Золотая гвардия. Борис Корецкий: месяц потренируюсь и попаду в сборную

Законченная карьера большого спортсмена может приносить дивиденды и на пенсии. Главное — оказаться в правильной стране.

— Ваша золотая сеульская команда, наверное, как ни одна другая была интернациональна: грузин Владимир Апциаури, азербайджанец Ильгар Мамедов, башкир Анвар Ибрагимов, белорус Александр Романьков и уроженец Донецка Борис Корецкий…
— Да уж, пожалуй. Правда, я тогда тоже жил в Азербайджане. Мы этой командой давно фехтовали. Я в сборной СССР с 1977 года — с юниоров, вместе с Володей Апциаури. Сашу Романькова тоже давно знаю, он меня едва ли не с детства за руку водил. Я же в Минске у его тренера Асиевского занимался. Еще в 83-м должен был переехать к вам, но жить было негде. А у меня уже семья была. В Баку в 84-м квартиру дали сразу после победы на “Дружбе-84”, выходит, во всех республиках существовала такая традиция — награждать после судьбоносных стартов. А “Дружба” тогда приравнивалась к лос-анджелесской Олимпиаде, куда сборная СССР не поехала.
Кстати, жилье в Беларуси получил тоже после Олимпиады 1988 года. Как сейчас помню, стоим с Сашей Романьковым в минском совете “Динамо” и обсуждаем ситуацию. А ну как квартиру мне снова не дадут, что делать? А тут мимо проходит председатель брестского облсовета “Динамо” Юркевич. Поздоровался с Сашей, познакомился со мной, узнал, что да как, на секунду задумался и говорит: “А вы не хотите завтра в Брест съездить?” Ну давайте. Приехали, посидели у него дома хорошо, как полагается, о жизни поговорили… Утром он к нам с пивом в гостиницу приходит: “Поправьтесь, ребята. И пошли…” “Куда?” — “Как куда? Квартиру смотреть!..” Нормально, да?
Короче, следующий чемпионат мира выиграл уже как белорус. Мы после этого с Сашей семьями поехали отдыхать в Сочи. Возвращаюсь через два месяца, захожу в брестский зал — слышу из тренерской звук странный, будто кто-то в нарды играет. Но это же не Баку, отродясь здесь такой игры не знали. Открываю дверь, смотрю — сидит мой первый наставник Гарик Арминакович Балаян и его товарищ, тоже тренер из Баку. Оказывается, Юркевич их тоже пригласил.
В то время в Баку уже нехорошие события начали происходить. Стрельба, погромы… Жена как-то ехала в транспорте с ребенком и кто-то из пассажиров сказал молодым ребятам-азербайджанцам: “Парни, уступите место”, а они: “Погодите, мы с армянами покончим, а потом за русских возьмемся…” Супруга домой в слезах вернулась. После этого желание уехать окрепло окончательно. Хотя я в Баку с семи лет жил, отличный город. В столице никогда азербайджанского языка не слышал, сам его толком не знаю, хоть и в школе учил. Население интернациональное: русские, армяне, грузины, евреев очень много. Центр города — практически армянский район. Вот оттуда все и началось. Ладно, не будем о плохом.

— Давайте о хорошем. Попасть в 15 с лишним лет в юниорскую сборную Союза — это круто.
— Да. Ставка где-то 120-140 рублей.

— Не все родители так зарабатывали.
— Так я с раннего возраста свою семью содержал. Брат на семь лет старше, учился в институте, ему тоже помогал. Он сейчас в Москве живет. Приезжал недавно, давал мне трендюлей как старший брат — по делу, правда.

— Старших нужно слушать.
— Не спорю. У меня в сборной было два учителя: Саша Романьков и Володя Смирнов. Тот самый, который погиб на чемпионате мира 1982 года.

— Опасный у вас вид спорта — на московской Олимпиаде нашего Владимира Лапицкого тоже проткнул поляк Зых. Клинок прошел в считанных сантиметрах от сердца.
— Раньше клинки делали из металла, без всяких добавок. По сути, хорошего, но все равно ломались. Там есть желоб, где обычно прятался провод и заливался клеем. Вот именно в этом месте клинок чаще всего и ломался. Лапицкий как раз на такое шило и наткнулся. Но ему повезло, прошло по касательной.
По завершении карьеры Володю убили в Ростове. Сколько его знал с детства, он вечно в какое-то дерьмо влезал. У него жена была — тоже чемпионка мира по юниорам. Володя из Белоруссии в 84-м переехал в Москву. Там с супругой развелся и женился на другой. Та была членом сборной Союза по гандболу, жила и тренировалась в Ростове. Ну а город этот сами знаете какой. Найти приключения очень легко. Это мне так кажется — он потом с фехтовальным миром общаться практически перестал.

