Большие люди. Юрий Титов: Корбут не была большим талантом. Богинская мне нравилась больше

Когда-то Юрий ТИТОВ заставлял “художниц” обнимать и нежно целовать членов МОКа, пробуждая в почтенных старцах сладостный трепет и воспоминания о тех розовых днях, когда и они были рысаками. Благодаря в том числе и этому тогдашний креативный президент Международной федерации гимнастики втащил в программу Олимпиад вид спорта, придуманный в СССР. И уже за это ему должны быть признательны целые поколения граций, чьим родным языком до сих пор остается русский.
А больше всего белорусы. Ведь именно наша Марина Лобач стала первой настоящей олимпийской чемпионкой после бойкотированных Советским Союзом и его сателлитами Игр-1984.
Лиха беда начало — сегодня без грациозных соотечественниц в призах трудно представить хотя бы одни Игры и потому я поздравляю Юрия Титова с 80-летием от всех и персонально от Ирин, Татьян, Марин, Елен, Анн, Юль, Люб, Ксений, Зин, Жень, Галин, Анастасий, Александр и даже Злат. Улыбаясь, он довольно качает головой и, видимо, убедившись в хорошем знании собеседником предмета, начинает рассказ человека, успевшего в своей жизни совершить невозможное. А именно — прожить вторую часть жизни ярче, чем первую, в которой были 33 (!) медали Олимпийских игр, чемпионатов мира и Европы по спортивной гимнастике.

— Кажется, вы были не единственным советским чиновником, возглавлявшим международные федерации.
— Верно. Николай Никифоров-Денисов был президентом Международной федерации бокса, но наши, к сожалению, мало его поддерживали. Игорь Новиков занимал аналогичную должность в Международном союзе пятиборья и биатлона. Валерий Сысоев — в международной федерации велоспорта. Но двадцать лет, как мне, никому из них продержаться не удалось.

— Что равносильно подвигу в таком довольно сложном и субъективном виде спорта.
— Не пропустил ни одной летней Олимпиады, начиная с 1956 года, в которой сам участвовал как спортсмен, и потому видел, как изменялась гимнастика. Иногда хулиганскими методами и при нашем участии. До начала 70-х вольные упражнения можно было выполнять только под музыку, исполняемую на одном инструменте — скажем, на дудочке или трубе. Это было довольно заунывное зрелище, и мы решили, что на одном из турниров в Париже забудем о результате и презентуем публике сенсационное сопровождение — наши спортсменки выступали под оркестр. Сказать, что зрители были в экстазе, значит, не сказать ничего. Аплодировали с таким запалом, что поспорить с ним мог только шум, который они же поднимали после объявления оценок. В самом деле, советские гимнастки была выше соперниц на голову, но из-за допотопных правил получали гигантскую сбавку за использование нескольких инструментов вместо одного. Чиновники действительно поняли, что это абсурд, и правила были изменены. Кстати, а вы знаете, в каком году официально утвердили правила соревнований по гимнастике? В 1949-м! Я и сам был шокирован таким открытием. Спросил у Джона Джулека — американца латышского происхождения, завоевавшего на Играх-1932 золото в упражнении на кольцах: “Слушай, а как же вы тогда соревновались, победителей определяли?” — “Да вот садились все вместе накануне турнира и решали, как будем судить”.
Гимнастика всегда шла по пути прогресса. За него руками и ногами голосовали болельщики — всем хотелось, чтобы спортсмены демонстрировали новые, доселе невиданные элементы. Мой предшественник на посту президента ФИЖ швейцарец Артур Гандер в общем-то, был нормальным мужиком, в гимнастике разбирался и с точки зрения прогресса вел себя тоже нормально. У него были только два недостатка. Первый — не большая любовь к Советскому Союзу. Это еще можно было терпеть — кому из западников нравились гимнасты, увозившие львиную долю наград практически с любого чемпионата? Второй — тяга к спиртному. Гандер, чего уж там, любил поддать, и это, по сути, стоило ему поста. Весь мир обошла фотография из Любляны с чемпионата мира 1970 года, где он банально уснул на плече у первой леди страны. Не рассчитал человек силы, бывает…

