Анатолий Байдачный. Часть четвертая: на деревню к дедушке

Закон джунглей в звездных командах — отнюдь не редкость. Через два года после Байдачного под каток заклятых друзей по команде попадет новоиспеченный обладатель “Золотого мяча” Олег Блохин. Виктор Звягинцев, в то время защитник донецкого “Шахтера” и сборной, сезон-76 оттрубивший за киевлян, вспоминает:
— Играем товарищеский матч с “Нанси”. Базилевич к бровке выскочил что-то Блохину подсказать, а тот обернулся: “Да пошел ты!”. Возвращаемся в Киев — сразу собрание. Партком, местком: “Произошел инцидент, Блохин оскорбил тренера”. Что за ерунда, думаю. Поднимается Мунтян: “В военную часть Блохина!”. Потом Рудаков: “В часть! На отчисление!”. Витьку Матвиенко в бок толкаю: что творится-то? Он: “Сиди…” Мне Трошкин за дверью объяснил: “Вспомни, кто предлагал Блоху в часть отправить. Каждый из них считал, что должен получить “Золотой мяч”, а дали Блохину, самому молодому в команде”. Вот это жлобство и выплеснулось. Веремей, Муня, Коньков, Колотов — они Блохина просто ненавидели!
У былых гардемаринов тоже не гладко — дружба дружбой, а табачок врозь. Конкуренция в спорте выше отношений. Блохин в семьдесят третьем травмированного своего приятеля по атаке юношеской сборной как обошел? Донецкий правдоруб спустя сорок лет и это выложил:
— Блохин соревновался за звание лучшего бомбардира с московским динамовцем Анатолием Кожемякиным. Когда мы (“Шахтер”. — В.С.) прибыли на игру в Киев, последовал звонок от первого секретаря Донецкого обкома партии. Он прямо сказал, что киевлянам нужно помочь догнать “Арарат”. Мы, футболисты, и начальник команды Владимир Сальков согласились. Против был лишь главный тренер “Шахтера” Олег Базилевич. На установке в гостинице начался сыр- бор. Мы заявили, что слово первого секретаря для нас закон, поступим так, как он просит. Базилевич обиделся и ушел, хлопнув дверью. Даже не вспомню, сидел ли во время матча на скамейке. Игру мы отдали, “Динамо” выиграло 2:1, а Блохину мы сделали необходимый в споре с Кожемякиным подарок в виде двух мячей.
Н о Байдачному от аналогий было не легче. Жизнь дорого взяла за науку, преподанную с опозданием. Месяца три ходил в часть на службу. Во избежание вопросов туда и обратно шел по “гражданке”, форму надевал в части. Определили помощником начальника штаба по боевой подготовке. И никакого футбола.
В полку относились неплохо, известная все же личность, службой не загружали. Но заикнулся про “Спартак”, сказали: хочешь играть — будешь. В Магадане.
Комдив советовал по-отечески: нахрен тебе футбол, будешь начальником физподготовки. В футболе получишь травму и никому не нужен, а здесь, глядишь, до генерала дорастешь…
Московское “Динамо” медальную гонку не выдержало, осталось шестым. Не справившись с потрясением от трагедии с Кожемякиным, Качалин подал в отставку. Принявший команду Александр Севидов такими нападающими не разбрасывался, но на Байдачном висела серьезная дисквалификация, которую одним махом не снимешь. Был вариант отправиться “на исправление” в одну из команд низших лиг. Севидов советовал ленинградское “Динамо”: побегаешь предсезонку, и заберу обратно, к чемпионату здесь кое-что поменяется. И правда, поменялось, в конце апреля сменился начальник команды. Льва Яшина вдогон за Качалиным освободили за ослабление морально-воспитательной работы, перевели на должность заместителя начальника отдела футбола и хоккея ЦС “Динамо”.
Обратный путь для Байдачного открылся, но он уже был в минском “Динамо”. Не понаслышке знавший белорусов Севидов еще до отъезда как мог отговаривал от такого выбора, но Анатолий недоумевал:
— Зачем мне вторая лига, я в Минске подготовлюсь.
— Только не в Минск! Попомни слово: поедешь туда — назад не вернешься! Я это уже проходил.
Ну чушь, думал Байдачный, домой не вернусь…
Уезжал, слезы на глазах, друзей обзвонил — чисто на каторгу.
В Минск приехал в конце января. Так, как и может приехать знающий цену москвич в первую лигу — пижонисто чуть, заносчиво. Но приняли хорошо, нормальные ребята, и тренер — прекрасный человек. Евгений Иванович Горянский, тот самый, что принял сборную СССР в семьдесят третьем после Пономарева. Сломавшийся на полгода Байдачный у него не играл, зато дебютировал Кожемякин — все их судьба разводила во взрослом футболе…
Горянский ставил игру живую, веселую, какую любил народ. Байда вписался, по мастерству был одним из лидеров и, что важно, ножку не убирал, разве что от защитника-дурака — пробросит и перепрыгнет. Это отметили, дали квартиру, а через год — в том же доме и родителям, перевез из Подмосковья. В команде появились приятели — Григорьев, Гребнев…
Словом, когда Севидов расчистил путь, ехать уже расхотелось.
