Анатолий Байдачный. Часть пятая: последний день Помпеи

Тот пас Курнева был хорош. Никакой недодачи — отсек защитников, чисто вывел один на один. Вратари старой школы — Хомич, Яшин — наверное, метнулись бы в ноги, рискуя очередным сотрясением. Дасаев играл иначе. Он классный был кипер, но осмотрительный, головой под танк не ложился.
“Спартак” вел 3:0, Ярцев с Гавриловым за полчаса все решили. Гол после перерыва картину не менял и того, что произошло дальше, не стоил. Байдачный, может, и не пошел бы в стык, тем более с вратарем, но имел полмгновения гандикапа и никакого чрезвычайного риска: не кувалда-защитник противостоял — интеллигент. И тут словно инстинкт в Дасаеве проснулся: когда мяч уже входил в ворота и Байдачный начал праздновать гол, он жестоко влетел шипами в колено!
“Я перебросил Дасаева и уже повернулся бежать, а он прыгнул сзади двумя ногами. Хорошо еще поле было сыроватым и у меня нога провернулась, а то надвое в колене сломал бы. У Рината такая манера, любил прыгать вперед ногами…”
Байдачного унесли, игра обозлилась, но счет до конца матча не изменился, и турнирные расклады тоже. Спартаковцы на всех парах шли к чемпионству, минчане остались необычной командой, лучше игравшей в гостях, но уже без лидера атаки.
В минском “Динамо” Байдачный не крайнего играл — чистого нападающего. Схема 4-4-2 фланговых форвардов не предусматривала, но по привычке тянуло вправо, и Байда чаще действовал оттуда. При двух нападающих не было распределения на забивалу и подсобника. Придя в Минск, начинал в паре с Игорем Григорьевым, который взаимодействовал слева с Курневым, а Байдачный — справа, поддерживаемый Прокопенко и Боровским. При Малофееве напарником в атаке был Василевский или Гуринович.
Что такое колено, он знал не понаслышке — и по дядьке младых своих лет Численко, и по Кожемякину, которого удивительно схоже сломал днепровский вратарь Собецкий. Бышовец в двадцать семь закончил, намучившись с рецидивами. Но Байдачный другое дело, в свои двадцать шесть — крепыш. Раз всего поломался, тогда в Болгарии, а на минском этапе вообще бед не знал — и вдруг такое…
Отлежался, прошел процедуры. Чувствовал, что-то не то, но надеялся, что пронесет, как всегда проносило. Столько лет обходился без серьезных травм, что удивительно для дриблера с синими от защитников голеностопами, однако как-то выходил сухим из воды.
Несколько недель закачивал ногу на “станке”, крутил велосипед, принимал уколы — колено вроде держало.
23 сентября перед игрой с “Черноморцем” врачи обкололи колено, сделав новокаиновую блокаду, и Байдачный вышел на поле.
Не продержался и тайма. В одном эпизоде резко затормозил и хотел уйти в сторону — в ноге раздался щелчок. Продолжить матч Анатолий не смог, заменили на Сокола.
В ЦИТО, куда он поехал, сказали: какой футбол?! Разрыв крестообразной связки и надрыв боковой, два мениска — все на рабочей правой. Профессор Миронова оставила 7 процентов на излечение и 93 — на конец спортивной карьеры. С такой математикой он похромал на поезд.
Когда в неполные двадцать семь — время футбольного расцвета — все вдруг обрывается, не анализировать хочется, а выть. Навсегда выпавшего из обоймы ломила тоска. Пока хорошо, не задумываешься о цене, а теперь, когда все кончилось, он отчетливо понял, чем был футбол в его жизни. Сознание отказывалось принять новую реальность, Байду стал преследовать сон, что травмы нет и он выходит на поле, снилось не неделю, не месяц — годы. Утром не хотел просыпаться и когда наконец открывал глаза, жена понимающе спрашивала: опять?..