— Вы сделали блестящую карьеру — от олимпийского чемпиона до президента одной из старейших спортивных федераций мира.
— Помните знаменитый рязановский фильм, в котором герой Георгия Буркова говорит крылатую фразу: “Да я за гараж родину продал!”? У меня случилось нечто подобное. Родной “Буревестник” продал за квартиру. Вместо двухкомнатной, где жил с семьей и родителями, армейцы предоставили мне более комфортную жилплощадь. И потому после окончания карьеры спортсмена мне предстояло дослуживать в танковых войсках, чего, признаться, не очень хотелось при всей моей любви к советской армии.

— И тут…
— …меня позвали в комсомол. ЦК ВЛКСМ, отдел спортивно-массовой работы. “Но я же не член партии!” — “Решим!” — “Я в армии!” — “Не страшно, в советской ведь!” — “Но я бы хотел…” — “Погоны снять?” — “Да!” — “Сделаем!” Понравился этот до предела конкретный разговор, и новая работа, признаться, тоже. Все было своим, знакомым. Например, меня и еще троих, тоже бывших спортсменов, отправляют в Цахкадзор, где на сборах перед Олимпиадой в Мехико находится вся сборная Советского Союза. Организуем досуг, привозим артистов — самых разных. Оскар Фельцман, скажем, мог сидеть за роялем и исполнять свои песни по три часа, и никто не уставал. А Пахмутова с Добронравовым? А КВН? Девчонки греческими богинями переоделись: ну такие красавицы, смотришь — и душа радуется. Напряжение снимается, люди смеются, расслабляются, отдыхают. Энтузиазм бьет ключом.
Как-то Эльдар Калимулин, мой коллега и третий призер Союза по боксу, загорелся подарить победителям КВН живого барана. Татарин, кровь горячая, остановить никто и ничто не может. Взял у врача мотоцикл и помчался в горы. Выторговал барана. Отдал последние деньги, вывернул все карманы, расческу сверху положил. Вниз помчался, чуть в пропасть не свалился, транспорт в ручей, сам барана в руки и бегом в лагерь, чтобы успеть к награждению.

— Успел?
— Чтобы Калимулин да не успел… Мотоцикл потом Саша Медведь с ребятами из борцовской сборной вытаскивали. Что ни говорите, а комсомол тогда живой был, настоящий.

— Двигаясь вверх по номенклатурной лестнице, с проблемами сталкивались?
— Всякое, конечно, бывало. Случай расскажу. Из комсомола я перешел в Госкомитет по физкультуре и спорту — вслед за великолепным руководителем Сергеем Павловичем Павловым. И вот однажды у него на меня появился компромат — записка от зампреда КГБ Цвигуна. Там мне давались не самые лестные характеристики и содержалась просьба о нецелесообразности выдвижения председателем Международной федерации гимнастики. В нарушение всех инструкций Павлов показал мне это письмо под грифом “Совершенно секретно”. Оторопел, смотрю на него: “Вы же понимаете, что это бред?” — “Я-то, может, и понимаю, но другим людям надо растолковать. Пиши объяснительную”. Короче, отстоял он меня тогда.

— В чем вас обвиняли?
— Стандартный набор — пьянство и аморальный образ жизни. Но я знал, откуда росли ноги. В нашей команде работала врачом жена полковника КГБ. Этот офицер был родным братом моего товарища по сборной Союза, вместе с которым выступали еще на Играх 1956 года. Казалось бы, надежный тыл, но… Вообще-то нам с врачами не очень везло. Предыдущую выгнал из сборной после того, как она оскорбила Машу Филатову. Вы представляете, человек чуть ли не на весь зал заявил этому, по сути, еще ребенку: “А ты можешь к Олимпиаде не готовиться, гермафродитов туда не берут”. Тогда анализы на секс-контроль делали дома. Даю команду проверить все и мне доложить. Проба, естественно, в норме. В этот же день врач пулей вылетает со своего места работы. Берем вот эту жену брата моего товарища.

