в “Кингз”. Позвонил, сказал, чтобы прилетал в Лос-Анджелес, где можно тренироваться и искать варианты. Меня подобрал “Лонг-Бич АйсДогз” из IHL. Там тоже были русскоязычные, в том числе Николай Хабибулин, который как раз в том сезоне не мог играть в НХЛ. Позанимался с ними, поучаствовал в нескольких товарищеских матчах, после чего уехал в “Сан-Диего”, где и заканчивал год. Это WCHL — лига Западного побережья. Осознавал, что уже тридцать лет и попробовать себя в сильной лиге вряд ли получится. Конкуренция зашкаливала. Тем не менее летом уехал в Лас-Вегас и тренировался, ожидая варианты. Но потом понял: все предложения — из низших лиг. Рядом ребята по 22-25 лет. Рано или поздно придется заканчивать. Это сейчас народ в районе 37-ми вешает коньки на гвоздь. И после предсезонки, где-то в сентябре, позвонил агент и спросил: “Не хочешь ли начать тренировать?” На что я ответил: “Раньше пятидесяти не планировал”. Посмеялись. Однако через несколько месяцев уже вышел с его детьми на лед и начал индивидуально работать. И, как часто бывает, втянулся в авантюру. Предложили со старта следующего сезона там же, в Калифорнии, в городе Валенсия, возглавить команду юниоров — 19-21 год. Но подумал, что надо начать с ассистента. Получил огромный опыт. Хотя игрока тогда еще в себе не убил. Однажды на выставочном турнире, когда команда разыгрывала большинство в дальней зоне, не заметил, как выпрыгнул на лед… Было интересно. А через год отправил резюме в “Лос-Анджелес Кингз” — школу при НХЛовской команде. Предложили взять группу 1993 года рождения. В юниорах ты тренируешь чьих-то детей, которым базу давали другие. А в пацанов девяти-десяти лет все вкладываешь сам. Согласился с удовольствием. В итоге протащил эту команду до самого выпуска — до 17-18 лет. На протяжении шести-семи сезонов удавалось сохранять костяк. Здесь ведь совсем не такая схема, как в Беларуси. Каждое лето приходится по-новому собирать состав. Чемпионат заканчивается — и все дети становятся свободными в выборе, где продолжать заниматься. Потому что обучение полностью оплачивают родители, которые вправе решать, как будет лучше. Немногим тренерам удается сохранить команду на протяжении нескольких лет. Но мне повезло. В дебютный сезон “улетали” всем — первый раз сыграли вничью только под Новый год. Перед вторым сезоном оставил лишь двоих пацанов. К ним набрал человек десять, большинство из которых остались до выпуска. Ради этой работы иногда даже отказывался от интересных проектов в кино. Однажды можно было уехать на несколько месяцев на съемки в Италию, но как раз шел плей-офф “дистрикта” — полосы штатов. Здесь система такая: детские команды сначала играют чемпионат штата. Побеждаешь в плей-офф — пробиваешься в чемпионат полосы штатов. Если и там проходишь все раунды на выбывание — оказываешься на национальном финале: в одном городе собираются около пятидесяти команд, делятся на группы и рубятся. Попасть на “national” очень сложно. В сезоне-2008/09, когда перешли в возрастную категорию “Midget 16U”, дошли до полуфинала “дистрикта”. Можно было бы еще на год задержаться в этом возрасте и пробиться в национальном финале. Но решили форсировать — заявились в “Midget 18U”. Так как костяк сохранялся и я хорошо знал родителей, все поверили в идею.

