Александр Прохоров. Часть третья: между Киевом и Москвой

Лобановский уже тогда был мастер выстраивать отношения с начальством: в материальных вопросах директор “Южмаша” и областные руководители давали тренеру полный карт-бланш.
Разговор о переходе состоялся на тренировочном сборе в Сочи, где “Металлург” готовился к сезону 1970 года. Александр Петрашевский, занимавшийся у Лобановского вопросами селекции, сказал просто: “Заказывай условия”. На следующий день подъехал и старший, посмотрел с трибуны матч и все подтвердил: и про квартиру, и про зарплату, и про армию.
Новости в футболе летят со скоростью звука. Через несколько дней Прохорова на “воронке” прямо с базы увез на вокзал лейтенант-порученец. Вратарь был уверен, что в Днепропетровск, а оказалось — в Киев. Пробовал упираться, не хочу в «Динамо», но вопрос срочной службы был в СССР аргументом непробиваемым: «А вас, Александр, кто-то спрашивает?» Отправили для профилактики в часть, потом прибыл Коман на беседу…
Хороша девка на выданье. По большому счету, не так он был Маслову и нужен: у того Банников с Рудаковым в национальной сборной играли, Кириченко — в олимпийской. На первой тренировке стал с краешку бедным родственником, пока Пузач с Бышовцем не позвали в ворота, — и давай проверять. А на линии он красавец. После матча за дубль получил конверт и билет в Запорожье: Маслов велел перевезти жену.
На тренировках Прохоров пахал фанатично, понимал, что антропометрию надо компенсировать гибкостью, прыгучестью, а характер кремень — Васю Кириченко съел с потрохами. Банников по возрасту был на сходе, и остался конкурентом только Евгений Рудаков. Того трудно подвинуть — лучший вратарь страны готовился на мировой чемпионат. Но вмешался случай: незадолго до Мексики в товарищеской игре в Боготе Рудаков получил вывих плеча с переломом. И дублер Прохоров обрел в клубе статус основного вратаря.
Чудеса пошли еще раньше: после нескольких игр за дубль Александром вдруг заинтересовался «Спартак». В Москве организовали встречу с Николаем Петровичем Старостиным. Тот, узнав про армию, сказал: «Ты дослуживай и к нам, сделаем тебе квартиру в Москве».
Возвращаются в Киев — через короткое время Прохорову дают автомобиль, да какой — «Волгу» с оленем! Лобановский с супругой Адой приезжают, опять тянут в “Днепр”. Но Людмила уже загорелась Москвой — домой!
К 1971 году Рудаков восстановился, и Прохоров сел на “банку”: всего две игры в составе. Прознали, что ли, про спартаковские грезы.
Переход вышел со скандалом, как и все другие у Прохорова. Наложили годичную дисквалификацию. Но “Спартак” — клуб с влиянием, переиграли на условную. Стоял Прохоров блестяще, дважды подряд взял приз лучшему вратарю страны — заочно “положил” Рудакова.
Играть бы и дальше, но пришло искушение нового вызова. Киевское “Динамо” под началом Лобановского поднялось в суперклуб, гремело в Европе. А вратаря Валерий Васильевич продолжал помнить и сделал новое предложение, сопряженное со сборной. И Прохоров вновь сорвался.
В семьдесят шестом он опять уехал в киевское “Динамо”, обещавшее утрясти все вопросы. Но нашла коса на камень: Гришин против Щербицкого. Успел провести за киевлян один матч, после чего был вынесен вердикт: переход запрещается.
В ранге не пойми кого — не то спартаковца, не то киевлянина — отправился на Олимпиаду в Монреаль. Завоевали там бронзу, но двух игроков — Прохорова и Кипиани — Лобановский на поле так и не выпустил. Пусть на замену, любой выход дал бы право на медаль, — вернулись с Игр как оплеванные. Они в Монреале в одном номере жили, Давид плакал на балконе: “Саша, у меня два сына, мне не простят… Кипиани даже на секунду не вышел! Как детям в глаза посмотрю?!”
