Всерьез. Александр Седнев: в поисках высокого напряжения
Но все же поставил условие: встречаемся в кафе супермаркета на въезде в столицу с могилевской стороны. Терять лишний час, всасываясь в трафик за кольцевой, означало рискнуть тренировкой.
— Вот турнирная таблица. “Белшина” здесь пятая. Насколько это сейчас для вас актуально?
— Конечно, слукавлю, если не скажу, что видеть команду в верхней части приятно. Но куда важнее турнирной ситуации для меня понимание игроками, что она — не простое стечение обстоятельств. Это результат труда и веры, которая в них пробуждается.
— Ой, как-то выспренно прозвучало.
— Вот знаете, многим футболистам не везет. Они за всю карьеру ни разу не попадают в команды, которые решают задачи. Неважно какие. Можно бороться за чемпионство. А можно — за то, чтобы не вылететь из лиги. Что здесь принципиально? Играть под напряжением, за результат. Это ощущение невозможно передать словами. С простым выходом на поле оно несравнимо. Учить преодолевать напряжение и при этом не терять игровых навыков. Делать из рядовых игроков высшей лиги футболистов, способных решать задачи. Вот это уже интересная тренерская установка.
— Делаем проекцию на “Белшину”. Она решает сегодня какую-то задачу? Или в ней вдруг обнаружились игроки, способные задачи решать?
— Ну, задача, которую перед нами поставили в начале сезона, формулируется так: остаться в высшей лиге. Цель была адекватна ситуации, которая складывалась накануне старта. Теперь все изменилось. И наши строки в таблице не рассматриваю как место — четвертое или пятое. Просто хочу, чтобы в каждом матче цеплялись за ступеньку, которая сохраняет в нас состояние повышенной ответственности. Чтобы она была во всем: в поведении вне поля, в подготовке, в игре. Вот когда игрок чувствует ответственность? Когда он хорошо подготовлен. Тогда он не станет лепетать при неудаче: извините, ошибся… не повезло… бывает… Я вот этого не хочу. И сейчас наша команда в пограничном положении, перед барьером. Внутри команды идет борьба.
— Между чем и чем?
— Между “хватит” и “до победного патрона”. Не стану описывать ситуацию упрощенно: мол, кто-то тренируется спустя рукава, а кто-то выпрыгивает из трусов. Речь об общем фоне. Счет становится комфортным, мы начинаем доминировать, управляем игрой — и вдруг появляется вальяжность, проявляется то, что я называю игровым мусором. Игроки начинают… нравиться самим себе. Для меня это большая проблема.
— Так ведь место в высшей лиге практически сохранено. У игроков все соблазны думать: задача решена, мы красавцы. Как их мотивировать дальше?
— Особенно с учетом накопившихся клубных долгов. Здесь вообще ироничный детектив. Все, кто остался в команде, договорились: поверим клубу, городским властям, будем ждать обещанных денег и не устраивать тяжб в федерации и тем более в судах. В результате задолженности закрыли перед всеми, кто терпеть не стал и команду покинул. А сохранившие ей верность по сей день остаются стороной ущемленной. Какая здесь мотивация? Поэтому, если честно, наши результаты — прежде всего заслуга ребят. Наверное, стимул для них — это сама ситуация. Есть уникальная возможность заявить о себе как о сильных спортсменах, которая может не повториться. Здесь, по-моему, излишни идеологические беседы. Можно разве что подыграть настроению. Мол, мы еще не увидели нашего потолка. Мы способны на большее. Давайте попробуем проявить это завтра. Это же интересно!
— Вот так прост залог успеха команды-середняка?
— Вы спросили только про мотивацию. Значимость убеждения в других аспектах никто не отменял. Есть функциональная подготовка. Стараюсь убедить игроков, что если мы рухнем здесь, то потеряем все: структуру игры, мобильность, надежность в обороне. В то же время если рухнем в построении игры, сразу иссякнем физически… Все тесно взаимосвязано, нанизано одно на другое. Футболисты должны уметь противостоять обстоятельствам. Это могут быть и команд- ная игра соперников, и персональные действия кого-то из них. Игрок может осознавать, что он заведомо медленнее оппонента или не так пластичен, как он. Но сегодня можно организовать свои действия так, чтобы не уступить, быть не хуже. В совокупности это вырастает в некую нашу философию.
