Александр Прохоров. Часть вторая: запретная любовь

На базе был теннисный стол, Людмила с кем-то играла, кажется с Ереминым, когда подошел Саша…
А может, их свел Ободзинский? В общежитии на углу Ленина, где жила молодежь, базировался массажист, и лечивший травму Адамов решил заскочить на процедуру. В гостиной, под которую отвели одну из пяти комнат, стоял проигрыватель со стопкой гибких пластинок из “Кругозора”. Подошел Александр: “Что вам поставить?” — “Да что-нибудь, мне все равно”. И он выбрал Ободзинского.
Людмила не могла знать, что новенький был меломаном, она вообще ничего не знала, кроме того, как он на нее смотрел, женщина это чувствует.
А тут еще тлевший в семье Адамовых разлад достиг определенной точки, которой Леонард не прочувствовал, а напротив, какими-то шагами усугублял.
Наверное, у их любви вышел срок.
Они оба из Люберец. Лера с родителями жил в военном городке, а Люда — через забор. С седьмого класса учились вместе. Девушка понравилась. Она тоже обратила внимание, трудно было не обратить — футболист, и в других видах тоже лучший, даже в баскетболе, несмотря на рост, лидер мальчишек школы. Люде пришлось и самой записаться на баскетбол, чтобы быть на виду. Дружили до выпуска, по последнему звонку разбежались, а в шестьдесят первом, спустя три года, встретились опять.
Он красиво ухаживал, сделал предложение, и 1 января сыграли свадьбу. А по завершении сезона Севидов пригласил Леонарда в минское “Динамо”. Ехали в неизвестность, а попали по тем временам в рай. Поселились в хорошей двухкомнатной квартире на Велозаводской, после бронзовых медалей получили ордер в правительственный дом возле парка Челюскинцев, куда въехало человек пять динамовских лидеров.
Продолжили вить гнездо, стали копить на “Волгу”, а в отношениях что-то натянулось. Она словно в перевернутый бинокль взглянула: нравившаяся вначале мужнина рачительность показалась скряжистостью, приятно щекотавшее самолюбие внимание других девушек — нечистым омутом. Ей стало не хватать внимания. Немного там, немного здесь — глядь, а уже не то. У всех бывают разлады — кто сможет перетерпеть, глядишь, и склеится.
А тут — Прохоров, чуть застенчивый молодой красавец с сильным мужским характером.
Не нам судить, как развивались их отношения и кто был локомотивом (мать призналась, что невестка как-то обронила: понравился парень, и поставила себе цель — но сказано могло быть и в шутку, и всерьез), тем не менее после предфинишного матча сезона-67 в Одессе произошло то, что рано или поздно могло произойти, — грянул взрыв. Севидов разрешил взять на выезд жен, сделал такое послабление. Скатали ничью 2:2 благодаря голам Мустыгина, а вечером банкет в гостинице “Красная”.
Александр сидел в ресторане напротив жены Адамова и не сводил с нее глаз. Она давно женским своим чутьем поняла, что взгляды, которые ловила на себе еще со Стаек, не были флиртом ловеласа. Ну и, что скрывать, малость, наверное, подыграла.
Они незаметно вышли на улицу.
Леонард ее отсутствие, конечно, заметил. Он и раньше армянскую свою кровь не сдерживал, на почве ревности красавицу, со слов брата, поколачивал, а тогда в “Красной” устроил ей в номере Варфоломеевскую ночь.
На следующий день автобус отвез команду на вокзал. “Я пришла к поезду сама, вся избитая. Адамов стал просить прощения, но я молчала. Так доехали до Минска, а там я сказала, что всё, ничего между нами быть не может. Ушла жить к подруге-гандболистке”.
В минском “Динамо” встал вопрос: или-или. Команда и руководство приняли сторону Леонарда Адамова, и сопляка дублера из “Динамо” турнули. Василий Курилов рассказывал про то собрание:
“Адамов после сезона написал заявление об уходе. А генерал его только весной от “Спартака” отговорил, машину дали, и вдруг такое. Привезли дубль и основной состав. А мы с Прохоровым в коридоре стоим под трибуной, где раздевалки. Я — потому что тоже из Бреста, жили вместе в общаге, значит, такой же. Генерал итожит: “Откуда этот Прохоров к нам приехал?” — “Из Гродно”. — “Так вот чтоб завтра был там!”
И Прохоров поехал в Гродно, отметился, что прибыл. А на другой день вернулся и отправился в Запорожье, позвал тренер Сергей Коршунов. Получил комнату в общежитии на берегу Днепра, вызвал из Минска Людмилу — так началась их совместная жизнь. Первыми покупками были две щетки, одежная и сапожная, — он слыл редким чистюлей, и радиола “Ригонда”. Ну и детские вещи — трехлетнего Артура Александр усыновил после свадьбы в октябре шестьдесят восьмого, а тогда, по приезде в Запорожье, Людмила сказала малышу: вот твой папа.
Белорусская федерация с отъездом футболиста в другую республику не согласилась, написала в Москву Гранаткину. На беглеца наложили дисквалификацию. Но Украина в связях не слабее, и к июню Прохорова заявили. В “Металлурге” пошла масть, заиграл так, что, когда Людмиле пришла пора рожать, им принесли ключи от трехкомнатной квартиры в центре.
Незадолго до росписи Александр привез Людмилу в гости к родителям. Смотрины не удались. Отец ходил по квартире и твердил: “Только через мой труп. Я не позволю разбить семью”. Но все напрасно, сын был такой же упрямый. Коса на камень — родители и после свадьбы их до конца не приняли, и лишь годы спустя незадолго до смерти Прохоров-старший признался, что был не прав, семья получилась.
Но тогда, в конце шестидесятых… Родителей нетрудно понять: сыну двадцать один, избраннице — двадцать шесть, с ней ребенок от первого брака, вся эта шумиха в спортивном мире, дисквалификация…
Приезжал в Брест и Адамов, встречался с матерью и произвел хорошее впечатление. Ольга Михайловна интересовалась, что за фрукт Людмила, не сказал ничего плохого: “Поживете — увидите”.
Открепительные бумаги на усыновление он подписал, не стал травмировать тяжбами. Может, чувствовал за собой вину, сильно где-то обидел, или Людмила так твердо сказала. На совместно нажитую “Волгу”, на которой покататься-то не успели, нашел покупателя и отдал часть денег.
Какое-то время держались на расстоянии, а после смирились, Леонард приезжал и в Запорожье, и в Киев. Прохоров был на сборах и потом признался, что внутри все переворачивалось, но старался доверять, считал, два раза в воронку снаряд не падает. Людмила сохранила отношения с родителями Адамова, приезжала к ним в Люберцы с сыновьями.
К сожалению, век старшего сына оказался коротким, Артур умер в 31 год.
Закрепившись в составе, Прохоров перетащил в “Металлург” и дружка, на которого в Минске тоже смотрели косо. Они с Васей здорово команду усилили, за год подняли в первую лигу и там шли хорошо.
Но у Курилова опять полетело колено — ЦИТО, операция, полгода простоя и понижение во вторую лигу в Полтаву. А Прохоров отправился по восходящему вектору — в киевское “Динамо”.