— Сработало?
— Выиграли штат и попали сразу на “national” — “дистрикт” тогда почему-то отменили. Чтобы ты понимал: когда семь лет работаешь с командой и в выпускной год оказываешься в главном финале — это огромная мотивация. И играли здорово, хотя другие команды были старше. Все, что могли, выжали. В первом матче уступили, во втором победили. В третьем решалась судьба выхода из группы. Пацанам по 16-17 лет — их надо было как-то по-особенному настроить. Помню, еду на матч и думаю, что за семь лет сказано много — необходимо найти новые слова. Набираю Виталику Щербо и спрашиваю: “Ты выиграл на Олимпиаде шесть золотых медалей из семи возможных. Как ты себя мотивировал? Давай поставлю в раздевалке телефон на громкую связь и скажешь что-нибудь ребятам”. Пообщались немного, однако я понял, что его мотивация была хороша для своего времени. Но некоторые нюансы все равно приметил. И вот готовимся к выходу на лед. А там на арене шесть или восемь катков. На нашем какая-то накладка — поединок задерживают. Начало переносят несколько раз. Вроде мотивируем пацанов, те разгоряченные выходят, а их разворачивают в раздевалку. В раздевалке глухота — телефон не тянет. До Щербо не дозвониться. В итоге уступили 1:4. Хотя игра закончилась, и я так и не понял, как это случилось. Бились в кровь, перебросали в два раза. Один парнишка из Чехии не успевал за более габаритными соперниками, так останавливал их головой…

— Откуда вы знаете Щербо?
— Хм, хороший вопрос… Наверное, где-то в Лас-Вегасе через общих знакомых сошлись. У меня есть друзья, работавшие в “Цирке Дю Солей”. Гимнасты. А у Щербо здесь свой гимнастический зал.

— После того финала вы ушли из “Кингз”.
— Была возможность остаться, но основная часть команды решила двигаться дальше — в колледжи и юниорские лиги. Поступило предложение перейти в другую структуру — “Калифорния Голден Беарс”. Стать директором по хоккею — Club Head Coach, который отвечает за всех тренеров всех возрастов. Очередной вызов. В общем, загорелся. Собрали в структуре восемь команд, хотя до этого было чуть ли не полторы. Отработал там около трех лет, но стало возникать много накладок. Улетал на разные съемки, в том числе “Легенды N 17”, пытался как-то из Минска руководить. Понял, что трудно. Решил найти вариант с меньшей загруженностью. Поговорил снова с “Кингз”, с “Анахайм Дакс”. И почему-то сошелся с “утками”. Меня все устроило. Здорово пообщались с главным тренером школы. В итоге сейчас езжу в Анахайм, хотя мог пешком ходить на арену “королей”. Вот уже два сезона работаю с 2005-07 годами рождения, где в том числе занимается мой сын, которому скоро исполнится восемь. Раньше он катался в “Кингз” и спрашивал, почему уходим оттуда. Пришлось объяснять, что буду работать в “Дакс”. Говорил: “Нет, иди в “Кингз”. А сейчас видит где-то эмблему “Лос-Анджелеса” и начинает фукать. У меня же появилось больше возможностей заниматься каскадерской деятельностью.

— Неслабо вас поглотила тренерская работа, которой планировали увлечься после пятидесяти…
— В какой-то момент понял, что конкретно втянулся. Разговариваю за ужином с женой и вдруг: “Подожди!” Выхожу на балкон, беру планшет и рисую упражнения… И сам не понимаю, как это так. Еще один случай был, когда удивлялся происходящему. Полетел в Вашингтон получать квалификацию “Level 5” — это самый высокий уровень тренеров. Он необязателен — хватало и четвертого, чтобы тренировать детские команды любых возрастов и колледжи. Но люди едут для себя. И, оказавшись там, снова не понимал: “Да ладно?!” В аудиториях сидят наставники со всего мира. Около 500 человек. Перед ними выступают коучи и генеральные менеджеры клубов НХЛ. Досконально подготовленные. Никто не переговаривается, не отвлекается — все конспектируют. Я старался больше ходить по секциям, которые ориентированы на работу с малышами. Со старшими многое прошел, понимал нюансы физической подготовки и прочего. Хотел узнать: а когда ребенок начинает заниматься хоккеем, в чем вообще прикол? И самое интересное, что ничего нового они не придумали — сделали глобальное исследование и собрали лучшее со всего мира, от каждой школы: советской, финской, шведской… Это такой симпозиум, где все — реально фанаты своего дела. После слушаний в течение трех-четырех месяцев надо подготовить доклад на 25 листах о том, какой ты видишь систему развития хоккеиста. Если доклад одобряют — только тогда получаешь “Level 5”. Вот почему на юношеских и молодежных чемпионатах мира выстреливают то канадцы, то американцы.