— Случай со Смирновым на чемпионате мира-82 до сих пор вспоминают…
— Я там не был, зато за команду фехтовал Апциаури. Володя мой очень близкий друг, в 2012 году умер от инфаркта, я ездил его хоронить. Так вот он рассказывал по возвращении из Рима, что у Смирнова шансов практически не было. Немец Бер — парень здоровый, за два метра ростом. Вова атакует, тот ответный — в грудь, клинок ломается и попадает в маску. А тогда маски были не из специального, как сейчас, металла. Лезвие вошло в клетку, расширило ее — и двенадцать сантиметров металла через глазницу зашли в мозг. Врачи сразу сказали, что жить он не будет.

— Как это перенесла команда?
— Ребята не любят об этом говорить, но я знаю через иностранцев, что после этого все соперники отдали нашим свои бои и сборная СССР стала чемпионом. А Бер еще два года фехтовать не мог. Мучился и переживал, хотя здесь случайность, конечно, была, игра судьбы… Я потом ездил на могилу Смирнова. Хороший парень был. Кличка — Железный.

— Говорят, невероятно сильный физически, ну и выпить мог тоже немерено.
— Вот поэтому ему такое прозвище и дали. Для него бутылка водки была как семечки, даже не замечал ее. С Романьковым они были антиподы. Оба великие и, честно говоря, друг друга не сильно любили — именно на почве соперничества.
Романьков — десятикратный чемпион мира, в Книге рекордов Гиннесса, но на Олимпиаде в Москве победил Володя. Саша стал третьим, в Монреале-76 — вторым. В 84-м “Дружба”. Только в 88-м Саша наконец выиграл золото в команде, и только после турнира я понял, что для него это значило. Он тогда собрал всю команду и очень проникновенно поблагодарил нас за то, что помогли ему исполнить мечту.
Саша всегда был очень техничным, а Володя брал “физикой”. Есть такой прием в фехтовании — батман. Это удар по оружию. И когда Смирнов его делал, то у меня рука ходуном ходила, рапира чуть к зрителям не улетала. Очень трудно было с ним бороться.

— Какое прозвище было у Романькова?
— А вот не скажу. Хотя весь фехтовальный мир это знает. Просто он невероятно упертый человек. Если что-то решит, то никто и ничто не может переубедить. Для спорта это качество, возможно, то, что надо, но в жизни помогает не всегда. Хотя Саша самокритичный. Когда в картах допускает ошибку, то бьет себя по лбу и говорит: “Какой же я …!” Но в общении очень обаятельный. У меня видео осталось с сеульской Олимпиады. Нас награждали в один день с Мариной Лобач, мы там с ней переговариваемся, она Сашу давно знает.

— Раньше фехтовальщики с “художницами” в одном зале тренировались — на улице Даумана.
— У гимнасток вообще каторжная работа. Но у них оттачивание, надо тупо повторять одно движение за другим, а нас учили импровизировать. Дали оружие в руки, а ты уже сам думай, как противника переиграть — дуэль все-таки. Раньше ребенку рапиру только через год давали. Учили стойкам, передвижениям. Уколоть иногда разрешали, чтобы интерес оставался.
Сейчас так уже не делают, поэтому техника начала страдать. Теперь сразу рапиру выдают: “Спасибо, что пришел”. У нас в стране фехтование подсело сильно. Пока я был старшим тренером по резерву, еще какие-то медали были. Не хочу хвалиться, но это так. Однако там доброжелатели постарались. Правда, потом наших сменщиков тоже убрали. И правильно сделали.

— Поляк Ежи Павловский — один из самых выдающихся мировых фехтовальщиков — оказался агентом двух разведок. Польской и американской. Дали за шпионаж 25 лет, отсидел десять…
— Гениальный спортсмен и очень интересный человек. С его талантом мог работать еще и на советскую разведку. Хотя не думаю, что он был владельцем каких-то военных или промышленных секретов. Тоже мне, великий шпион… Скорее всего, тех же американцев могла интересовать частная жизнь известных людей. Не секрет, что Павловский водил знакомство практически со всей верхушкой польского правительства. Разведку вообще интересуют люди коммуникабельные, с обширной сетью знакомств. Я, кстати, тоже подходил под это определение. И меня вербовали.

