Миг и судьба. Сочи 1954 года

Леонид Ероховец, Анатолий Егоров, Николай Шевелянчик, Валентин Фаломеев, Геннадий Абрамович, Виль Искорка, тренер Владимир Брегман, Анатолий Голощапов, Николай Макаров, Вячеслав Артемов, Валентин Сидоров (слева направо) — всмотритесь в них с пиететом. Первые медали в истории белорусского футбола — дело ног большинства из них. Где-то сзади главные исполнители Юрий Бачурин, Борис Курнев, Владимир Голубев, старший тренер Михаил Бозененков, бессменный капитан Павел Мимрик, Алексей Хомич. Впрочем, Хомич скорее впереди — снимает праздничную процессию на “Лейку”, дававшую Тигру приварок в игроцкие годы, а после футбола ставшую его профессиональным инструментом.

Пятьдесят четвертый — год мирового первенства, проскользнувшего мимо внимания болельщиков советской страны. Эра телевидения еще не наступила, а пресса не будоражила интерес к предстоящему событию в Швейцарии, куда не ехала наша сборная — та вообще не созывалась после хельсинкского провала. К Олимпиаде-52 всё под нее делали, чемпионатом СССР пожертвовали ради подготовки, а получили вместо наград оплеуху от Тито. Теперь не было Иосифа Виссарионовича — ровно год как почил в бозе, но железный занавес никуда не делся.
Не имея уверенности в нашем футболе, рисковать авторитетом страны не стали и сфокусировали внимание болельщиков на внутреннем чемпионате. Как в воду глядели: не пришлось потом объяснять, как разбитые в войну немцы оставили с носом победителей.
Когда-то все же придется объяснять экономический разрыв, пропасть в качестве жизни: их взяла на буксир Америка, а мы выкарабкивались сами. Но главные трудности позади, нужно лишь напрячься, догнать, перегнать, теснее сплотиться вокруг нашей партии…
Каким образом надо сплачиваться, не конкретизировалось, потому что имелись вопросы, ответов на которые никто не знал. Коммунизм был формой религии, выборы — ритуалом, и шагали советские люди во второе воскресенье марта на избирательные участки получать листок с одной фамилией. Вероятно, сакральный смысл этого безальтернативного и никак не влиявшего на результат действа заключался в том числе в проявлении личной лояльности к строю. Власть относилась к выборам щепетильно, и в какой бы точке избиратель ни оказался по работе или обстоятельствам, ему давали выполнить гражданскую обязанность.
На предсезонном сборе в Сочи спартаковцы были, считай, в командировке. В день голосования администратор команды Петр Игнатов раздал игрокам открытки-приглашения, изданные в 1-й Образцовой типографии имени Жданова. Листок календаря, герб, плакетка с серпом и молотом и множество красных знамен, а под нехитрой этой композицией надпись: “Все на выборы!”.
“Уважаемый товарищ! Напоминаем Вам, что в воскресенье, 14 марта 1954 года, — день выборов в Верховный Совет СССР. Призываем Вас прийти на выборы и отдать свой голос за кандидатов блока коммунистов и беспартийных. Доверенные Окружных предвыборных совещаний представителей трудящихся. Сообщаем место голосования…”
Месяцем раньше, 19 февраля, Президиум ВС предыдущего созыва походя оформил свое самое, наверное, далекоидущее действие — издал Указ о передаче Крыма из РСФСР в УССР. Тогда это было ничего не менявшей формальностью в год трехсотлетия воссоединения Украины с Россией, подарком, который хозяин просто переложил из одного кармана в другой.
Бьюсь об заклад, абсолютное большинство в стране, включая новоиспеченных минских спартаковцев (которые до января были динамовцами — одним росчерком все решалось, хоть команда, хоть полуостров), этого события не заметили. 14 марта, празднично одевшись, все пошли избирать четвертый созыв, который будет заседать с 1954 по 1958 год, но главным в день голосования представлялось совсем другое.