— Что делает она?
— “Угощает” собой ребят из сборной… Ну ладно, это еще можно терпеть — на долгих сборах молодому организму нужна разрядка. Пусть уж она будет, чем парни начнут кого-то искать на стороне и наживать себе на этом дополнительные риски. Но ведь она дальше пошла — я ее с поличным поймал, когда разливала спортсменам спирт. Указали на дверь.

— Как вы объяснили это ее мужу-полковнику?
— Очень правильный вопрос. Ну не говорить же, что она переспала чуть ли не со всей командой… Сюжет для романа. Этот полковник ведь вместе с командой ездил — в качестве сопровождающего. Для ребят из КГБ все эти поездки за рубеж были чем-то вроде поощрения. Хотя на Западе, конечно, прекрасно понимали, что в составе нашей делегации всегда есть кто-то из органов. Помню, как на канадской границе нашего полковника задержали и с улыбкой начали задавать вопросы о месте работы. А потом ответили, что на Лубянке если и готовят тренеров, то отнюдь не по спортивной гимнастике.
Комитетчики, разумеется, тоже разными были. Встречались и нормальные, а бывали такие, что оставляли людей без зарубежных поездок. Один отцепил врача сборной по художественной гимнастике по банальной причине — не ответила ему взаимностью. Она ничего не понимает, старается узнать, почему да как, а сверху спущена установка: не брать. И ничего не поделаешь.

— Советский человек Юрий Титов во главе международной федерации. Вам ведь приходилось отстаивать интересы союзного спорта?
— Когда меня выдвинули, то, естественно, поставили и задачу — усилить наше влияние, в том числе и в судейском вопросе. Ну и, понятно, надо было “пробить” Олимпиаду для художественной гимнастики. Она в ту пору даже не имела собственного технического комитета в международной федерации.

— Легко было “пробить”?
— Как только я в 1972-м стал вице-президентом ФИЖ, сразу же занялся этой проблемой. Но до 1980 года что-то сделать было трудно — глава МОКа лорд Килланин был принципиально против. А затем его сменил испанец Хуан Антонио Самаранч. Он к художественной гимнастике питал не в пример более теплые чувства. Хотя бы потому, что его связывали неплохие отношения с советским спортивным руководством, а в его родной стране активно работали болгарские тренеры по гимнастике.
“Ну как там наши?” — спрашивал он при встрече, подразумевая, понятное дело, “художниц”. А у нас тогда была взрослая команда — девчонки очень красивые, статные. Говорил им: “Не стесняйтесь обнимать и целовать старичков из МОКа, от них зависит олимпийское будущее вашего вида спорта”. Дедушки, отдавая им должное, с удовольствием принимали поцелуи от девушек, вручали им призы за победы в турнирах, но не уставали повторять: “Да, красиво, но это всего лишь танцы под музыку…”
Я спорил! Приглашал их на тренировки, чтобы увидели изнанку этих “танцев”. Приходили, смотрели, охали с уважением: мол, да-да, работают эти красавицы будь здоров… Чесали затылок — последние аргументы против таяли на глазах. Ну в самом деле, спорт ведь должен делать фигуры красивыми! А кто еще мог поспорить в этом отношении с гимнастками? Изящество, музыка и спорт — с высоченными прыжками и невероятной гибкостью — и все в одном флаконе.

— Меня вы практически уговорили.
— Вот и они однажды “уговорились”. Вначале, правда, была только одна медаль — в личном многоборье. Затем удалось пробить и турнир для “групповичек”.