Раньше при подготовке команды к игре злоупотреблял шаблонами. Есть общепринятые нормы знакомства с соперником: игра в обороне, игра в атаке, особенности игроков. Сейчас стараюсь говорить только о том, что информативно. Если соперник не имеет четкого алгоритма действий, не буду сотрясать воздух. Общие фразы не помогут. Надо подсказать только то, что реально полезно. Прибегну к аналогии. На дороге можно формально указать кому-либо путь: прямо, поворот направо, у тупика остановишься. А можно и так: будь осторожен, там с левой стороны радар, а перед перекрестком перестройся в правый ряд, так удобнее на светофоре. Игроки заберут у тебя информацию только с такими нюансами.
— Совсем непросто увлечь медальными устремлениями, скажем, Сашу Шагойко или Мишу Горбачева. Ветераны привыкли к умеренной погоде средней полосы. Или я не прав?
— Правы абсолютно. Причем если говорить об этих парнях, они разные люди. Шагойко практически не изменился со времен, когда мы вместе играли. Человек четко понимает, что такое профессия футболиста. Есть нюансы, которые у него хочется подправить, но в целом его действия на фланге обороны соответствуют тенденциям развития футбола. А Горбачев — один из самых одаренных белшиновских игроков. Однако он даже наполовину не использовал свой потенциал. Ему всегда всего хватало. В спорте примерил маску “вальяжника”, который везде успеет. О нем тоже не скажешь, что работает спустя рукава. Но дополнять кого-то — это же мало! Сейчас надо шагнуть выше, преодолеть себя, повысить свою значимость в коллективе. А Миша каким был пятнадцать лет назад, таким и остался. Не выпячивается.
— Кто в “Белшине” человек чапаевского задора?
— Не могу назвать ни одного, ни двух, ни трех. Выраженных лидеров нет.
— Ровное поле?
— Да. Хотя раньше такие игроки у меня были. Первым оставил в памяти след Вадим Скрипченко. Когда выводили могилевский “Савит” в высшую лигу, помогавший мне Слава Геращенко подал идею: Скрип свободен после травмы — может, согласится помочь? Я в это мало верил. Но, к моему удивлению, получилось. Вадим приехал и сразу вписался в коллектив, никаких выгод и привилегий не искал. А то, что он делал для становления команды, меня по-хорошему шокировало. Бывали матчи невзрачные… Передачи невпопад… Проигрываем стыки… И у меня опыта, чтобы на ситуацию повлиять, не хватало… И вдруг Скрипченко идет в жесткий подкат — там, где он вроде как без нужды. Вдруг провоцирует диалог с судьей на повышенных тонах. Или устраивает перепалку с партнером. И на глазах заражаются азартом, становятся подобны ему один игрок, другой, третий, четвертый… Через четверть часа команду не узнать! Вот это я понимаю как лидерство. Это не атаман, который организует застолье, где обнимутся и клятву верности дадут, а через пять дней на поле будут убирать ноги.
Позже такие лидеры были еще. Этим даром парни наделены от природы, они не пытаются играть роль. Яркий пример — Гена Близнюк. Когда пригласил его в “Белшину”, поразился, насколько человек перевоплощается на поле. В жизни незаметный, а на траве, даже на тренировке, в него бес вселяется. Спуску не дает никому. Если крикнет, это будет как рычание тигров в шоу Запашных — озноб проберет и тренера. Сейчас таких игроков в команде не вижу.
— Это осложняет работу?
— Не знаю. Если взглянуть на ситуацию с другой стороны, можно ставить футбол правильный и рациональный. У каждого игрока есть сильные индивидуальные качества. В начале сезона сказал, что наша задача — помочь друг другу их проявить и дополнить. Вот вы замечали, что футболисты чаще всего стремятся выставить напоказ те качества, которые у них не самые выигрышные?
— Интересно.
