Ташкентское землетрясение: матч на прыгающем поле

Старт в чемпионате минчанам не удался. Календарь вычел за все везения прошлых лет, предписав начать с затяжного южного выезда, где зацепили всего очко и тащились в самом хвосте таблицы — после прошлогоднего четвертого места и выхода в финал Кубка. Сменил прописку столп обороны Хуан Усаторре, не имелось надежного вратаря, а главный джокер Эдуард Малофеев был целиком отдан сборной, готовившейся к чемпионату мира в Англии. Сан Саныч Севидов не мог не видеть, что ресурс прекрасной команды шестьдесят третьего года стал с тех пор истощаться, и разрывался между желанием лепить из нового пластилина и невозможностью на это решиться. Игроки тоже чувствовали, что сезон не покатит, и мечтали скорее вернуться домой из кавказско-азиатских скитаний.
Но узбекская сказочная весна не такие раны врачевала. Заселились в лучшую гостиницу “Ташкент” с чудесным фонтаном, напротив театра Навои. Размялись, погуляли по улицам: солнечный город, шашлык-машлык, все в цвету и благоухании — жизнь стала налаживаться.
В узбекской столице шла неделя белорусского искусства, артисты жили в той же гостинице, и к Севидову заглянули два хороших знакомых, солисты оперного театра. Накрыли стол, славно посидели, в начале третьего ночи сосед по номеру Виль Искорка, не будь он футбольным администратором, добыл в давно спящем ресторане еще коньячку…
На площади певцы нырнули в фонтан. Заинтересовался патруль, но динамовцы бросились на выручку: творческие люди, дни дружбы, Ташкент заря Востока…
А несколькими часами раньше дублеры, скатавшие в этот день ничью, организовали на дорожку свою полянку и были застуканы вторым тренером. Новичок Вася Курилов сказал, что у него день рождения, который на самом деле был в ноябре — что оставалось, если город такой располагающий…

Бросив певцов солировать в фонтане, футбольные мэтры вернулись в номер задать храпака, легли и провалились. Того, что случилось на рассвете, не мог предположить никто. Земля вдруг прыгнула, как взбесившаяся лошадь, пожелавшая сбросить седока. Ничего не понимая, Севидов с Искоркой вскочили с кроватей, развернутых на девяносто градусов, первой мыслью было: война!
Администратор бросился на балкон — чреватое решение! — а внизу нет кинотеатра, на его месте медленно оседает пыль. И домов, которые вчера, кажется, были. Тишина такая, будто в мире выключили все звуки.
— Виля, что делать? — спросил Севидов не своим голосом, и Искорка, вжав голову в плечи, прохрипел:
— Сан Саныч, бежать…
Прыгнули в брюки, носки в карман… Постояльцы уже на площади, с ужасом смотрят на покрытые трещинами стены, немцы мечутся: “Ф-фю америкен! Ф-фю америкен!” — или что-то созвучное, но все понимают, что хотят сказать…
Бомба бомбой, но надо отправлять дубль — нет ни игроков, ни заказанного транспорта. Наконец появляются — выбивали заклинившую дверь. Искорка ловит случайный автобус:
— Довези до аэропорта футболистов, заплачу!
Ехать всего ничего, аэропорт в центре города. Картины будто декорации про апокалипсис: часть зданий сложились, как карточные домики, встречаются квартиры с вывалившейся стенкой, внутри — как на сцене: стол, кровать… Приехали, а расплатиться нечем, деньги остались в спортивном костюме. Искорка перехватил у ребят, посадил на рейс, а сам обратно, уже на военном “виллисе”. Весь Ташкент высыпал на улицу, люди в парках, скверах, здания пусты — кто знает, когда и что завалится…
Вот и гостиница. Искорка, чувствуя себя камикадзе, на цыпочках прокрался на четвертый этаж. Повернул ключ, щелкнул выключатель — горит лампочка. В ванной вся плитка со стен на полу, но что плитка — панели наружной стены разошлись по стыку, щель вполмяча, улица как на ладони!
Хватает трико, деньги на месте, и так же мягко через ступеньки — вниз…
А на первом этаже ресторан кормит как ни в чем не бывало. Севидов пришел в себя: будет игра, не будет, а готовиться надо. Игроки питались на свое усмотрение, но бог с ними с выданными суточными — сказал Искорке заказать всем хороший завтрак. Подкрепились, повеселели, кто-то рискнул вернуться в номер, но большая часть облюбовали сквер. Всей командой и пообедали. Вечером ждала игра.