— Сильнейшие художницы появились на Играх-88, и лучшей из них стала наша Марина Лобач.
— Люблю ее. Не раз утешал Марину, когда она еще у Гали Крыленко тренировалась. Вид спорта такой, что без слез не обходится, поэтому надо с девчонками разговаривать, слушать, сочувствовать и вдохновлять на дальнейшую работу. Очень хотел, чтобы Марину потом выдвинули в техком ФИЖ, но там все эти подводные камни, не получилось.
Слушайте, я вообще очень люблю и вашу гимнастику, и страну… “Baby Cup” — это что-то изумительное, наши все пытаются повторить, но не получается. Вот умеете вы, белорусы, в душу влезть так, чтобы все происходящее на сцене взволновало сердце по-настоящему. Лично у меня всегда комок к горлу подкатывает. Постановки придумываете фантастические, костюмы шьете необыкновенные, а деток из детских домов кто придумал приглашать на каждый турнир и дарить подарки? Ну молодцы же, передайте привет Ире Лепарской и всей ее команде.
Всегда восхищался Машеровым. Сборная страны по спортивной гимнастике готовилась в Минске перед тремя Олимпиадами. Ради нас Дворец спорта закрывали на сорок дней. Петр Миронович приходил неоднократно. Очень скромно себя вел — никаких построений и рапортов. “Я тут с краешку посижу, посмотрю на тренировку, если позволите…”
Как он умел рассказывать о войне… О том, как они сражались с немцами в партизанском отряде, а пацаны — совсем дети — бросались в бой, чтобы внести свою маленькую лепту. Лезли под пули, мстили за погибших матерей и отцов. Как мальчишка один повторил подвиг Сусанина — повел карателей не в партизанский отряд, а в болото. И как они его потом расстреляли на глазах у всей деревни, чтобы всем неповадно было.
Я на таких встречах смотрел в глаза наших олимпийцев — они ненамного были старше тех погибших юных героев. Видел слезы и понимал, что Машеров, как настоящий воспитатель, бил в самую точку. Молодые люди начинали думать о жизни уже совсем по-другому.

— У вас такие воспитатели были?
— Родители. Они долго скитались по свету, искали место, где можно жить. Осели в Киеве в 1944-м. Папа был контужен очень сильно, но главное — выжил. Он главный человек, сформировавший мои взгляды на мир. Второй — старший брат. Был сильно привязан к нему, мама даже называла меня прихвостнем. Брат часто говорил: “Упущенные возможности не повторяются”. Отец считал, что никогда не стоит держаться за прошлое. Человек живет только тогда, когда двигается вперед. И если решил сделать шаг — шагай, не сомневайся и не застревай на полдороги.
Были и другие учителя. Борис Шахлин — семикратный олимпийский чемпион, которого весь мир называл не иначе как Железный Шахлин. Он не был человеком с картинки. Всю жизнь курил, да и выпить был не дурак. Но в нужный момент собирался так, что никакая сила не могла помешать ему занять то место, которое хотел. Когда только познакомился с ним, отметил, что Борис каждый старт воспринимает как возможность заработать на призовых. Тут 500 рублей, там 800… Мне-то проще было — жил с отцом. А вот ему приходилось бороться за выживание.

— Однако спортсменам вашей поры ничто человеческое не было чуждо.
— Я водку не любил. Предпочитал шампанское с мороженым, потому что всю жизнь был сластеной. Из-за этого, наверное, потом сахарный диабет и заработал. У нас вид спорта такой — нет сверхнагрузок. Требуется лишь максимальное усилие на то недолгое время, пока выполняешь комбинацию. Но вот как хоккеисты переносили удары по печени… Для меня это до сих пор загадка. Как-то летел в одном самолете с Всеволодом Бобровым. У него в каждом кармане по бутылке и внутри, судя по всему, плескается не меньше… Тем не менее человек прилетал домой, высыпался, потом ехал на игру и был лучшим.

— Сейчас таких героев нет.
— Нет. И воспитать невозможно. Можно рассказать, одернуть кого-то, заставить задуматься, но нет уже того материала.

— Зато современные “художницы” по сравнению с прежними поколениями просто в космос улетели.
— А вы спросите, кто для меня самая яркая “художница”. Все равно назову фамилии из 70-х.