— Интересно.
— Родине всегда нужны люди, которые рассказывают кому надо, чем живет и дышит коллектив. У кого мысли всякие есть, а еще лучше высказывания — ну вы же сами понимаете… Кто спекуляцией занимается — тоже перспективная тема для разработки. Я, конечно, отказался. Здесь всю сборную Союза надо было сдавать вместе с собой. (Улыбается.)
Слушайте, ну какие у нас там были суточные? Но все же хотели что-то заработать, привезти домой технику, одежду хорошую. На западных прилавках в отличие от наших этого добра хватало всегда.

— Что возили на продажу?
— Да те же клинки. Тогда одна штука стоила около пяти долларов.

— Это там или здесь?
— Там. Здесь давали бесплатно, для ведения тренировочного и соревновательного процесса. Они большие и довольно тяжелые, но некоторые умудрялись их по сто штук за раз провозить. Связка на самом деле не очень большая получалась, но вес… Считайте, что рельс через границу тащили. Только делать это надо было с самым безразличным выражением лица, чтобы никто ничего и заподозрить не мог. Хотя, как мне кажется, таможенники все знали и на спортсменов смотрели с пониманием. Мол, ладно, свои ребята, чего к ним цепляться… Вопрос состоял в том, как в Союзе клинки эти найти.
Все надо было доставать. Помню, как на первый юниорский “мир” ехал. Мне мой азербайджанский тренер выписал на складе двадцать клинков и торжественно передал — мол, такое тебе поощрение, сам знаешь, что за рубежом с ним делать надо. Электрокуртки тоже хорошо шли. Двадцать долларов. Здесь они опять же доставались бесплатно. Сейчас куртка стоит 120 долларов, а клинок — семьдесят. Но он из специального металла, таким можно целый год фехтовать.

— Ваш спорт загадочен хотя бы потому, что внешний вид абсолютно ничего не скажет о классе спортсмена.
— Все зависит от мозгов. Романьков отнюдь не был атлетом, но достиг всего, чего только можно желать. Он вообще уникум, перед поединками мог почти не разминаться. Ходит, крутит руками, суставы мнет, но не бегает. Весь в себе, настраивается на поединок. В этот момент к нему лучше не подходить, и все об этом знали. Мы же вели себя по-другому. Хи-хи, ха-ха, старались раскрепоститься и сбросить напряжение. Но опять же у всех темперамент и привычки разные. Хотя, конечно, нас часто приводили к одному знаменателю.

— Это как?
— А вот, например, идет чемпионат страны среди обществ. Побеждает, скажем, “Динамо”, а на Кубок Европы среди клубов едет только половина команды — другая обеспечивается сборной СССР. Как член национальной команды я так за “Буревестник”, то же “Динамо” и Вооруженные силы съездил. Ну не мог Советский Союз позволить себе проиграть пусть даже не самый главный турнир.

— Иностранцы нас жалели?
— Да какое… Знали, что мы такие же разгильдяи, как они. Помню случай на Универсиаде в Кобе. Японцы, следует признать, большие поборники здорового образа жизни и потому всю деревню буквально завалили велосипедами. Они находились практически в любой точке и пользоваться этим видом транспорта было довольно удобно и весело. Смотрю, к нашему корпусу направляется необычный экипаж — из двух знакомых итальянских фехтовальщиков. Один за рулем, а второй стоит сзади на багажнике и посылает всем пламенные приветы. Видно, что люди находятся в некоторой эйфории и, скорее всего, их душа жаждет праздника. И действительно — завидев меня, кричат чуть ли не на всю округу: “Борис, водка!” Я, конечно, делаю непонимающий вид: мол, откуда? Нет, понятно, что она у меня была, но кончилась. Итальянцы качают головой: “Ну, не рассказывай нам, вы же русские, а у русских водка есть всегда”. И точно. Захожу в первую же попавшуюся комнату — к девчонкам, и торжественно возвращаюсь обратно. “Ну вот, а говорил, что нету”.

