Эксклюзив. Роман Березовский: грех жаловаться

Березовский родился и вырос в Ереване, но после распада Советского Союза подался в Россию, где и прошла практически вся его клубная карьера. Долгие выступления за питерский “Зенит”, московские “Торпедо” и “Динамо”, а также “Химки” принесли Роману репутацию одного из лучших стражей ворот премьер-лиги, а в сборной два десятилетия он был буквально незаменим. На днях корреспондент “ПБ” позвонил 41-летнему ветерану, и тот охотно согласился дать интервью нашей газете.

— Пару лет назад вы говорили, что вряд ли будете проводить прощальный матч. Как получилось, что все-таки решили организовать?
— Для этого понадобилась инициатива руководства Армянской федерации футбола. Мне, конечно же, очень приятно. Рад, что смогу еще раз побывать в Армении, увидеть ребят, болельщиков. Все-таки много лет выступал за сборную.

— Выйдете на поле?
— Наверное. На несколько минут — возможно, в начале игры.

— В таком случае матч для вас станет 94-м за сборную. Жалеете, что не дотянули до сотни?
— Это не важно… Так уж сложилось. С удовольствием бы сыграл и больше. Но чего теперь горевать?

— Сборная Беларуси — подходящий соперник для прощального поединка?
— Несомненно. Хороший, крепкий оппонент. Тем более это команда из бывшего Советского Союза. И сейчас в московском “Динамо”, где я работаю, выступает Станислав Драгун. Да и в прошлые годы не раз доводилось быть одноклубниками белорусов — скажем, Максима Ромащенко. Плюсов много.

— Наши сборные на официальном уровне пересекались только в отборочном турнире чемпионата мира-2002. Помните те сражения?
— Да. Хотя я, по-моему, тогда не играл. То ли в клубе возникли проблемы, то ли еще что. Точно не помню, но какая-то непростая обстановка.

— Летом прошлого года вы перешли на тренерскую работу. Решение далось легко?
— Все произошло быстро. Сначала освободилась вакансия тренера вратарей в дубле “Динамо”. Согласился сразу. Все-таки солидный клуб. Уже не было желания продолжать карьеру. Тем более сборная Армении после поражения от португальцев потеряла шансы поехать на EURO. И в “Динамо” в последнее время уже был, скажем так, игроком на подмене. Вот и решил закончить.

— Но ведь вам предлагал контракт “Пюник”. Выступать в чемпионате Армении не хотелось?
— Идея показалась малоперспективной. Да, мог бы продлить игровую карьеру на два-три месяца. Максимум — на полгода. Но потом бы уже упустил шанс стать тренером в “Динамо”. А так поначалу, как уже сказал, работал в дубле. Однако вскоре меня перевели в основную команду, где и занимаюсь с вратарями. Голкипера в себе, пожалуй, уже убил. Теперь обучаю других.

— Состав “Динамо”, помимо Драгуна, зимой пополнил бывший минский динамовец Фатос Бечирай. Как они обживаются на новом месте?
— Это очень комфортные, контактные люди. Особенно Драгун. Стас хорошо влился в коллектив. Уже проявляет лидерские качества. Например, в недавнем матче премьер-лиги с “Уралом”, когда в наши ворота били штрафной, он один выпрыгнул из “стенки”. Парень очень старается, желает помочь команде. Это было видно уже во время сбора и спаррингов. Бечираю сложнее, он, может, стесняется общаться по-русски, поэтому ведет себя тихо. Однако, уверен, все получится и у Фатоса.

— Читал, что ваши родители познакомились на Шпицбергене. Как советских людей занесло на территорию Норвегии?
— Ой, это случилось задолго до моего рождения. Лет за пятнадцать. Поэтому подробностей даже не знаю. Есть фотография, где они там в скафандрах… Видимо, решали какие-то сложные задачи. Отец — шахтер, так что, возможно, добывали полезные ископаемые. Сам я на Шпицбергене никогда не был.

— Выросли вы в Ереване. На армянском говорите так же свободно, как на русском?
— В принципе да. Дома-то общались по-русски, но я пошел в армянский детский сад, потому что в русский оказалось сложно пробиться. Не было мест! И потом много времени проводил во дворе, так что язык выучился сам собой. Дети ведь все схватывают быстро. А вот родители армянский толком не освоили, и сестра тоже. Старший брат — другое дело, он и сейчас живет в Ереване. Лучше всех нас говорит.

