Голы Мустыгина

Тандемы тогда были в моде: Стрельцов — Иванов в “Торпедо”, Копаев — Понедельник в Ростове, Маркаров — Банишевский в Баку. Ну и Мустыгин с Малофеевым, тоже гремевшие на всю страну.
Константин Бесков с его нюхом на игроков, приняв сборную осенью шестьдесят третьего, решил опробовать минскую пару.
По окончании чемпионата косяком пошли контрольные матчи — перед одним из них, в декабре 1963 года в Амстердаме, фотограф запечатлел экспериментальную советскую команду. Стоят: Валентин Иванов, Анатолий Крутиков, Валерий Воронин, Виктор Шустиков, Эдуард Мудрик, неизвестный, старший тренер Константин Бесков, Эдуард Малофеев, Альберт Шестернев, Валерий Короленков, Лев Яшин, тренер Николай Гуляев, Рамаз Урушадзе. Сидят: Казбек Туаев, Галимзян Хусаинов, Игорь Численко, Геннадий Гусаров, Михаил Мустыгин, Виктор Понедельник, Владимир Глотов, Олег Сергеев.
А после Нового года под вывеской Москвы советская сборная отправилась в Мексику на турнир шести клубов. Играли бразильский “Сан-Паулу”, югославский “Партизан” и три мексиканских клуба — “Некакса”, “Америка”, “Гвадалахара”.
Помимо “законных” Яшина, Воронина, Численко и иже с ними, сборная Москвы странным образом имела в составе Малофеева с Мустыгиным (даром что ли минчан называли в те годы “шестой московской”), а еще Понедельника и бакинца Туаева, с чьих фланговых передач забил добрую половину голов бомбардир “Нефтяника” Эдуард Маркаров.
Проигрывая в решающем матче 0:1, Бесков вместо уставших “стариков” выпустил на поле Михаила Мустыгина и Казбека Туаева. Тогда и случился звездный миг минского центрфорварда. Получив мяч метрах в тридцати от ворот, Мустыгин зарядил слалом, обыграв двоих на широком шаге, остальных — в штрафной на коротком дриблинге, и мимо вратаря послал мяч в угол. С той минуты молва о фантастическом голе будет сопровождать форварда всю жизнь.
Вскоре Туаев поставил в матче победную точку, и сборная выиграла турнир.
Самое любопытное, что несколькими месяцами раньше, в матче за бронзу шестьдесят третьего года, Мустыгин провел в чем-то схожий гол. За тур до окончания чемпионата тбилисское “Динамо” Метревели, Месхи, Датунашвили приехало в Минск, опережая хозяев в медальной гонке, но два выстрела Мустыгина и один Малофеева аннулировали его шансы. Особенно эффектен был второй гол: Мустыгин нанизал в штрафной трех защитников и аккуратно положил мяч в угол — тренер Анатолий Егоров назвал этот гол лучшим из виденных в своей футбольной жизни.
“Это был верх изящества и мастерства. Получив мяч в окружении защитников метрах в двенадцати от ворот, Мустыгин молниеносно разбросал всех финтами, обойдя, словно недвижимые фишки, и пробил убойной правой так, что мяч, ударившись о сетку, выскочил обратно в поле. Ни на трибунах, ни на поле никто не успел сообразить, что произошло и как такое вообще бывает”.
Но сборной Мустыгин не подошел. В противоборстве с европейскими грандами — советской команде предстояли решающие матчи Кубка Европы 1964 года — требовался атлетизм, а тренеры были в курсе мустыгинской кардиограммы.
Но как знать, может, как раз нестандартного форварда не хватило сборной в финальном матче в Мадриде, проигранном испанцам 1:2. Это было первое поражение за год пребывания Бескова у руля команды, но именно его — на глазах ненавистного каудильо Франко — тренеру не простили и отправили в отставку.