Где-то через год в странном матче с южанами Малофеев, в сердцах уходя после второго пропущенного гола, бросит ему, не игроку, за воротами: “Мог бы хромым, бл… сыграть, до чего довели команду…” — и у него внутри екнуло: а может?..
Увы, не могло, да и был он при тренерском деле, а тогда, поначалу, если что и спасало, то только забытье. Топил беду и копал причины, рациональные и не очень. “Верная поговорка: рано начал — рано закончил, одна травма и все. Где-то я неправильно отнесся к футболу, и жизнь наказала…”
Грех с Яшиным приходил на ум — тот иной раз ездил с минской командой сопровождающим от ЦС “Динамо”, а Байда играл — дулись друг на друга, не здоровались. И раннюю славу, с которой не совладал, гонор свой проклинал, пижонистость, за которой стояло: я в Европе второй, а вы тут трындите… И радости молодости, обычные для футболистов, теперь казались заслуживающими кары.
Вспомнилась давняя ситуация с Бесковым, тоже представшая в другом совсем свете: “Мы этого сами не понимали в 1973-м, когда из “Динамо” уходил Бесков… Никто не понял, что тогда рухнула команда — на десятилетия. Мы, игроки, Бескова предали. Он никогда бы не ушел, поддержку имел в МВД — скорее разогнали бы всю команду, но Константина Ивановича не отпустили бы… После тренировки посадил нас в раздевалке, спрашивает: как ты ко мне относишься? Я был, Кожемякин, Якубик… Все — его воспитанники. Начал Якубик: “Вы, Константин Иваныч, великий тренер, но как с человеком работать с вами не могу!”. Мы поддались, Андрея поддержали. Каждым словом губили “Динамо”. Бесков сказал: “Мне все ясно”. Развернулся и ушел. Он-то понимал, что нас, молодых, как глупых баранов повели на бойню, и вместо того, чтобы стать звездами, мы все потерялись в футболе. При нем — становились звездами. Наверное, Бог меня за это и наказал”.
Над Байдачным повисла безысходность, жизнь будто остановилась. Играл, занимался любимым делом — и вдруг в одночасье всего не стало. “Другое дело закончить по возрасту, а когда происходит внезапно, когда полон сил и надежд… В такой ситуации очень просто сломаться”.
Другой важный момент — семья привыкла к определенному уровню жизни, достатку, еще нет тылов, игрок не готовился жить без футбола, думал поиграть лет до 32-33. А тут раз — и на перепутье.
“Еще вчера ты играл, с тобой считались — и вдруг понимаешь, что никому не нужен. Тебе говорят: быстренько рассчитывайся, получай выходное и увольняйся. Оно понятно: ставку лучше отдать другому, играющему. До этого за тебя держались, из органов не отпускали, а тут — скорее, скорее… На этом кто-то ломался, начинал спиваться. Тяжелый период, раздражает все: и жалость, и злорадство…”
Красноречивы мелочи, из каких все складывается. Курненин, когда заканчивал, получил обходной, собирал подписи руководства. Раньше отдал Горбылеву, Александр Иванович все за тебя сделает и принесет готовую бумагу. А теперь: “Так, Юра, это на третьем этаже, это на первом…” Вроде умом понятно, но многие не выдерживали, начинались конфликты дома…
Байдачный и в игровые годы, и потом наблюдал тенденцию: у многих партнеров по окончании карьеры распадались семьи… Да не только у партнеров, во всех командах и видах спорта повально по всей стране. Молодая девочка, выскочив за звезду, быстро привыкает к хорошей жизни. Какие ни были в советскую пору, но по тем временам приличные блага: квартира, возможность купить машину, хорошую мебель, снабжение через базу, загранка. Пока играл, это было в порядке вещей, но только заканчивал, все обрывалось, тебя отцепляли от житейских благ, и ты становился брошенным.
Жена Байдачного, папина дочка, оказалась мудрее. Пару месяцев потерпела его страдания, а потом сказала: “Все, иди устраивайся на работу!”.
И тут ему предложили принять могилевский “Днепр”.