— Иван Едешко рассказывал, что больше всех в спорте пили хоккеисты и почему-то фехтовальщики.
— Только мы в отличие от других никогда и нигде не валялись и не попадали в разные ситуации. Спасает серое вещество, которое в голове есть. И опять же — пили не все. Смирнов — это да, на чемпионате мира по этому делу он бы точно претендовал на первенство. Удар умел держать, как никто другой. Саша Романьков тот пил вообще редко, хотя и не был каким-то примерным трезвенником.
Помню, сидим на сборах в Эшерах, играем в преферанс. Если фехтовальщик не умеет играть в преферанс, значит, это не фехтовальщик. Номер на первом этаже, это важная деталь. Вдруг бум — толчок в балкон такой, будто землетрясение. Потом смотрим, ноги появляются. Длинные, на все окно. Затем этот гигант наклоняется, и мы узнаем баскетболиста Володю Ткаченко. Спрашивает: “Ребята, кто-то дверь закрыл, так я к себе пройду?” А у самого язык заплетается… Я вот думаю, сколько такому человеку ростом 220 сантиметров надо выпить, чтобы он еле на ногах стоял? Хочу вот трезвенника какого для обратного примера вам вспомнить. Да не получается. По-моему, спортс- мены высокого класса пили все. Организм требовал снятия стресса после тренировок.

— Ткаченко можно было понять. Тренер баскетбольной сборной Александр Гомельский на нагрузки для своих подопечных никогда не скупился.
— Думаете, мы тренировались меньше? Главное — правильно распределить нагрузку. Именно для этого тренер и нужен. А если заставить спортсмена “пережрать”, как мы говорим, фехтования, то на турнире он будет пустым барабаном.
А иногда наоборот бывает. Я как-то разрезал руку стеклом и не брал рапиру целый месяц, только форму поддерживал. Потом вышел фехтовать на Кубке СССР — что интересно, с тем же Романьковым, у него, кстати, был мизинец сломан. И выиграл — и у него, и у всех остальных. После финала, правда, снял перчатку, а оттуда кровь ручьем…

— Допинг в вашем виде спорта был?
— Думаю, никогда никто ничего не употреблял. Во всяком случае, за себя и товарищей по сборной страны могу поручиться. Допинг нам все равно ничего не дал бы.

— Отличный вид спорта. Когда Павловский вышел из тюрьмы, то неожиданно для всех начал тренироваться и в 57 лет едва не попал в состав национальной сборной. Полякам пришлось принимать специальное решение о том, что он никогда не сможет выступать в ее рядах.
— Меня этот факт ничуть не удивляет. Я и сам в 44 года — тоже, согласитесь, возраст не младенческий — вышел фехтовать на чемпионате страны и занял третье место. При этом отдав своему ученику бой.

— До пенсии можно тренироваться?
— Черт его знает… Умный фехтовальщик всегда сделает так, чтобы во время боя не получать сверхнагрузки. Нам необязательно носиться по дорожке сломя голову.

— Ну, хорошо, если сейчас, не тренируясь, вы заявитесь на чемпионат Беларуси, какое место сможете занять?
— Мне, конечно, еще не как Павловскому — только 55. Но я вам гарантирую, что, потренировавшись месяц, сто процентов отберусь в сборную.

— И что, на Олимпиаду тоже сможете поехать?
— Туда уже нет, тренеры не возьмут. Я в Рио ничего не покажу. Там уровень совсем другой. На белорусском еще можно, но на международной арене шансов, конечно, нет.

— Плохо вы популяризируете фехтование.
— Да не в этом дело. Тренеров мало действительно хороших. Что недавно у нас одна женщина сказала? Весь интернет эта цитата уже обошла. Ну, какой молодой тренер пойдет за такие деньги работать? Он что, идиот? Да лучше на рынке будет торговать. Хотя и с этим у нас теперь тоже проблемы.

— К проблемам нам не привыкать. А вот за рубежом, говорят, детские тренеры на волонтерских началах могут работать.
— Глупости. За просто так там никто со стула не поднимется. Сам два с половиной года проработал в Америке и прекрасно знаю, о чем говорю. На Западе кругом клубная система, пришел, заплатил и занимайся, чем угодно и у кого угодно. А у нас советская психология, мы все привыкли получать на халяву и потому всегда удивляемся, что за спортивные услуги тоже надо платить. Раньше фанаты были, а сейчас ребенка надо постоянно стимулировать, чтобы он что-то делал.

— Родись вы в наше время, неужели стали бы таким же “компьютерным” ребенком, как и другие?
— А вот не знаю. Нужно в это время родиться. Я всегда говорю так: вначале надо оказаться в этой ситуации, а потом уже рассказывать, как бы поступил. Все мы сильны задним умом.