Одна беда не ходит. Прохоровы уже въехали в новую квартиру возле Крещатика, а разрешения выступать за “Динамо” не предвиделось. И пришлось возвращаться обратно в “Спартак” под свист болельщиков.
А команда валилась: там, по сути, не было тренера. Стал в ворота растренированным, семь матчей провел, где-то выручал, где-то нет. За три тура до финиша в Ворошиловграде пустил два мяча и отдал ворота Владющенкову. Тот тоже не спас, последний гвоздь вбили киевляне, а “Торпедо” не стало помогать землякам, проиграло “Арарату”.
Дальше первая лига, Старостин — Бесков, новая команда, возвращение. Прохоров внес свою лепту, был лидером, капитаном.
А через год Константин Иванович, имевший за правило вливать свежую кровь, сделал ставку на молодого Рината Дасаева. К 32-летнему Прохорову любовь как отрезало.
“Оттренировались в Тарасовке, Бесков в машину к себе приглашает. “Вместе в Москву поедем?” — “Нет, Константин Иваныч. Я спокойненько, на электричке. А сказать что хотите — говорите так…” В Ташкент команда без меня улетела. Бесков ни в дубле меня не назвал, ни в основе. Я в сумочку вещи побросал, собрался — и на электричку. Домой. Потом узнал: Бескову доложили, будто я ребят подбивал Рината плавить”.
Тренерская судьба сложилась ни к черту: на нервах сильно с кем-то повздорил, и в Москве ему путь был заказан. И не осталось иного, как из отличной своей московской квартиры на проспекте Горького, в одном подъезде с Аллой Пугачевой, отправиться в Казахстан. Петропавловск, Кзыл-Орда, Караганда, Целиноград — шестилетний тренерский цикл, что называется, ни себе, ни людям.
По возвращении помыкался в мини- футболе и переключился на ветеранскую команду. Бывший торпедовец Алексей Еськов был здесь первопроходцем, а после дело продолжил помогавший ему Александр Прохоров. Под вывеской сборной ветеранов СССР ездили по стране — и зрителям радость, и старикам копейка. Остроумный, контактный, он в этом деле буквально расцвел, нашел себя.
Жизнь у него, если оглянуться, была не сахар — все эти переходы, эксцессы. В конце карьеры, как водилось у Бескова, Прохорова заподозрили в сдаче игр. Словом, нервов себе истрепал, хоть внешне переносил стойко.
Наверное, все это не прошло бесследно. Два года он чувствовал что-то не то, стал худеть. Когда обратились к врачам, оказалась последняя степень.
Родные скрывали правду до самого конца. А перед Новым 2005 годом позвонила жена бывшего ташкентского футболиста и сдуру все Александру выложила. Совпало так или нет, только на Рождество его не стало.
Что любопытно, в Беларуси двукратного лучшего вратаря СССР по сей день знают разве как человека, разбившего семью Адамова.
И в Бресте, где он родился и вырос, не ассоциируют фамилию ни с городом, ни с футболом. Отца как тренера по пинг-понгу помнят, а его — нет, при всем обилии перипетий в спортивной судьбе.
Как праздничный салют из Запорожья взлетел, тогда как друга-Курилова жизнь придержала. Таланта у Курилова, чемпиона Европы среди юношей, было побольше, характера и амбиций — главных двигателей в спорте — меньше. Неприхотлив был, довольствовался тем, что имеет, а любил его зритель, где ни играл: и в Запорожье, и в Полтаве, и в Ровно. Посмотреть украинскую его географию — ровненько двигался по карте домой в Брест. Где и доиграл четыре последних сезона, красиво закончил, отдал городу долги и вернул зрительскую любовь.
Не заработал, не сделал карьеры, просто обогрел несколько тысяч земляков своим талантом, который, по большому счету, не реализовал.
Но при этом Курилова дома помнят и будут помнить всегда, а Прохорова, игравшего в чемпионских командах и в сборной, — нет, и поди ответь, что в жизни важнее. Вот ведь в чем парадокс.