В Минске оказалась классная средняя линия — Боговик, Курнев, Прокопенко, обыграться с которыми было в удовольствие, а впереди получать удобно и в нужную точку. В столичном клубе уровень был выше, но довлел груз вечного напряжения, постоянно корили: вспомни, кто до тебя играл на этом месте… Как здорово ни смотрелся бы, ты был никто, за любую ошибку мог сесть на лавку порой надолго. В Минске дышалось и игралось свободнее. На пятки никто не наступал, да и начальство относилось тепло, людей не бросали, заботились о быте.
Команда укреплялась, по проторенной дорожке из московского “Динамо” пришли Пудышев и Курненин, подрастали Шавейко, Боровский, Василевский. На одном дыхании проскочили первую лигу, а там смысл возвращения в столицу нивелировался. Севидов приехал еще раз-другой на уговоры и махнул рукой: как в воду глядел.
Пуповина оторвалась. Байдачный без сожаления, как дела сторонние, смотрел на подъем команды Севидова — бронзу в семьдесят пятом году и золото в весеннем первенстве семьдесят шестого. Бомбардиром стал Анатолий Шепель, партнером которого Байда должен был оказаться.
А потом в “Комсомолке” появится фельетон “Блуждающий форвард”, где будет расписано, что Шепель за последние три года успел сменить сразу три клуба — одесский “Черноморец”, киевское и столичное “Динамо”, слава вскружила ему голову.
Байдачный читал и думал о том, как это все знакомо. Не содержание, а стиль, пышущая патетика.
В августе семьдесят шестого Шепель исчез. “Когда он вернулся, одноклубники указали ему на дверь, обвинив в неуважении к коллективу и рвачестве”. Дальше его гвоздили и как апофеоз привели убийственный для советского человека факт: Шепель продал две “Волги”, которые ему помогло купить руководство команды.
Статья была приговором: Шепель в течение года не мог устроиться ни в один из клубов высшей лиги и в конце концов вернулся в “Черноморец”, где в начале карьеры за три сезона наколотил 68 голов, но прежней игры уже не показал.
После такого “дежа вю” минскому форварду впору было перекреститься.
Байдачный стал в Минске фигурой, известным человеком, был в составе неприкасаемым. Завязались отношения в журналистской среде, с такими же молодыми и популярными Якубовичем, Катюшенко. В их компании познакомился с красивой девчонкой из БГУ с прикладной математики. Блондинка с голубыми глазами и хорошими манерами как-то быстро его околдовала, приструнила и построила. Дело шло к свадьбе.
Загвоздка сидела в родителях, громадной разнице в социальном положении. Виталий Прищепчик был хозяином Могилевской области — первым секретарем обкома. Перед Валюшей открывались большие горизонты, и мама, конечно, желала дочке лучшей доли. А отец рассудил иначе: “Любите друг друга — женитесь!”. И открыл бутылку хорошего коньяка. Футбол он обожал, фамилия форварда была на слуху. Ну, может, навел справки о степени серьезности.
Футбол в Белоруссии начальство любило. А как не полюбишь, когда Машеров за час до матча прерывал заседание: “Так, продолжим после игры”. И пешком к стадиону, а за ним вся цэковская свита.
Свадьбу гуляли в Минске. Горбылев вспоминал двенадцать штук спецмашин из Могилева, развозили гостей по чину.
Через год теща стала главной болельщицей, посещала все игры любимого зятя.
Минский этап Горянского ужался в два года: по итогам осеннего чемпионата-76 динамовцы вновь вылетели из “вышки”. Руководство вывело, что причиной провала стала поездка Горянского в Монреаль, в результате которой команда почти весь июль готовилась без тренера. А в Киеве высвободился Олег Базилевич, чей рейтинг был очень высок. И на мостике произошла замена. За полтора года киевский мэтр заложил минчанам функциональную подготовку, какой они доселе не знали, но не учел психологический фактор. Довершил начатое великий энтузиаст Эдуард Малофеев. Придя в середине сезона-78, он зажег команду на феерический второй круг, а в высшей лиге замахнулся на новую, небывалую задачу.
У всех трех китов, при разности схем и игровых философий, Байдачный был ведущим. Играл бы и в золотом сезоне, а тогда, в семьдесят девятом, на него обратили внимание тренеры олимпийской сборной. Казалось, скомканная обстоятельствами карьера пойдет по восходящей, как тут в матче второго круга со “Спартаком” приятель по жизни Курнев сделал форварду последнюю в его жизни передачу…