— У вас были желание и возможности поработать со взрослым клубом?
— Планы имелись. Но сейчас немного иначе смотрю на ситуацию: будут предложения — будем рассматривать. Ажиотажа на сей счет нет. В приоритете сейчас семья. С женой уже двадцать лет вместе. Она из Минска — играла раньше в волейбол. Как спортсменка иногда что-то дельное подсказывает.

— Кто-то из ваших воспитанников выбился в люди?
— Один парень — что интересно, японец — играет за колледж Денвера в сильнейшем дивизионе. Не платит за обучение. Еще один уехал в WHL. Тот чех, который головой останавливал соперников, вернулся на родину — в профессиональную команду. Другие тоже выступают в колледжах. Часто бывает, что за детей до поры до времени решают родители. Одного ребенка брали в Канаду — в юниорскую лигу. А тот говорит: “Я заканчиваю”. Как так? “Играл, потому что папа хотел”. И что здесь плохого? Я, может, в свое время тоже вернулся в хоккей, потому что папа хотел, и не жалею. Пытаюсь вбить это парню в башку, но он выходит, садится в “Мерседес”, достает из кармана банковскую карточку — и достучаться уже невозможно. У ребенка все есть. Реально мог играть на хорошем уровне. Сейчас учится в Англии.

— Вам легко далось решение остаться жить в Лос-Анджелесе?
— Появились друзья, знакомые… Как-то завязалось — и остался. Многие хоккеисты оседают здесь. Сейчас два раза в неделю собираюсь с приятелями поиграть в хоккей. Среди них чехи, канадцы… Когда приехал в Калифорнию, здесь выступали Цыплаков — в “Лос-Анджелесе” и Салей — в “Анахайме”. С Володей дружили и тогда, и сейчас. Руслана тоже помнил по школе “Юности”, летом периодически тренировались вместе. Встречались в Анахайме, билеты на хоккей делал. Естественно, когда узнал о трагедии “Локомотива”, испытал шок: как так в жизни происходит?.. До сих пор на разных детских праздниках вижу его жену с ребятней и не могу поверить. Звонил Беттэн в прошлом году, предлагал отдать сына в школу “Дакс”. Но ей тяжело. Пару раз привезла — и больше не смогла. Насколько знаю, сын сейчас играет в футбол. Там все-таки не возникает ассоциаций…

— Часто гостите в Беларуси?
— Когда родители были живы, прилетал чаще. Сейчас раз в год. Съездил на чемпионат мира в 2014-м. Атмосфера удивительная. Я посещал много матчей НХЛ, в том числе финал Кубка Стэнли. Но на мировом форуме другая аура. Наверное, больше колорита, который создают болельщики из разных стран.

— Интересен американцам чемпионат мира? А то все говорят, что для них существует только НХЛ.
— Тем, кто хоккеем увлекается, интересно. Естественно, это не Олимпиада, но за счетом следят. Знают, что канадцы выиграли. А в Канаде точно смотрят все матчи. Ездили как-то в Ванкувер на детский турнир. Зашли вечером с тренерами в бар, и официантка говорит: “А я тоже в хоккей играю”. Здорово. “Так у меня и муж играет”. Вообще супер! “И дети”. Вау! “Так и дед играл, и папа…” Вот там реально помешательство.

— Резонанс был, когда белорусы обыграли сборную США?
— Я радовался — другие удивлялись. Объяснял людям, что Беларусь в хоккее тоже что-то значит. Потому что в основном для американцев наша страна приравнивается к России. Они и про существование Украины узнали только недавно.

— Каково отношение к России на фоне последних политических событий?
— Да здесь никто не живет этими событиями. Политикой увлечены только политики и новостные каналы.

— То есть, пока в России идет подъем национализма на фоне ненависти к Западу, на Западе даже не парятся, что происходит в мире, и живут своей жизнью?
— Не знаю. Общаюсь со спортсменами, с творческими людьми — никто не обсуждает эту тему.