О этот Сочи! За счастье полтора месяца дышать субтропиками, да забежать на спор в ледяную воду, да покататься по морю на катере, да смыться после отбоя куда на танцы стоило пройти километр под галстуком. А если это было сопряжено с местом в футболе, люди были готовы на куда большее.
В Минске футболисты жили в бараке, где зимой замерзала вода, — и все равно в белорусскую столицу ехали. Главным образом возрастные москвичи — хотелось еще поиграть, а идти было особо некуда. Сталинград еще только отстраивался после войны, в Киеве хватало своих, южные республики хороши на короткий визит, как экзотика…
Состав конца сороковых — сплошь мастера: участник легендарного турне московского “Динамо” в Англию Александр Назаров, Валерий Бехренев, вратарь Борис Кочетов, капитан команды заслуженный мастер спорта Аркадий Чернышев. Тренерский штаб оттуда же, из столицы. Евгений Елисеев, следом Лев Корчебоков с тем же помощником Василием Павловым, потом Евгений Фокин — каждый старший во время отпуска или побывки в Москве подыскивал игроков на сходе. Уговоров особенно не требовалось. Футбол был любимым занятием и формой существования, кому охота вставать за станок. Даже в продуваемом ветрами бараке футболисты жили поинтереснее остальных. Протягивали в спартанских условиях зимний месяц, сами себе предоставленные (обитавший в гостинице Корчебоков видел их только на тренировках, которых, по признанию Анатолия Егорова, было-то всего три в неделю), а дальше сбор в Сочи, откуда — сразу на игры. В Минск возвращаются к концу апреля, один-два матча — и снова выезд.
Играли так себе: 1948 год — 12-е место из 14, 1949-й — 15-е из 18, 1950-й — 17-е из 19. Так опустились в класс “Б”, на 1952-й вернулись — и, заняв последнее место, обратно. При этом белорусами, за исключением Николая Шевелянчика, до конца сороковых в команде не пахло.

Местная диаспора, позже расширенная Михаилом Бозененковым, дала первые росточки в 1949-м, когда трех солдатиков конвойных войск Абрамовича, Пержхало и Васильева прямо из казармы привезли на южный сбор в Сочи. Все одногодки, по двадцать лет, двое первых — белорусы. Москвич Васильев один из трех немного поиграл в мастерах.
Абрамович вообще без школы, но очень разносторонний, через что и заметили. Лев Корчебоков попросил администратора Петра Игнатова, продолжавшего в охотку поигрывать за дублирующий состав: “Петр Иванович, проверь”.
Разошлись метров на двадцать пять и давай бросать передачи. Игнатов точнехонько в ноги — Абрамович помесит мяч и обратно, метров на десять в сторону. Петр Иванович побежал за мячом, опять выверенно возвращает — а Абрамович, знай свое, со смещением.
— Слушай, кто кого учит, я тебя или ты меня? — не выдержал Игнатов.
— Виноват, буду стараться!
— Так смотри, как я бью, отклоняй корпус…
И он смотрел во все глаза, но еще — по сторонам. Сочи…
Технические изъяны молодого Абрамовича перекрывались козырями: отменным здоровьем, самоотверженностью, умением терпеть. В одном южном спарринге Геннадий так боролся в штрафной, что внес неприятельского вратаря вместе с мячом в ворота, а в календарном матче заработал удаление.
Друг Абрамовича мозырянин Ратмир Пержхало, быстрый инсайд, тоже был оставлен в команде. До армии они знали друг друга заочно, с зимней молодежной Спартакиады. Абрамович бежал на лыжах за Могилевскую область, Пержхало — за Гомельскую. Тренеры подсказали Ратмиру: держись за белобрысым. Абрамович выиграл “десятку” и “двадцатку” и, сам не ведая, “привозил” Пержхало на высокое место.
А потом они встретились в армии и вот попали в футбольную команду. Дальше держались вместе. Вернутся в Минск с выезда, ждут зарплату. На стажерские 80 рублей можно было жить, но часть денег тот и другой высылали родителям. А до зарплаты что-то есть надо — искали знакомых, кому лестно мелькнуть с футболистами, те заведут в кафешку, накроют…
Зато в бронзовом пятьдесят четвертом спартаковцев готовы будут угощать все…