— А самый выдающийся гимнаст?
— Виктор Чукарин. Абсолютный чемпион двух Олимпиад — 1952 и 1956 годов. Интересный был парень. Имел склонность к полноте. Но никогда не упускал возможности зайти в столовую. Набирал еды и задумчиво строил из нее целые замки. Пробовал лишь чуть. Удивительная сила воли, можно только позавидовать.

— Чукарин ведь бывший узник концлагеря?
— Во время войны попал в Германию. Из лагеря его отправили на работу. Но повезло, хозяева относились хорошо. Перед приходом наших немцы собрали четыре баржи таких узников-работников и вывели их в море — топить. Три успели отправить на дно, а четвертую, где был Чукарин, советским войскам удалось отбить.
Домой Виктор поехал поездом. А так как дело шло к нашей победе, в армию призывали уже совсем молодых парней. Ну что они знали о войне? Только слова Сталина, что люди, попавшие в плен, — предатели. И эта пьяная, веселящаяся в предчувствии скорой победы публика бросала гранаты в такие “пленные” поезда. Чукарин решил не искушать судьбу — сошел с поезда и отправился домой пешком. Как понимаете, дома его тоже приняли не с распростертыми объятиями. Но вот ведь какая сила в человеке — несмотря ни на что, заставил говорить о себе весь мир. Кроме как легендой я его назвать не могу.
Кстати, очень талантливым гимнастом был Коля Андрианов. Выиграл семь золотых олимпийских медалей.

— На трех Олимпиадах. Виталий Щербо в 1992-м за раз взял шесть…
— Виталий — очень хороший гимнаст, красивый. Но, мне кажется, ему очень повезло оказаться в нужное время в нужном месте. Впрочем, это тоже надо суметь сделать. Андрианов же поражал любого, кто видел его в деле.
Как-то знаменитый тренер Юрий Штукман спросил, сколько я делаю чистых подходов, перед тем как продемонстрировать новый элемент на соревнованиях. “Ну, где-то семь из десяти…” Раскричался: “Простите, но вы идиот! Надо как минимум девять из десяти!”. Так это перед самыми стартами. А в целом, чтобы закрепить навык, гимнаст должен сделать 1200 повторений. Это официальная статистика, выведенная экспериментальными методами, — честные цифры в отличие от нынешних. Так вот в отношении Андрианова я вам скажу, эти данные не работали. Он подходил к турнику, плевал на руки — и делал сложнейший элемент с первого раза! При том что курил и вообще не являлся сторонником спартанского образа жизни. Самородок.
Таким же был Дима Билозерчев — еще один гений гимнастики, ставший чемпионом мира в 16 лет. Даже трудно представить, сколько бы еще титулов он мог собрать, не закончи с гимнастикой в 22. По собственной, надо признать, глупости.

— У гениев часто так бывает. Хочу про Ольгу Корбут спросить: она действительно была самой выдающейся гимнасткой в истории?
— Да ты что… Ольга была моделью, готовой формой для Ренальда Кныша. Он долго искал такого человека, оттачивая свое мастерство на Алексеевой и Волчецкой. А тут все совпало: и тренерский талант, и Ольга с ее изначально сильной природой. Потому что надо обладать изрядной смелостью для выполнения всех придуманных Кнышем трюков — быть немножко ку-ку. Ренальд правильно поступал, непрерывно усложняя гимнастику и борясь с тогдашним тренером сборной Ларисой Латыниной — поборницей так называемой классической гимнастики. Ну ерунда же все это. Люди на трибунах хотят получать адреналин от того, что видят на помосте. И именно поэтому Корбут стала причиной гимнастического бума в Америке.