— Футболисты сборной Армении знают русский?
— Хуже, чем раньше. В прежние времена 80 процентов игроков владели языком хорошо, а 20 — не особо. Сейчас соотношение где-то 70 к 30. Хотя как “хорошо” — для вас это, может, не очень, с акцентом. Но все же стараются не забывать. Отношения с Россией остаются дружескими. После распада СССР многие русские школы закрылись, однако затем опять открылись.

— Что вас связывает с Арменией сейчас?
— Там живут брат, его семья. Похоронен отец — время от времени навещаю его могилу. И, конечно, теплые воспоминания, связанные со спортом. Я удостаивался наград от государства, мне их вручали два разных президента. При этом сам в армянских выборах не участвую.

— Мои приятели-армяне готовы долго и интересно рассказывать об истории и культуре своего народа. Вы в этом плане подкованы?
— Явно не так, как ваши знакомые. Увы, многое упустил, концентрируясь на занятиях спортом.

— В детстве, конечно же, болели за “Арарат”?
— Вот и нет — за донецкий “Шахтер”. Тогда это была команда не такого калибра, что сейчас. Теперь “Шахтер” — чуть ли не европейский топ-клуб, а в те времена он считался середняком чемпионата СССР. Но у меня в Донбассе корни — там вырос отец, жили обе бабушки. Будучи ребенком, ездил в те края на каникулах. Больно наблюдать за тем, что в Донецке и Луганске происходит сейчас…

— Но выросли вы все-таки в Ереване. Не распадись Союз — оказались бы в “Арарате” и провели бы там всю карьеру?
— Хм, не думаю. Наверное, не смог бы туда пробиться. Такая конкуренция! Впрочем, это вопрос из области сослагательного наклонения. Ответить на него сложно. Как и о сотне игр за сборную — если бы обращал на это внимание раньше, наковырял бы где-нибудь шесть недостающих. То же самое здесь. В начале девяностых Армения жила тяжело. Все развалилось, и людям было не до спорта. Вместо одного сильного чемпионата СССР возникло много слабых…

— А чуть раньше страна пережила разрушительное землетрясение, начало конфликта в Нагорном Карабахе. Те события вас коснулись?
— Землетрясение страшное — слава богу, Еревана оно почти не коснулось. Хотя один толчок мы ощутили. Помню, сидел в школе на уроке физики, делал лабораторную работу. И вдруг секунд на сорок все затряслось. Все так испугались… А с войной столкнулся, когда уже закончил школу. Играл в одной командочке, базировавшейся недалеко от границы с Азербайджаном. Там было все: постоянные бомбежки, стрельба. Палили из установок “Град”. Страшно…

— Поэтому вы и уехали в Россию?
— Пожалуй. Армянская команда, где я играл, развалилась, и решил отправиться попытать счастья в Петербург. Первое время пришлось тяжело, жил у знакомых. Но потихоньку стал заявлять о себе. Начал со второй лиги, а потом на меня обратили внимание в “Зените”.

— Петербург в девяностых и правда был бандитским?
— Да, чем-то таким веяло. Слава богу, я в переделки не попадал. Но такое было — малиновые пиджаки, бандиты…

— В городе тогда работали и многие представители нынешней российской власти.
— Знаком только с Мутко. Но это политик спортивный. Что касается Путина и Медведева, то, скорее всего, они интересовались делами “Зенита”. Однако я с ними не пересекался.

— Какие чувства испытываете по отношению к “Зениту” и Питеру сейчас?
— Приятно, что клуб добился многого. Стал выступать в Лиге чемпионов. А сам Питер — практически родной город. Провел там прекрасные молодые годы. Чарующее место, которое манит всегда. Когда только перебрался в Москву, использовал чуть ли не каждый выходной, чтобы съездить в северную столицу. Это сейчас уже стал закоренелым москвичом — живу здесь более пятнадцати лет.

— Питерцы и москвичи сильно отличаются?
— Разница есть. Все эти слова вроде “поребрика”… А вообще и в том, и в другом городе встречаются люди добрые и злые, приветливые и неприветливые. Обобщать сложно. Но бросается в глаза, что жители Петербурга довольно культурные. У многих предки перенесли блокаду, и это наверняка наложило отпечаток.

— В “Зените” вы играли с белорусами Герасимцом и Горовым. Контакт сохранился?
— Увы, нет. Герасимец оказался в Питере ближе к закату карьеры. А я ведь еще ребенком смотрел, как он играл за мой любимый “Шахтер”. Сергей запомнился как настоящий профи, правильный человек. Он учил только хорошему и играл в команде большую роль. С Борей Горовым пересеклись ненадолго. Когда он толком заиграл в “Зените”, я уже уехал в Москву.