— Это как дамы немодельных характеристик почему-то предпочитают наряжаться в мини-юбки. А у нас, например, любят идти в обводку, которой у них в помине нет. Такое происходит в состоянии либо стресса, либо излишней расслабленности. И этим тяжело управлять. Сказать “не делай”? Все равно сделает. Здесь надо изловчиться, зайти издалека: послушай, если кто-то сказал, что у тебя есть скоростная обводка, это он над тобой просто поиздевался, чтобы потом еще и посмеяться. Так дойдет. Играй на своих качествах! Их достаточно! Но построить подводящую работу, чтобы сломать стереотипы действий, очень сложно. В моем понимании тренер — не критик, который сыплет замечаниями. Это человек, создающий среду, где игрок совершенствуется. На негативные моменты в игре мало указать. Их убрать важно.
— Вам не отведено нескольких сезонов, чтобы сделать команду на свое усмотрение. Каждый год приходится складывать новый пазл. И, кажется, вы в этом умении поднаторели…
— Можно пространно отвечу? Пять лет назад мне довелось стажироваться в “Баварии”. Это было на курсах по получению лицензии “Рro”. Нашей группе повезло на Шоту Арвеладзе. Он работал с Луи ван Галом как игрок и как помощник. И потому организовал нам эту поездку “на личных связях”. Группа была мощная: Витя Гончаренко, Саша Хацкевич, Валик Белькевич, Саша Головко, Йорди Кройф… Стажировались в режиме “доступ везде”. Все пожелания исполнялись. Игроки Толя Тимощук и Ивица Олич помогали с переводом. Пообщались со всеми, с кем пожелали: тренер по физподготовке, реабилитолог, научная группа, тренер вратарей. Лекции превращались в диалог. Никаких секретов от нас не было. Вникали в детали. В заключение к нам пришел ван Гал. Зал командных собраний там похож на кинотеатр. Он входит. На подиуме расслабленно, в пол-оборота, развалился переводчик. Ван Гал мизансцену оценил и с ходу как дал парню в плечи — тот чуть не упал со стула и услышал: давай соберись, ты ведь работать пришел! Так он и нам дал понять: если кто явился сделать селфи, они свободны. Вопросов было множество. Львиная доля — о подводящих упражнениях и циклах. Пока хватало терпения, он отвечал. А потом не выдержал: вы не о том спрашиваете! Главное — это понимание игроками философии игры. Если вы не перестроите им мозг, никакие подводящие не помогут. Они должны знать цели, дорогу, препятствия и те вспомогательные средства, которые помогут в движении. Если убедите — можете рассчитывать на результат. И некоторые зароптали: ну вот, обещал дать подводящие — а ударился в лирику.
— Вы тоже роптали?
— Нет, я задумался. Ван Гал на самом деле сказал о глобальном. Мало собрать коллекцию упражнений, которые нравятся игрокам. С тех пор меня очень занимает сочетание механической работы из многократных повторений и работы, тренирующей мозг. Футбол — рефлекторная игра. Призыв думать на поле — это в принципе ерунда. Играют на рефлексах. Они проявляются в ситуациях, которые знакомы — по множеству повторений. Но в напряжении малейшее отклонение вызывает брак, который игрок объяснить не может. Он попадает в новое состояние, которого мы не создали для него в тренинге.
Не помню, кто провел занимательный эксперимент. Но важны итоги. Все мы выросли на простом упражнении “игра в стенку — удар по воротам”. Во время его выполнения в наиболее простом виде сделали замеры напряжения крупных мышц. А потом упражнение чуть усложнили: ввели в ситуацию игрока-помеху, который оказывал пассивное сопротивление — заблокировать бившего не успевал, но выступал отвлекающим фактором. Снова сделали замеры. И поразились: распределение нагрузки в процентном отношении серьезно изменилось. Мышцам посылались совсем другие импульсы. Отсюда вопрос: что же мы годами тренировали в первом случае? Упражнение-то пустое! Вот поэтому за основу в тренировке стараюсь брать эпизод игры. И не важно, с чьим участием, какой направленности и интенсивности. Но эпизод! А то ведь мы выросли еще и на “квадратах”! Боже, а какая была там цель? Не было ориентиров. Игрок с мячом не понимал даже, атакует он или обороняется, как надо располагаться.