— А когда вы приезжаете в Минск, как смотрите на белорусскую действительность? Не стало ли что-то диким после полутора десятков лет в Америке?
— Раньше, когда, помогая родителям, сталкивался с какой-то бытовухой, меня многое бесило. Приезжал в какую-нибудь больницу и часто хватался за голову: почему так к пенсионерам относятся?! Хотя это зависит больше от людей, от воспитания, а не от страны. Сейчас я ничему не удивляюсь. Вот когда приехал на чемпионат мира, был поражен, что Минск реально живет хоккеем. Это было прикольно! А остальное… Плюсы и минусы есть в любой стране. Думаешь, здесь все в шоколаде? Нет, конечно. Все относительно. Люди, которые всегда жалуются, они и в Америке жалуются. Тем более я не живу в Беларуси постоянно, а приезжаю скорее как турист. В таком случае обычно все нравится. В Минске все есть, все доступно. А тяжело или легко местным, сложно сказать. Родителей нет — раньше судил по ним. Но надо искать позитив, а не закапываться в негативе.

— Знаю по опыту своих родственников: старательно работая, в Америке можно позволить себе комфортную жизнь. С хорошим жильем, хорошей машиной, с полным сервисом услуг. В Беларуси многие вкалывают и ничего не имеют.
— Ну да. Но знаешь, никогда не видел, чтобы в Штатах люди сидели на скамейках. Даже в выходные. Они всегда работают, всегда в движении. А в Минске все скамейки заняты. И там не только пенсионеры. У белорусов есть время посидеть и пожаловаться. А здесь громадная конкуренция. Стоит очередь людей. Если ошибся — сказали спасибо и до свидания. Любопытный случай расскажу. Как-то надо было сделать родителям ванну и туалет. Пригласил сантехника. У него пятеро детей! У сантехника! В Америке, если у тебя пять детей, — вешайся. Надо быть миллионером. А он неделю на рыбалке провел. Взял бюллетень и поехал с друзьями. Говорит: “Да я в Америку не хочу. Был в Филадельфии — не понравилось. Здесь могу забить на все на неделю, а там не забьешь”. В Беларуси он квартиру получил — так понимаю, за пятерых детей. В Штатах квартиры никому не дают — нет таких понятий. Поэтому и говорю, что все относительно. Многие уезжают обратно из США.

— Давайте о кинематографе. Как вас туда занесло при обилии тренерской работы?
— Об актерстве никогда не думал. Не участвовал ни в школьных сценках, ни в театре. Но Лос-Анджелес — это город, где живут и актеры, и продюсеры, и режиссеры. Когда только начал тренировать в начале “нулевых”, на каток приехала съемочная группа популярного сериала “Малкольм в центре внимания”. Действия эпизода разворачивались на льду. У меня спросили, могу ли что-то изобразить и есть ли резюме. Откуда?! Но мой рост и вес совпали с ростом и весом актера — приглянулся. Взяли дублировать его во время съемок на площадке: броски, драки, силовые приемы… Режиссеру понравилось. Но я отработал и забыл. Потом позвонил координатор — постановщик трюков: “Андрей, мы номинированы на лучшую каскадерскую работу 2002 года”. Вау! И что с этим делать?.. А когда участвуешь в подобных проектах, попадаешь в союз киноактеров — SAG-AFTRA. Для многих мечта — стать членами этого союза. А я вот даже не думал, но случайно попал. Оказался в базе данных каскадеров и дублеров, по которой подбирают нужных персонажей: с разными типажами, навыками… Стал разговаривать с ребятами, спрашивать, может, опять возьмут сниматься. Потому что мне понравилось, ведь делал то, что умею. И координаторы начали звонить, интересоваться, свободен ли в такие-то даты. Ну и завертелось. Участвовал в съемках рекламных роликов, сериалов, наконец, фильмов. Но это такой бизнес, что не знаешь, когда у тебя будет работа.