— В “Динамо” выступали с Ромащенко. Каким запомнился он?
— Макс? Отличный парень. Открытый, добродушный. Мы в одной компании играли в карты, так что много общались.

— Потом вы оказались в “Химках”. Там было интересно?
— Ушел из “Динамо”, потому что не видел перспектив. Команду возглавил Юрий Семин, который привел с собой Сергея Овчинникова. Мне нужна хотя бы конкуренция, а там было изначально ясно, что ставят на другого. Это не устраивало, поэтому пошел в “Химки”, выступавшие тогда в первой лиге. Вскоре пробились в элиту, собрался хороший коллектив: Юра Дроздов, Андрей Тихонов, Володя Бесчастных. В принципе неплохой отрезок карьеры. И сейчас слежу за “Химками”. Они выступают во второй лиге, но имеют шанс выйти в первую.

— Когда-то вас звали в “Сент- Этьен”. Почему не срослось?
— Французы предлагали оформить европейский паспорт, чтобы я не считался легионером. Но понял, что это надо будет сделать фиктивно и не совсем честно, поэтому отказался. Там же потом началась целая эпопея — поймали многих людей, в том числе вратаря Максима Левицкого, и запретили им въезд в Европу.

— Больше за границу не звали?
— Нет. Но я не жалею. Зачем бередить душу? Карьера и так сложилась нормально, грех жаловаться.

— В чемпионате России вы рекордсмен по числу отраженных пенальти. В чем секрет?
— Прежде всего в хорошей интуиции. И реакции — нужна выдержка, чтобы раньше времени не бросаться в угол.

— Еще в “Зените” вас обвиняли в сдаче игр. Горький осадок остался?
— Время лечит. Все стало на свои места. Однако, конечно, было неприятно. Даже очень.

— Правда, что в последние годы основной мотивацией продолжать выступления для вас была сборная?
— Когда перешел в “Динамо” в 37 лет, реально оценивал перспективы. Понимал, что буду больше на подмене. Хотя отношение ко мне в клубе всегда было положительным. Мотивации хватало в любом случае, но, когда застревал в запасе, на первый план и правда выходила национальная команда.

— У нее были и армянские тренеры, и иностранные. Кто из них запомнился?
— Шотландец Иан Портерфилд. У человека обнаружили рак, и он знал, что доживает на земле последние дни. Тем не менее приезжал в сборную, чтобы работать, хотя ему сложно было даже ходить. Он оставил в душе неизгладимый след. Как Портерфилд жил футболом! Его отношение к делу просто восхищало и придавало нам сил. Во многом благодаря ему в армянском футболе засверкали Генрих Мхитарян, другие ребята.

— Теперь Мхитарян — безусловный лидер сборной. Какой он в жизни?
— Человек, о котором можно говорить только хорошее. Очень эрудированный, образованный, настоящий профессионал. Большая надежда сборной. Уверен, Генриха ждет прекрасное будущее и после футбола. Он может проявить себя где угодно, даже в политике. Человек свободно говорит на семи языках…

— А вы в будущем хотели бы стать главным тренером?
— Не знаю. Пока только вникаю в новое ремесло. Еще не проработал в этом качестве и года, и мне интересно. Потом, может, захочу стать и главным.

— Чтобы играть долго, вы советовали молодым коллегам тщательно относиться к здоровью. Что это значит в первую очередь?
— Чем старше становишься, тем больше надо соблюдать режим. Заниматься не только на тренировках, но и дополнительно, самостоятельно. Мышцы-то с возрастом быстрее теряют тонус.

— Как относитесь к алкоголю и курению?
— Не очень положительно. Хотя не скажу, что сам не злоупотреблял.

— Бывало?
— Конечно. Но с возрастом, пожалуй, в этом плане стал относиться к себе строже.

— В последние игровые годы в “Динамо” вас называли Дядя Рома. Теперь такое панибратство исключено?
— Почему же? Ребята могут называть и по имени. Ничего не имею против.

— Что есть в вашей жизни, кроме футбола?
— Только семья. Растет сын — правда, не футболист. А так времени ни на что не хватает. Постоянно ведь учеба, надо то получать, то подтверждать тренерскую лицензию.

— Ваш самый известный однофамилец — покойный Борис Березовский. С ним никогда не путали?
— Ха, нет. Но подшучивали по этому поводу часто. Особенно в конце девяностых — начале двухтысячных, когда Борис Абрамович был на пике популярности. Проходишь паспортный контроль — пограничник видит фамилию и улыбается: “О-о, вы не родственник?” Хотя, понятно, я с однофамильцем никогда даже не пересекался.