— Кстати, я не спросил о самом знаменательном старте вашей жизни — Олимпиаде в Сеуле. Чем он запомнился в первую очередь?
— Тем, что я порвал там мышцу. В личном турнире дрался за выход в восьмерку, была у меня мечта стать призером, кто ж знал, что мы потом команду выиграем? Дрался с французом — чемпионом мира. 9-9 счет. Я вылетаю в атаку, он отвечает и нижней частью коленной кости бьет меня в верхнюю часть колена. Я через него перелетаю, дикая боль. Штаны помогают снять, а у меня на глазах колено увеличивается в два раза. Хорошо, что до командных соревнований было еще несколько дней и сын знаменитого нашего спортивного врача Зои Сергеевны Мироновой каждый день высасывал жидкость розового цвета огромным шприцом. Потом мне намертво тейпировали колено, но все равно больше двух боев в одном матче выдержать не мог.
За выход в финал у нас с венграми был счет 8-8, выиграли по уколам. В финале немцев победили уже чисто 9-6. И это была сенсация. Потому что на предыдущем чемпионате мира мы были только восьмыми, и руководство всерьез рассуждало, брать рапиру на Олимпиаду или нет. Потому что с таким результатом рассчитывать не то что на золото, а вообще на медали было довольно самонадеянно.
Зато в саблистах никто не сомневался. Им уже заранее были готовы повесить на шею золотые медали. А они в финале проиграли венграм. Андрей Альшан проводил последний бой, ему надо было нанести три укола, а он смог только один… Он о том поединке вспоминает каждый раз, когда с ним встречаемся. Какая в человеке боль сидит.
В 92-м мы с Сашей Романьковым тоже могли поехать в Барселону в составе сборной СНГ. Проходили в состав, но отказались. Ребята еле-еле четвертыми стали.

— Может, с вами в тройку попали бы.
— Не думаю. Психологически мы не были готовы умирать за сборную СНГ. Как правильно кто-то сказал: “Я не знаю, что это за страна такая”.

— После выхода на армейскую пенсию вы отправились поработать за рубеж — в Штаты.
— Да, на два с половиной года. Резюме? В клубах на результат никто не работает. Даешь урок за деньги — вот и все. Тридцать долларов идет тебе, десять хозяину клуба. И таких уроков за день можно дать пять, шесть, семь… Даже десять, но это уже запредельная нагрузка.

— Разбогатеть можно.
— Не-а. Это только летом, когда кэмпы открываются, реально заработать пять-шесть тысяч. А так в среднем выходит три. Квартира — штука с лишним. Коммуналка, интернет, питание — уже где-то две с половиной. Ну в лучшем случае отложишь ты тысячу в месяц. Это что, мечта жизни?

— Мечты у подавляющего большинства чемпионов остаются в первой части жизни. Увы.
— Мой ученик два раза был финалистом юниорского чемпионата Европы и один раз мирового первенства. Другой ученик был призером Кубка мира. Просто я взрослых не тренировал, а так тренер неплохой. Ученики до сих пор домой приезжают, нормально общаемся. Разве это плохо?

— Отлично. Я так понял, ностальгия по Союзу у вас осталась.
— Как бывший советский человек, считаю, что в то время все было неплохо — и пусть бы он остался. Ну почему в Америке столько штатов, которые прекрасно друг с другом уживаются?

— А по мне, так и хрен с ним, с этим искусственным государством, построенном на костях миллионов.
— На самом деле главное, чтобы жизнь у людей была хорошая. Пока я вроде доволен, даже при всех этих кризисах смотрю в будущее оптимистично. Хотя, не скрою, горечь есть. Почему в других республиках бывшего СССР олимпийские чемпионы получают пожизненную пенсию, а у нас нет?

— После 60 лет к имеющейся пенсии идет прибавка в 50 процентов, кажется.
— Это нищему клизма, по большому счету. Не бог весть какие деньги, да и до 60 надо еще дожить. Я с азербайджанскими ребятами разговаривал. Так у них олимпийский чемпион пожизненно получает три тысячи долларов.

— Так, может, есть смысл туда обратно нарезать?
— Мне проще вернуться в Россию. Ну давайте начистоту: ведь многие белорусские чемпионы имеют российское гражданство, чтобы получать там пенсии. И, кстати, мне тоже намек такой дали. А мне это сделать проще простого. Брат в Москве живет и дом в Сочи есть.

— Так чего думать-то?
— Я за Россию никогда не фехтовал. И не хочу брать то, что не заслужил. Можно в Баку еще, все-таки олимпийским чемпионом там стал. Но, если честно, хочется еще и родной стране пригодиться. От фехтования немного отошел, а вот теперь чувствую, что руки снова чешутся. Так что если поступят предложения — рассмотрим.