— Она могла бы стать миллионером.
— Если бы не пила и не курила. Она курила, даже когда была беременной. А что творила в “Песнярах”… Сколько раз ездил на эти разборки в Минск, сколько с ней разговаривал. Как-то пришла: “Хочу работать в сборной!”. — “Хорошо, Оля, начни с низового звена, покажи, на что ты способна как тренер, это ведь совсем другая профессия. Если проявишь себя, пригласят в сборную республики, а потом в сборную Союза, нельзя прыгать через ступеньки…” — “Да я уже вроде все знаю!..”
Взаимоотношения тренеров и учеников — вообще тема отдельного разговора. Читал я нашумевшую книгу Кныша “Как создавалась знаменитость”. Поверьте, там много наносного. Сплошная теория заговоров, и красная нить через всю книгу, что тренера надо слушать только одного — своего.
Оля — человек интуиции, но без глубокого внутреннего стержня. Помните, как на одном чемпионате судьи снизили ей оценку и она расплакалась так беззащитно, что ее мгновенно полюбил весь мир? А ведь тогда она действительно заработала сбавку, ударившись попой о помост. Но зрители этого просто не заметили. И Оля поняла, что образ обаятельного плачущего малыша работает. Потом она повторяла этот трюк, но трибуны уже не велись. Это ведь очень тонкая материя.
Имея хорошее тело, Оля выполняла поставленные задачи, но сказать, что оцениваю ее как большой талант — нет. Вот Полина Астахова — это да. Ее не зря называли русской березкой — в ней все было прекрасно. И тело, и душа.
Тамару Лазакович вашу жалко — сколько мы с ней возились вместе с Колесовым и Бокуном, зампредами всесоюзного и белорусского Спорткомитетов. Уговаривали: “Тома, вот тебе должность в комитете. Только приходи на работу и садись за стол…” А ее тянуло на вокзал и в сомнительные компании.

— Умерла в 38 лет.
— Образования у нее не было, вот в чем беда. Да и семейного воспитания тоже. В этом плане они с Корбут похожи.

— В книге Людмилы Турищевой полно цитат известных людей. Она была самой мозговитой в той сборной?
— Это вам кажется. Определение “самая мозговитая” больше всего подходило, пожалуй, еще одной белорусской гимнастке — Светлане Богинской. Она мне всегда нравилась. Свете много дала ее тренер — прекрасная женщина Любовь Мироманова. Слишком хороший для этой жизни человек, потому, наверное, и ушла добровольно от нас в самом расцвете сил…
Богинскую называли королевой гимнастики. Если Корбут в 1972-м произвела на Олимпиаде в Мюнхене фурор сложностью, то Богинская в 1988-м в Сеуле — харизмой.

— Кто для вас сейчас самая харизматичная гимнастка?
— Хм… Знаете, недавно была пресс-конференция, в которой участвовали гимнастки сборной России. И один очень доставучий журналист все допытывался, на кого учатся в вузах наши девчонки. Те чистосердечно отвечали: на тренеров. Но, мол, в будущем себя в этой профессии не видим. Репортер: ну как же так! Понятно, вашему брату хочется, чтобы девочки умудрялись одновременно находиться и в спортивном зале, и в аудитории, и на чемпионате мира побеждать, и в институте идти на красный диплом… А закончив карьеру, сразу устроиться на работу — на профессорскую должность. Как можно тактично объяснить человеку, что это в принципе невозможно? Это удалось Маше Пасеке, нашей чемпионке мира в опорном прыжке. Ответила с улыбкой, спокойно, вежливо. Сразу видно, есть у девушки и воспитание, и интеллект. Ну, и красота, что немаловажно.

— Рекомендуете болеть за нее на Олимпиаде?
— Несомненно.

Пожалуй, я так и сделаю. Маша мне симпатична хотя бы потому, что чем-то напоминает мою любимую российскую актрису Екатерину Гусеву. Да и в самом деле, за кого еще болеть на грядущих Играх? Уж точно не за рекрутированных в Беларусь американок — жертв того самого гимнастического бума, который в 1972-м сотворили Ренальд Кныш и Ольга Корбут. Помнится, на той мюнхенской Олимпиаде белоруски составляли половину сборной СССР, победившей в командном зачете с оглушительным перевесом. Славное, удивительное время, которое не повторится уже никогда.