А Мустыгин продолжал класть мячи за минское “Динамо”, восхищая публику и периодически отбиваясь от врачей. Решающие голы были буквально его спецификой. Он и чудо 1963 года метким ударом спас: в шестьдесят втором шли под вылет, и в последней игре в Вильнюсе их могла выручить только победа. За десять минут до конца хозяева сравняли счет — “Беларусь” зависла над пропастью. Мустыгин предложил Погальникову: “Юра, попробуй дать в ту точку” — и побежал на место инсайда. Погальников исполнил, Мустыгин принял и нелюбимой левой, которая для ходьбы, залепил в дальний угол — прописка в классе “А” была сохранена.
Егоров мне много про Мустыгина рассказывал — по всему, любимый его игрок. Форвард чувствует форварда и, если не завистлив, восхищается тому, как сам бы не мог. Но и спуску старался не давать. В шестьдесят третьем в одном из матчей Севидов решил его поберечь, заменил на 65-й минуте, а Мустыгин, уходя на скамейку, что-то Сан Санычу рявкнул. Потом ребята к Егорову подходили: Мишка переживает… Егоров в ответ: будет собрание — пусть встанет и извинится. И Мустыгин при всех просил прощения.
А на высокогорье, где разреженный воздух, он и сам сердечко чувствовал. Не спорил, когда тренер снял с игры в Алма-Ате. Заменивший его Яромко на 90-й минуте забил гол из центрального круга. В воротах “Кайрата” стоял бывший спартаковец Лисицын — в конце матча, когда хозяева душили минчан всей командой, вышел за пределы штрафной, а Яромко пустил по дуге. Вратарь пятился, пятился, споткнулся — и минчане выиграли 1:0.
Зато в карьере Мустыгина другое было — забил “сломанной” ногой. Накануне в игре с московским “Динамо” всласть покуражился над верзилой-защитником Жорой Рябовым, на пятую точку садил, а тот недолго терпел и при случае “вставил”. Голеностоп распух, гетру не надеть — не иначе трещина. А матч в Ростове со СКА решал многое. Севидов и попросил: “Миша, ты просто постой у чужих ворот. Двух защитников на себя оттянешь, ребятам и полегче”. Сделали укол, ногу замотали — вышел. И, так получилось, забил!
Сблизился с воротами с левого края, вратарь закрыл ближний угол — пустил в притирочку в дальний. В перерыве взмолился: “Сан Саныч, меняйте, больше не могу!” А он отвечает: “Больше и не надо!”
А в Баку — другой случай — в августе шестьдесят третьего игра покатила, к 36-й минуте вели 4:0. Все кому не лень отличились — Адамов, Погальников, Малофеев, — а Мустыгин как ни рвался забить, всё никак. В конце концов получилось, Малофеев прошел вдоль лицевой, выкатил набегавшему Мустыгину, и тот с ходу — чистый гол, офсайдом не пахло. А судья не засчитал.
Севидов потом говорит Егорову — тот с Кирсановым на курсах учился: сходи к своему другу, спроси, в чем дело. Егоров сначала пошел к помощнику, тот открестился: не давал отмашки. А Кирсанов по-дружески: “Знаешь, Толя, я испугался, что разгром будет полный, мне тогда отсюда не выбраться…”
Когда Мустыгину было двадцать девять, случилось то, чего боялся: главврач спортивного диспансера в Минске после очередного осмотра запретил играть в футбол. Сказал, сам посмотри в кардиограмму — будто Михаил что-то смыслил, — не могу такое на себя взять. И посоветовал ехать в Москву к профессору. Тот обследовал: восстанавливаемость после бега хорошая — выписал разрешение на год по индивидуальному плану.
Отыграл сезон, а в тридцать опять та петрушка. Снова в поезд — вернулся со справкой на тех же условиях.
Суетился не зря: в том шестьдесят седьмом стал лучшим бомбардиром чемпионата.
А в тридцать два закончил, постеснялся надоедать занятому человеку. Забрал трудовую в “Динамо” и пошел в пятую спортшколу детским тренером, потом в спортклуб “Мотор” — и так до пенсии.
Интересное поколение: почти все, закончив играть, пошли работать с детьми.
А что в футболе важнее мальчишек?