Тем временем в аэропорту, пересекшись в небе с дублерами, зашел на посадку правительственный борт. Леонид Брежнев, свежеиспеченный Генеральный (до этого — первый) секретарь ЦК партии, быстро отреагировал и отправился на место. Под вечер они с Косыгиным проводили совещание у Рашидова.
Директор сейсмостанции доложил, что землетрясение началось в 5 часов 23 минуты утра. При относительно небольшой магнитуде из-за малой глубины залегания очага оно вызвало 8-9-балльные сотрясения земной поверхности. Зона максимальных разрушений в городе составила около десяти квадратных километров.
Московские гости слушали почти не перебивая. Один раз прервал Брежнев, попросив показать на плане эпицентр и место, где они сейчас находятся.
“В это время донеслись крики и сильный шум, — вспоминал сейсмолог. — Брежнев спросил, не новый ли толчок. Я сказал нет и добавил, что шум и возгласы, по-видимому, вызваны голом на “Пахтакоре”. На что Брежнев пошутил: “Ну, Шараф Рашидович, никакого землетрясения у вас не было. Это голы забивают…”

Голы действительно забивали. “Пахтакор” и минское “Динамо” вышли на поле согласно расписанию, но не это было главной сенсацией. 50 тысяч зрителей заполнили трибуны до отказа. Владимир Ашотович Сафаров — терпеливо вводивший меня в курс собиратель ташкентской футбольной истории, а тогда юноша — сидел на трибуне с пораненными руками: дома выпало стекло. Замотал кисти бинтами и пошел.
Во время матча земля дышала. Повторные сейсмические толчки — афтершоки — продолжались на протяжении всего поединка. Каждый подземный удар трибуны встречали гулом. Массивное табло начинало раскачиваться, и сидевшие под ним отскакивали, боясь, что эта махина рухнет. Табло появилось незадолго руками венгров — примерно такое, как в Лужниках и потом в Минске, огромное, на бетонном основании, первое световое табло в Средней Азии. После землетрясения его с полгода не включали из-за наладочных работ.
Участник матча вратарь Юрий Пшеничников вспоминал: “Полевые игроки, может, не так толчки ощущали, а я-то чувствовал, как все начинало ходить ходуном”. И еще у него: “Из-за землетрясения начались пожары, помню зарево в небе, собаки выли страшно. В центре города развалились все дома, построенные из глины…”
Тренировавший “Пахтакор” Михаил Якушин имел обыкновение ставить стул за лицевой линией примерно посредине между воротами и угловым флажком. “В разгар матча случился новый подземный толчок, я сидел на стуле за воротами и явственно ощутил, как содрогнулась земля, но ни один человек не покинул трибуну”.
Игра проходила живо, с моментами. “Пахтакор” начал сезон с домашних ничьих с “Торпедо”, ЦСКА и “Зенитом” и жаждал первой победы. По утверждению очевидцев, полузащитники хозяев переигрывали динамовцев. Ташкентцы играли для земляков наперекор стихии, и результат выходил за рамки футбольного. Юрий Пшеничников рассказывал: “В перерыве кто-то из динамовцев говорит, скорее бы отсюда уехать. Ответили: проигрывайте и уезжайте!”
На 22-й минуте Абдураимов подал угловой, выше всех выпрыгнул Таджиров и головой переправил мяч в сетку Фролова. Что тут началось! “В воздух полетели кепки, шляпы, тюбетейки, — вспоминает В.Сафаров. — В тот момент забылись разрушенная Кашгарка, и рассыпанные дувалы старого города, и палатки, спешно сооружаемые на улице”.

Минчане не слишком расстроились результату, так важному для хозяев. Их призом было вырваться из кошмара. Вечером, поужинав, попросили Искорку:
— Адамович, отвези в аэропорт!
Там им вправду было спокойнее. Вылет предстоял рано утром. Искорка переговорил с начальником аэропорта: боятся ночевать в гостинице. Тот вошел в положение и пустил в депутатский зал с широкими мягкими креслами. Футболистов в Ташкенте уважали.
А Искорка вернулся к Севидову отметить второе рождение. С двойной пользой: проверили певицу оперного театра, супругу минского спортивного функционера. Увидев ее с подругой за одним из столиков, инкогнито отправили бутылку шампанского. Бутылка так и простояла вечер нетронутой, с чем по возвращении супруга поздравили: “Жена у тебя, Константин Васильевич, кремень!”
Спали в номере с дыркой, смотрели на звезды и думали каждый о своем.
Завтра команду поднял самолет и приземлил на милую сердцу сейсмопассивную белорусскую равнину.