— Так вы в первую очередь актер или каскадер?
— Есть такое понятие, как “action actor” — человек, который делает трюки и может при этом быть актером. То есть твое лицо попадает в кадр. Лиц каскадеров или дублеров в фильмах не видно. Например, в “Легенде N 17” все актеры во время съемок ледовых сцен подменялись дублерами — ребятами-хоккеистами из Питера, Москвы… У Данилы Козловского было даже два. Я же работал без двойника, поэтому с восьми утра до шести вечера находился на льду. Вообще ”Легенда N 17” — мой первый российский проект. Тот случай, когда не понимаешь, где будешь работать, но очень хочешь. У меня отец любил хоккей. Для него Рагулин, Майоров, Михайлов — это что-то дорогое сердцу. Поэтому участие в проекте стало возможностью прикоснуться к истории. Кстати, даже не знал, где пройдут съемки. В самом хорошем сне не мог представить, что на “Минск-Арене”. Когда открыл рассылку от координатора и увидел “location”, сказал жене: “Ты не поверишь…” Читая предварительно сценарий, понимал, что мне интересно сыграть Александра Гусева. Но пришло предложение на роль Бобби Кларка. Стал углубляться в персонажа, читать биографию и прикинул, что он — харизматичный человек. Реально захотелось это сделать. Поэтому перезвонил и ответил: согласен на Бобби Кларка! С теплотой вспоминаю проект. Громадный труд всей съемочной группы! 23 дня только на льду. И фильм напрямую касался того, чем живешь ты, чем жил отец… В раздевалках в перерывах между эпизодами смотрели документальную хронику. Находили на “ютюбе” какие-то ролики о Суперсерии 1972 года. Все прониклись атмосферой. Душевно было.

— Сколько понадобилось времени, чтобы сделать из вас Бобби Кларка?
— По утрам проводил в гримерке минут сорок, иногда больше. Интересно, что одна придуманная мною фраза вошла в фильм. Чистый экспромт. Есть эпизод, где Кларка выбрасывают за борт на чужую скамейку. А ребята там сидят, как не живые. Говорю Саше Рагулину, который играл роль отца: “Давай приколемся, скажи что-нибудь в духе “Не та лавочка, братишка!”. Вырежут так вырежут”. Саня сказал. Потом смотрю фильм — оставили! И эпизод ожил. Вообще на съемках можно пробовать, экспериментировать. Не зайдет — ну и ладно, уберут.

— Вы интересуетесь реакцией зрителей на фильм?
— Обычно смотришь на кассовые сборы. Например, отзывы по “Легенде” и читать не надо было. Знакомые звонили и говорили: “Иду второй раз!” Жена брата призналась: “Я плакала в некоторых эпизодах”. Значит, это трогает. А рецензии критиков всегда бывают разные.

— Просто фильму досталось за искажение истории…
— Слышал такое. Но мне хочется спросить: вы смотрели художественное кино или документальное? Тем более сценарий согласовывался с родственниками Харламова и с известными в прошлом хоккеистами, которые приняли такую историю. Никто не гнался за доскональностью. Главное, что картина мотивирует. И актеры сработали здорово. Можно говорить, что Меньшиков — это не Тарасов. Но Олег выдал хорошую роль, за что его лично поблагодарила дочь Тарасова. А Меньшов вовсе уникально сыграл эдакую крысу из госаппарата. Люди сделали хорошее кино, которое обсуждают.

— Роль в “Легенде N 17” — самая значимая для вас?
— В принципе поставлю ее на одну ступень с ролью в “Новом Человеке-пауке”-2. И там, и там получились классные фильмы. И там, и там пришлось усердно поработать. Место в “Спайдер-Мене” не так просто было получить, а когда удалось и прилетел на съемки — понял, насколько все серьезно. Уже в первый день в гримерке меня подстригли налысо. Одну из сцен очень долго репетировали. В начале картины большая фура везет банковскую машину. На скорости сорока миль в час приходилось бежать по грузовику, прыгать на капот, потом на крышу… Все это с минимальной поддержкой. Два дня гоняли фуру вокруг площадки размером с три футбольных поля, чтобы отладить каждое действие. Ведь для съемок пришлось перекрыть центр Нью-Йорка. Пожарная дежурила, две “скорые”. В итоге управились за два дубля, потому что каждый знал, что делать. И вообще, такие сцены, где много риска, снимают быстро. А над всем эпизодом погони — это около восьми минут фильма — трудились полтора месяца. Все это адреналин, все это интересно. И когда заканчиваешь — получаешь удовольствие. Хотя иногда приходится работать и на обезболивающих.

