Мельбурн-56. Олимпиада Владимира Куца

Каким же талантом нужно обладать, чтобы именем назвали Олимпиаду! Впрочем, не совсем так: они все таланты, каждому доверила свою честь целая страна, а выигрывает один — кому посчастливится выстрелить.
Но чтобы стать человеком-символом, одним на все виды, мало даже самого большого таланта. Здесь надо что-то еще.
Врач тогдашней футбольной сборной Олег Белаковский, свидетель мельбурнского триумфа Владимира Куца, отмечал, что его феноменом было невероятное трудолюбие. Куц и вправду тренировался до умопомрачения, но, не одержи он в Мельбурне побед, остался бы в памяти современников самым твердолобым бегуном. Всю карьеру он следовал интуитивно найденной тактике, легшей на его возможности, а другой Куц просто не знал.
Как вырастают чемпионы? Ничто не предвещало успеха, что выпадет толстоватому сельскому парнишке из Сумской области, и возьмись кто в Алексино предсказать будущий триумф Пухти, как дразнили сверстники Куца, его подняли бы на смех. Но в жизни многое происходит вопреки, а не благодаря.
На флот он пришел с весом 85 килограммов при росте 172 сантиметра. Пробовал поднимать тяжести, боксировать, но радости это не приносило. Весной сорок восьмого на кроссе во флотских клешах и ботинках с обмотками хлюпал по талой воде. Поотстав поначалу, на дистанции приохотился и нежданно показал лучшее время в части.
А через несколько месяцев на гарнизонных соревнованиях стал в забег на 5000 метров и снова выиграл.
Он начал тренироваться, перечитал литературу, ловил урывки методик. Несмотря на объем работы, результат прирастал медленно, и опытные соперники оставляли его с носом. Он понял, что самому стайерскую науку не постичь.
В июне пятьдесят второго 25-летний моряк-балтиец Владимир Куц, получив краткосрочный отпуск, отправился в Таллинн на стадион парка Кадриорг, где тренировались легкоатлеты, и попросил тренера Александра Чикина посмотреть его.
“Поразила стремительность бега, несмотря на несовершенную технику, — вспоминал Чикин. — Отличная выносливость и неумение держать равномерный темп”.
Все десять дней новичок не просто тренировался, а старался что-то понять. Чикин составил ему годовой план, призванный подтянуть самородка. Жар, с которым Владимир схватился за дело, самодисциплина, его письма с дотошными вопросами говорили, что парень фанатичен.
Результаты стали расти, и в пятьдесят третьем спортсмена включили в сборную. Старший тренер Гавриил Коробков потом скажет, что не знает примера столь быстрого стайерского прогресса, какой демонстрировал Куц в том году. Но, войдя в число лучших бегунов, он регулярно проигрывал, наступая на одни и те же грабли. Главное — скорость, считал Куц, и “топил” на всех парах две трети дистанции, а дальше его обходили те, кого он вез “на колесе”.
Соперниками были уже не Никифор Попов или Александр Ануфриев, а герой Хельсинки Эмиль Затопек, лучшие стайеры мира Шандор Ихарош, Гордон Пири, Кристофер Чатауэй служили раздражителями и маяками.
Он искал новых людей, способных помочь в развитии. Ленинградский тренер Григорий Никифоров согласился взять Куца, но предупредил: неблагополучно с техникой, и тяжелый, изнуряющий бег придется ломать. Возраст Владимира не давал времени на размеренную работу — обтачивали по ходу, и скоро появились плоды. За полгода до Мельбурна Куц носил звание чемпиона Европы, был рекордсменом мира на пяти километрах, но охотников за рекордами хватало, и они раз за разом отбирали друг у друга титул.
Тактика постоянного лидирования была, как считали, примитивной и действительно приносила Куцу много разочарований. Случалось привести соперника — раз Чатауэя, другой Пири — не только к победе, но и к рекорду: те подстраивались под быстрый темп Куца и держались его, хоронясь за спиной от встречного ветра, а на финише вдруг выплескивали сохраненный остаток сил.
По прибытии в Мельбурн бесхитростного претендента приняли скептически. Обозреватели назвали его беговой машиной, бездумным роботом.
Но тренеры Куца приготовили для соперников блюдо, над которым спортсмен трудился весь год, — рваный бег. Понимая в душе, что Мельбурн — главный и, скорее всего, последний шанс, Владимир работал как проклятый. Он действительно был машиной, отменившей все радости жизни. Он только ел, спал и бежал, бежал, бежал…
Психологическая атака, которой Владимир подвергся в Австралии, кого хочешь выбьет из колеи, и на старт “десятки” он вышел без уверенности. До сей поры его высокие минуты-секунды не приносили больших побед. Соперники и специалисты видели в нем отличный паровоз.