Теперь к вашему уже забытому вопросу. Да, каждый год мне приходит новая колода карт. Но ведь и я каждый год включаю фильтр, выметаю мусор в своей голове. Это помогает работать качественнее. Самое страшное — удовлетворение промежуточными успехами. Мол, мы и так уже пять матчей не проигрывали, а что уступили 0:1 БАТЭ — так это не мы одни… Такие настроения надо ломать. А мастерства, если направить его в нужное русло, для создания конкурентоспособной команды достаточно.
— Ваш наставник в профессии Анатолий Иванович Юревич подбодрил вас как-то уникальной возможностью экспериментировать с посредственными игроками. Та его оценка из нашего интервью дошла до белшиновцев?
— Я с ними это не обсуждал. И не хочу оценивать ребят в таких категориях. Некоторые не наделены высоким классом. Но преодолевают себя, идут к цели. И они талантливы хотя бы в этом стремлении. А посредственность для меня — это, скорее, талант, остановившийся в росте.
— Ваш каждодневный рутинный труд сильно расходится с классическими представлениями о работе главного тренера?
— Злободневный вопрос. Моя мечта — сильный штаб. Мне довелось не так давно поработать в “молодежке” помощником Игоря Ковалевича. Опыт важный и интересный: примерить эту роль к себе. В моем понимании ассистент — дополнение главного тренера. Первая попытка получить такого соратника была у меня в минском “Динамо”. И первый человек, которому предложил мне там помогать, был Сергей Боровский. Мы встретились, он с радостью согласился. Мне нужен был рядом коллега, который видел бы детали. Меня не смущали возможность давления его авторитета или проблемы притирки. Важны были знания и опыт, которых мне недоставало. Сергей Владимирович мог поставить вопросы без оглядки на мое мнение. Увы, к моему глубокому сожалению, его кандидатура не прошла. Начал работать один. Так и продолжаю. Помогают мне только в технической части в ходе тренировочного процесса. Планирование и анализ целиком на мне. Не представляю, как этим может заниматься кто-то извне коллектива. Любую информацию необходимо “примеривать” на свою команду. Как одежду — на себя, а не на кого-то другого. Ясно, что для БАТЭ информация о минском “Динамо” нужна одна, а для “Белшины” — абсолютно другая, с креном на нашу специфику. Всегда нахожусь в цейтноте. Основное время анализа — раннее утро, пока никто не отвлекает. Посмотреть матч можно и днем, но с отключенным телефоном и запертой дверью.
— Сегодня практикуют приглашение в тренерский штаб специалистов узкого профиля — по ОФП, например.
— Пользовался их услугами. Было интересно посмотреть, насколько оперативно можно воздействовать на какие-то физические качества. Но, к сожалению, крен делался в специфику циклических видов, а не рывково-тормозной работы. Любимая мною гомельская лаборатория Геннадия Нарскина много помогла в плане осмысления циклов, подготовительного периода. Но здесь нужно не ошибиться в подводящей работе, особенно если она с мячами. Это сложно. Сейчас на хорошего ассистента нужны и большие деньги. Реальный помощник с очерченным кругом обязанностей у меня один — Виталий Павлов. Он ведает подготовительной частью. Ему доверяю. Знаю, что там порядок. И по-прежнему мечтаю создать серьезный штаб. Или даже просто поработать в его составе.
— Смежный вопрос. Динамовский отрезок карьеры остался для вас пощечиной?
— Если бы была возможность перевести стрелки назад, в спортивной составляющей работы не менял бы ничего.
— А в чем действовали бы иначе?
— Попросил бы больше полномочий в принятии решений и управлении командой. Вот и все.
— Что там было не так?
— Был не готов к степени ответственности за решения при таком заоблачном обороте средств. Имею в виду и затраты на тренировочный процесс, и стоимость игроков, и агентские интересы, порождавшие просьбы о различных услугах. Не подозревал, что такое возможно.
— О каких услугах речь?