— В финансовом плане оно стоит того?
— Актеры зарабатывают много. И то не все. У нас другая ситуация. Если ты дублер, например, персонально Джонни Деппа или Тома Круза, то находишься у них на контрактах и имеешь хороший гонорар. А остальные сумасшедших денег не получают. И я не думаю, что они травмируются ради заработка. Например, есть такой Терри Леонард, с которым познакомились на съемках “Человека-паука”, где он — водитель одной из машин в погоне. Это легенда — как Гретцки в хоккее. 74 года. Перенес семь операций на бедрах. И до сих пор на съемках проводит на площадке 8-12 часов в день. Идем как-то по Нью-Йорку в кинотеатр, остается два переулка, а он говорит: “Поймай такси — больше не могу”. И ржет. Мы ловим и едем два переулка… Делает он каскадерскую работу из-за денег?.. Да ну, не сказал бы. У Терри свое ранчо, лошади. Человек давно обеспечил себе жизнь, но до сих пор летает по съемкам. Ему это нравится, в кайф. И мне интересно знакомиться и общаться с такими людьми. Еще один каскадер Пи Джей Дэвидсон установил мировой рекорд — прыгнул с вертолета с какой-то нереальной высоты в океан, в соленую плотную воду. Спрашиваю: “И как ощущения?” Отвечает: “Как будто в асфальт вошел”. Пролежал потом неделю на растяжке — все сплющилось. Это же сумасшествие! Удивительный человек. У него четыре брака, десять детей. И это не чиновник, который обещает светлое будущее, а реальный персонаж, творящий историю. Общаешься с таким и понимаешь, что в свои семьдесят он душевнее многих, которым по двадцать пять и которые говорят, что все говно, все надоело. Люди тащатся после семи операций на бедрах! При этом никто не кичится крутизной. После съемок идут не на пиво, а в спортзал, чтобы прокачать мышцы, потому что назавтра надо быть в тонусе. И они востребованы. Это круто. В Голливуде, кстати, есть отдельная церемония — Taurus World Stunt Awards, где выбирают лучших исполнителей, постановщиков трюков, эпизоды фильма. Номинаций много: за драки, пожары, погони… Вот сцена погони по Манхэттену из “Человека-паука” была двукратно номинирована. Правда, победили “Первый мститель: Другая война” и “Need for Speed: Жажда скорости”. А так, получил бы статуэтку. Но номинация — уже престижно. Об этом можно писать в резюме. И само мероприятие классное. Известные люди приходят, благодарят каскадеров, дублеров. Один год был Харисон Форд, другой — Арнольд Шварцнеггер… Много читал про Арни, какой он харизматичный. А когда Шварцнеггер вышел на сцену, улыбнулся и начал говорить — понял, почему.

— С кем еще из выдающихся людей посчастливилось пересечься?
— Работал с Анджелиной Джоли на фильме “Солт”. Эпизод снимался на барже прямо в Манхэттене. Зима, холод. Помню, когда объявили обед, мы поднялись на пирс. А там человек двадцать папарацци с большими объективами, которые ждут, когда выйдет Джоли. В такие минуты понимаешь, где находишься и насколько все серьезно. Она оказалась удивительно доброжелательным и приятным человеком. Когда спросила, есть ли у меня дети, и речь зашла о сыне, то просто расцвела. Но это такие люди, с которыми поговоришь, только если они захотят. Поскольку кино вообще-то не про тебя. При этом и работает Джоли профессионально. Восемь часов на съемочной площадке, на холоде, и ни разу не сказала “Что за фигня?!” или “Я устала”. Еще с Томом Крузом довелось пересечься в фильме “Джек Ричер”. Много слышал, как он вкалывает, но, увидев, все равно удивился. Может пахать без остановки, причем без дублера, выдавать наизусть по четыре страницы текста. Почти все трюки делает сам, хотя это непозволительно для актеров такого калибра. Если сломается — остановится весь процесс. А если сломается каскадер — просто поставят другого.

— Все ваши роли — это персонажи из разряда “bad boys”. Не гложет желание облачиться в положительного героя?
— Будут предложения — с удовольствием обсужу. Пока так. Кстати, в Лас-Вегасе каждое лето проходит хоккейный турнир “Bad boys”, который организует продюсер Джерри Брукхаймер, поставивший все фильмы серии “Плохие парни” и много других проектов. Он большой фанат игры. Собирает людей со всего мира из индустрии кино и хоккея. Пару раз я участвовал. Встречаешь иногда людей, с которыми никогда бы не пересекся в повседневной жизни. Доходило до смешного — на вбрасывании один раз сошелся лицом к лицу с Серегой Федоровым — воспитанником “Юности”…