Ален Мимун, Йожеф Ковач, старый знакомец Пири, австралиец Лоуренс, все худые, жилистые, не ровня ему — не знаешь, чего ждать от каждого в отдельности. Нет, лучше не смотреть, пусть они любуются его коренастой спиной. И Куц рванул, задал темп, не подходящий для большинства оппонентов.
К середине дистанции стало ясно, что главный соперник — Гордон Пири. Куц пробует его на рывок, Пири делает ответный и продолжает сидеть на пятках! Куц притормаживает — сбрасывает и Пири. Британец работает по схеме, уже приносившей победу над Куцем. Ну держись, прилипала!
И Куц включает свое оружие, изматывая соперника то резким увеличением, то сбросом скорости. Главный, решающий рывок намечен на двадцатый круг.
“На полной скорости перехожу с первой дорожки на вторую, — вспоминал Куц. — Пири идет за мной. Со второй на третью — Пири за мной. С третьей на четвертую — Пири за мной. С четвертой на первую — Пири по-прежнему сзади. Вдруг я настолько замедляю этот необычный, зигзагообразный бег, что почти совсем останавливаюсь и, повернувшись, жестом предлагаю Пири идти вперед. И наконец Пири выходит! Мы бежим теперь рядом, и впервые за весь этот бег я вижу его поникшую фигуру, предельную усталость на лице и понимаю, что момент решающего ускорения настал…”
Пробежав обок с Пири метров сто, Владимир вновь рванул — и англичанин сломался. Его один за другим стали обходить соперники, и это происходило далеко за лидерской спиной. Куц в одиночестве мчал к медали, прошел последний, двадцать пятый, круг почти с той скоростью, что задал на старте.
Отношение к олимпионику враз изменилось. Пресса, еще вчера писавшая обратное, теперь утверждала, что “мышление Куца столь же совершенно, как и его тело”. А владелец авто, разбитого Куцем по приезде в Австралию, счел за честь отказаться от компенсации.
На четвертый день Куц снова вышел на старт — уже пятикилометровой дистанции. Здесь противостояли сразу три англичанина, каждый из которых обладал быстрым финишем. На забег они выработали коллективную тактику, но Куц не повторил фокус с рывками и уничтожил конкурентов темпом, выдержать который они не могли.
Второй раз в честь героя Олимпиады над стадионом лился советский гимн, и трибуны рукоплескали “железному Куцу”, даже не догадываясь, что на пьедестале стоит человек с больными ногами, всю жизнь боровшийся с лишним весом.
Никто не мог знать, сколь тонкая грань отделяла победу от поражения. На обратном расслабленном пути во Владивосток, когда все на палубе были братья, коллега спросил Владимира, что было бы, если бы и последняя попытка оторваться от Пири не удалась. И Куц вдруг ответил: “Я сошел бы…”
Мельбурн был его звездным часом. Уже два месяца спустя врачи посоветуют спортсмену бросить бег, если он хочет жить. Повышенная проницаемость капилляров была отголоском морского прошлого, когда Владимир обморозил ноги в ледяной воде, и нечеловеческих беговых нагрузок.
Куц спорт не бросил и, пролечившись в санатории, продолжил истязать себя тренировками, но это была агония. Он жестоко проиграл в Сан-Паулу, а еще через полгода финишировал последним на чемпионате страны в Таллинне.
Падение с вершины было болезненным, и Куц все чаще стал топить в стакане стайерское старение и физическую боль. Не в его пользу была и наследственность, отец сгорел по пьянке, когда будущему бегуну было пять лет, и теперь у чемпиона тоже слетали тормоза. Возить кумира на большие турниры стало репутационно опасно и к тому же бесперспективно. Ему порекомендовали закончить карьеру.
Преемник Куца олимпийский чемпион Рима Петр Болотников вспоминал: “В 1958 году мы уже списали Куца. У него отказывали ноги, были и другие проблемы… И вот во Франции — очередной кросс “Юманите”. Куц собирает в кулак всю волю и выигрывает. Я подбегаю, снимаю с него шиповки, а ногти все синие и пальцы в крови…”
Это была лебединая песня. Владимир все не решался оставить спорт и, лишь проиграв в очередной раз в Ленинграде в 1959 году, понял, что хватит…
О том, что было потом, говорить не станем. Инсульт, палочка, служебные выговоры — жизнь после славы была невыносима, он жил, пока бежал. В его уходе в возрасте 48 лет — после запитых спиртным таблеток седуксена — подозревают суицид. Рассказывают, для похорон не нашлось нормального костюма, и героя Мельбурна проводили в военной форме, которую до этого сдали в химчистку.
Он ушел, а осталась легенда о рваном темпе, никем лучше его не примененном.
Владимир Высоцкий пробовал приложить этот стиль к творчеству. На концерте признался, что строил программу похожей на бег Куца. “Резкий старт, философское затишье, бешеное ускорение, вновь легкое торможение, призрачный шанс соперникам, победный финишный рывок и гордо вскинутая рука”.
И гордо вскинутая рука…