— Поначалу вообще не мог понять: меня проверяют или реалии действительно таковы? Очень быстро самым страшным стало дать кому-то повод усомниться в своей чистоплотности. Приведу пример. В команду приезжает игрок, кандидат в сборную другой страны. Мне говорят: посмотрите на него, пожалуйста. Окей, но понадобится время. Проходит пару занятий, предстоит контрольная игра. Человек, с которым хорошо знаком, подводит и представляет мне другого человека, просит уделить тому время. Разговор начинается с отвлеченных тем, и я нервничаю, потому что голова забита подготовкой. Наконец речь заходит об этом иностранце. Слышу: хотелось бы, чтобы он вам понравился. Отвечаю: и мне хотелось бы — мы ищем нападающего. И тогда собеседник пишет на листке цифру и подвигает его ко мне: нужно только ваше “за”, остальное — мои вопросы. Честно говоря, у меня сразу отнялись и руки, и ноги…
— Что впечатлило: сумма или прямота подходов?
— То и другое. Цифра была для меня астрономической. Мне сразу стало ясно: даже если это второй Месси, в команде его быть не должно. Но проблема была в другом. Не знал, как себя дальше вести. Шок. Рассказал одному из помощников. Не сказать, чтобы его рассказ впечатлил — я явно не открыл Америки. Игрока того, естественно, забраковал — даже предлогов искать не пришлось. Но понял, что для меня наступает серьезное испытание. Пойти к Чижу: Юрий Александрович, здесь такие дела? Это значило расписаться в немощи: что ж ты за тренер, если не можешь навести порядок? И началась открытая конфронтация со всем этим окружением. Высматривал подвохи и стоял на пути скверны, как вратарь: только бы не проскочила в команду, только бы не повлияла на мою репутацию… А затем стали появляться эти бразильцы… Что теперь — перекладывать ответственность: мол, этого игрока брал не я? Поехали смотреть пополнение в Уругвай. Тоже тест. Оценивать футболиста надо, сопоставив игровые качества и деньги. А когда цену не знаешь, как можешь взять на себя последнее слово? Потом окажешься причастен к грязи, от которой не отмоешься за всю жизнь. Но могу сказать твердо, что при всех соблазнах ни разу не стоял перед дилеммой: как поступить?
— При таких обстоятельствах уход из “Динамо” можно трактовать как облегчение…
— Ну, наверное… Хотя сделал там все, что мог, исходя из состава и ситуации. Мне ведь никто не ставил задачу стать первым. Говорили: сделай все возможное для хорошего результата. Экономических вопросов я не задавал. Просто хотелось быстрее окунуться в новые возможности, пополнить знания и опыт в работе с игроками высокого уровня. Не отвлекался на интрижки, старался изолировать себя от них. Итоговая беседа с Владимиром Геннадьевичем Япринцевым была теплой. У него тогда проскочила фраза: пойми, это “Динамо”, здесь надо быть более медийной персоной, более ярко проявлять себя во всех отношениях. Выходит, яркой лампочки мне не хватило. Но, сказать по правде, об этом не жалею. Если бы засветил на сто ватт, такой и дальше могла быть моя роль.
— Не хочется еще раз вернуться на такой уровень?
— Очень хочется. И не так важно, на какую должность. Хочется атмосферы, когда буквально все — от игрока до руководителя — работают на результат, живут под этим напряжением. Хочется туда, где работать можно без оглядки. А то вот начинаешь ставить выход в атаку из обороны. В нашем белшиновском случае это хождение по лезвию. Но хочется ведь быть последовательным в соблюдении всех фаз игры. А по сути — толкаю игроков на ошибки, подвергаю риску результат. Есть отторжение. Но как можно декларировать проявление футболистами лучших качеств и при этом их зажимать, заставлять использовать другие?
— Теперь нужен красивый ответ на заключительный вопрос. Вспомните самую дорогую из адресованных вам похвал.
— Вообще-то чувствую неудобство, когда слышу комплименты. Особенно сказанные прилюдно. И не дай бог — от негодяев. Сразу задумаешься: уж не стал ли ты им под стать? Вот когда негодяй тебя клеймит — это и есть похвала, из самых дорогих. А если с глазу на глаз, всегда дорожил оценками своих университетских наставников: Виктора Шукана, Юрия Мохова, Михаила Андружейчика, Геннадия Рымашевского. Юревич? Ну, Иваныч- то никогда не скажет “молодец”. В лучшем случае — “молодец, что этого не сделал”. Ну и еще надеюсь на что-то вроде признательности в душах игроков, с которыми работал. Они об этом не говорят. Но иногда достаточно просто пожатой руки.
Комментарии
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь