Екатерина Карстен. Вечная молодость. В детстве пасла овец, колола дрова и забивала гвозди

Игры в Рио станут для Екатерины Великой седьмыми в карьере! Связав два знаменательных повода, корреспондент “ПБ” установил видеомост с Германией, где легенда белорусского спорта готовится к бразильскому форуму.

— День рождения прошел в работе. Провела тренировку. Готовлюсь к третьему этапу Кубка мира в Польше. Вечером, конечно, сходили в ресторан. Чаще всего дни рождения приходятся на соревнования. Это в нынешнем году как-то так получилось, что праздновала дома.

— Пару лет назад вы сказали, что ощущаете себя на 30. Сейчас то же самое?
— Ну да. Старше не стала. Это и внутреннее ощущение, и физическое. В принципе в циклических видах мало спортсменов, которые в таком возрасте едут на Олимпиаду.

— Осознаете, что добились исторического достижения?
— Можно и так сказать. Нечасто со спортсменами происходит подобное. Из всех семи случаев в квалификации я участвовала впервые. В психологическом плане это тяжело. Добыть путевку было не так легко.

— После Олимпиады будете заканчивать?
— Ха, куда уж больше?! Хоть я и чувствую себя на 30, но… Все зависит от состояния здоровья. Если и продолжу карьеру, то максимум на год. И то вряд ли получится. А на новый олимпийский цикл точно не пойду. Это раньше нас было трое и мы делили все медали. Сейчас же очень серьезная конкуренция, соперницы молодые, сильные.

— Так понимаю, на Олимпиаде будете соревноваться в одиночке…
— Да. Это уже окончательное решение. От двойки отказалась. Если взяла лицен- зию в одиночке, то уж точно надо гоняться в одиночке. А в двух классах грести, конечно, не смогу. В Лондоне у меня была травма. Думала, одиночку не потяну. Но, сидя в двойке, все время вспоминала одиночку, несмотря на то что у меня была сильная напарница — Юля Бичик. Одиночка больше нравится. В двойке еще более или менее получалось. Но когда тренер начал ставить в четверку, мне вообще не нравилось. Подстроиться под одного легче. А здесь — плюс еще двое. К тому же одна девочка была не такой сильной. Еще когда только начинала грести, не любила работать в экипаже. Потом тренер Квятковский посадил в одиночку, и это пришлось по нраву. Наверное, так устроена, что рассчитываю только на себя.

— Руководство федерации ставит медальные задачи?
— Ставит. Как понимаю, и тренер мой заявил медаль. И руководство тоже ждет. И я сама рассчитываю. Но еще не со всеми соперницами встречалась на воде. Надо посмотреть, как буду выглядеть на фоне остальных. Мы хотели тренироваться на заключительном сборе в Германии. Но глава федерации Александр Мошенский настоял, что лучше будет приехать в Беларусь. Мол, не хочется повторения прошлой Олимпиады, когда я сломала ребро, а не было кому помочь. Так что после этапа Кубка мира приедем в Брест. Новый руководитель, кстати, помогает с финансированием. В этом году все нормально. Шансы на медали в одиночке, двойке и четверке у меня, думаю, примерно одинаковы. Конкуренция очень серьезная.

— Вы уже говорили, что на вас давят такие ожидания. Сейчас давят еще сильнее?
— Знаете, да. С каждой Олимпиадой ответственность все выше. На первых Играх даже не задумывалась. Становилась на старт — и делала что могла. Сейчас же тревожит все, любая мелочь. Раньше не стала бы обращать внимание на это, а сейчас задумываешься. Хочется отстраниться от всего.

— После лондонской Олимпиады ваши результаты упали? Или вы целенаправленно подводите себя к Играм?
— Результаты, конечно, упали. Еще в 2013 году в двойке мы были в призах. А потом все пошло не по плану. В подготовку вмешался главный тренер. К весеннему Кубку Беларуси целенаправленно подготовил свою двойку. И выиграл ее у нас. Тогда как работа у нашего немецкого тренера Норберта Ладерманна построена так, чтобы постепенно подходить к чемпионату мира. Юля попробовала заниматься у Норберта и поняла, что у белорусских специалистов не останется. Бросать человека не хотелось. А потом появилась Таня Кухта. Стали смотреть, кто лучше себя проявит в одиночке. Я выиграла у нее на первом этапе Кубка мира, поэтому и поехала на квалификацию. А они составили двойку.

— Что чувствуете, когда гоняетесь с соперницами, которые годятся вам в дочери.
— Когда гребли в двойке, одна литовка вспоминала, что ее мама еще со мной вместе тренировалась. Я не ощущаю, что так много лет прошло. Но когда задумываешься, понимаешь, сколько ты уже, старушка, соревнуешься. На сборах с командой работали молоденькие девочки по 18-20 лет. Интересно наблюдать за ними. Все свободное время сидят на телефонах. Иногда советую им, подсказываю. Правда, не очень прислушиваются. Хотя смотря кто в принципе. Взять тех же спортсменок поопытнее. Если тренер им говорит одно, а я другое, что, они меня будут слушать? Нет, конечно. В Германии познакомилась с немного другим подходом. Когда делаешь ту же “штангу”, больше смотришь на технику, а не как у нас — бери больше, кидай дальше.

— Секрет вашего спортивного долголетия надо искать в детстве, проведенном в деревне Осечино Крупского района?
— Скорее всего. Свежий воздух, много физической работы. Семья ведь у нас большая. Родителям надо было помогать — по хозяйству, по дому. К работе приучена с детства. На мне были в основном овцы, коровы. Больше тридцати голов овец были под моим наблюдением. Постоянно теряла их. У нас была сажалка с островом. И не знаю почему, одному ягненку взбрело в голову броситься в нее и заплыть на остров. Уже приготовилась отправиться туда. Но мама была рядом, не пустила. Тогда принесла из дому камеру колесную. Заплыла на ней на остров, забрала ягненка и назад. Если вдруг к стаду прибивались чужие овцы и люди приходили их искать, мама всегда говорила: идите у Кати спрашивайте. А их всех знала, так сказать, в лицо.
А вообще, и сено заготавливала. И картошку копала. И воду таскала, чтобы полить огород. И дрова колола. Отец даже топор отбирал в детстве. Боялся, чтобы не поранилась. Короче говоря, занималась всем тем, что в деревне делается. Чтобы и скотину прокормить, и себя. Нравилась физическая работа. Молотком заколачивала все гвозди, которые видела. Больше с мальчиками проводила время — бегала по деревне, лазала по крышам, играла в индейцев. Ну и в футбол, хоккей, конечно. На лошади ездила, сколько раз падала с нее. Совершали набеги на соседские сады, хоть в своем яблок было полно. Чужие ведь слаще. Чего только мы не вытворяли. Интересное, веселое, счастливое время, пусть и работы было много.
У меня три брата и две сестры. Я самая младшая. Разница между каждым из нас примерно два года. После окончания школы все разъезжались, братья уходили в армию. С одним из них дралась так, что сестра бежала за отцом. До крови. А однажды пасли с братом коров. Залезла на дерево, взялась за сухой сук, упала и какое-то время не могла разговаривать. Брат, бедный, не знал, что делать, как спасти. Не скажу, что в детстве меня баловали. Это сейчас, когда приезжаю в деревню, говорят: отдыхай. Сегодня кто чем занимается. Один брат на заводе, два других работают на тракторах. Сестра на главпочтамте, вторая домохозяйка. Когда приезжаю в Беларусь, стараюсь встретиться с родными. Если не получается, хотя бы позвонить. Мама, конечно, обижается, что редко бываю. Но зато если уж приезжаю, то собираем как можно больше братьев-сестер и отправляемся к маме.
Наверное, свою роль сыграли и гены. В семье никто больше спортом не занимается. Но долгожители у нас были. Бабушка прожила около 90 лет. Сама точно не знает, потому что документы сгорели. Сестра ее после 80 умерла. Маме в следующем году будет 80. А по отцовской линии меньше жили.

— В плане здоровья что-то сейчас беспокоит?
— Чтобы конкретно — ничего. Тьфу-тьфу-тьфу. В этом году все более или менее нормально. За всю карьеру у меня серьезных травм вообще немного было. Ребро вот непонятно от чего сломалось, подвело на Олимпиаде. Но уже зажило. Ну, еще спина, само собой. У гребцов это всегда больное место.

— Сколько раз за годы карьеры вы говорили себе в сердцах: вот теперь точно все, заканчиваю?
— Ни разу. Только в самом начале подумывала бросить. Посадили в восьмерку, а мне не нравилось. Хотела результата, а девочки молоденькие — их больше интересовало другое. Сложностей много испытывала, но тогда речь заходила не об окончании карьеры, а о переходе в другую сборную. Одно время были проблемы с главным тренером, он не давал тренироваться — подумывала о выступлении за Россию… Когда вышла замуж за немца, родилась дочь и мы решили жить в Германии, собралась без труда. Но в Министерстве спорта сказали, что могу тренироваться в Германии и выступать за Беларусь — с удовольствием согласилась.

— Бывает, что лодка и весла надоедают так, что аж противно смотреть?
— Не бывает. Зимой вот, когда не в лодке сидишь, тяжело. Когда все болит и ты не знаешь, как дойти до этого зала, заставляешь себя — это да. А грести мне не надоедает, особенно в одиночке. До сих пор занимаюсь с удовольствием. Даже не знаю, что буду делать без тренировок. Кстати, в этом году были проблемы с массажистом. Не могли сделать вид на жительство в Германии. Без него было трудно. Мысли были: для чего, зачем все делаю, если помощи нет? Но потом решили вопрос.

— Как изменилась гребля с тех пор, как вы в нее попали?
— Соперницы добавили. Плюс другое техническое оснащение. GPS, иные приборы. Вся картина гонки перед тобой. Только видео нет. И то можно поставить камеру и потом пересмотреть. Вспоминаю, что раньше было: и лодка тяжелая, и весла деревянные. Сейчас же к каждой Олимпиаде появляются новые конструкции. Кстати, у меня тоже новая лодка. Ни у кого такой больше нет в мире. Одна фирма предоставила. Сдружилась с ней еще на юношеском чемпионате мира 1990 года.

— Какова судьба ваших многочисленных медалей? Они лежат в домашнем музее или разбросаны по разным местам?
— Раньше хранились в коробках. А недавно супруг сделал витрину. Всем нашел место, а вот для олимпийских ничего не придумал. Лежат в шуфлядке. Не подсчитывала ли, сколько всего медалей? О, не-е-ет… Знаю только, что пять олимпийских и шесть золотых с чемпионатов мира. Сколько серебряных и бронзовых на “мире”, не помню. Кубок мира — даже золотых не знаю сколько. Кстати, одно время награды находились не у меня. Золото Атланты отдавала той самой фирме, которая делает лодки. Другие лежали в банке. Там даже витрину сделали стеклянную. Люди, которые приходили туда, могли видеть. Типа рекламы такой. Денег они мне за это не платили. Отдавать было не жалко. Какая разница: у меня они лежат или в банке? Там хотя бы люди могут посмотреть. Пару месяцев после Олимпиад медали там находились.

— Лодка в вашей практике часто переворачивалась?
— Когда только села в одиночку, был случай. Тренеровал меня тогда еще Санько, Квятковский работал с девочками на год старше. Тренер выехал на катере, я гребу, все нормально. Только отъехал, я — бац! И перевернулась в воду. Однажды на тренировке ударилась веслом о буек — тоже упала. Сильное течение, холод, но все же выбралась. Стилями не владею, но по-собачьи долго могу плыть. На чемпионате мира 1991 года с нашей двойкой тоже похожий случай был. Ну и вы, наверное, слышали о происшествии, когда перевернулась наша восьмерка и одна девочка утонула.

— Какие еще необычные истории происходили с вами на воде?
— В этом году у нас был чемпионат Европы в Бранденбурге. Волна поднялась такая, какую никогда не видела на соревнованиях. Почти десять минут плыли. Тренер мой еще до старта говорил, что в Бранденбурге всегда ветра и большая волна. Почему там сделали чемпионат Европы, не знаю. Испытала шок. Задачей было просто добраться до финиша. Чешка Кнапкова после финиша даже закатываться не захотела. Пришла последней — и сразу в понтон.
Еще случай был. Этап Кубка мира в Мюнхене. Дали старт — и у меня на гребке третьем-четвертом весло выбило волной. Еще видео потом крутили, как я подхватываю это весло на ходу.
Кубок мира в Люцерне. Стартую и понимаю: что-то мешает. Остановила заезд. В стартовой зоне — 100 метров — это разрешается. Пока до меня дошел судейский катер, поняла, что откручен отвод. Кто-то из соперниц это сделал. А кто еще мог? После этого тренер стал проверять перед гонками, чтобы все гайки были закручены, и смотреть, чтобы никто не подходил к лодке.

— Из ваших старых соперниц только Кнапкова осталась?
— Еще новозеландка Твигг вернулась. Когда я сидела в двойке, в четверке, она говорила: без тебя неинтересно, возвращайся. А Кнапкова подошла после одного из стартов, с таким удовольствием поздравила меня. Проблема в том, что я не знаю английского. Общаюсь с ними через супруга Вилфрида.

— Как восприняли скандальную историю с мельдонием, случившуюся с коллегами-байдарочниками?
— Не знаю, поверите вы или нет, но я вообще никакие лекарства не принимаю. Только магний. Мне даже врачи не сообщали, что милдронат будет считаться допингом. Потому что знают, я ничего не употребляю. А за байдарку обидно, конечно. Жаль. Ладно бы этот мельдоний еще как-то помогал результату — так он только поддерживает сердце. Не знаю, почему его ввели в список запрещенных.

— Получается, всю карьеру обходились без помощи лекарств?
— Нет, прекратила принимать после Афин. Когда работала у белорусского тренера, пила все, что говорили врачи. А потом переехала в Германию. И в Афинах немецкий тренер увидел, как наш доктор ставил мне капельницы. Они тогда еще были разрешены. Капельницы до гонки, капельницы после… Витамины… Он начал спрашивать: для чего это, почему? А врач не могла конкретно объяснить, зачем. В итоге Норберт сказал, чтобы впредь все согласовывалось с ним. А потом вообще отменил. Моему организму для восстановления хватает и правильного питания.

— В анкете на сайте Международной федерации гребли в качестве хобби у вас указаны чтение, вязание, собирание пазлов… Заполняли вдумчиво?
— Сейчас еще выращивание цветов добавилось. Правда, когда уезжаю на соревнования, дочь за ними не любит ухаживать. Или не поливает вообще, или нальет много. Приезжаю, а они, бедные, засохли. Другие увлечения тоже остались. Читать и собирать пазлы, правда, стала чуть меньше. Может, потому что сейчас доступнее стали те же фильмы. А вязаные вещи нынче в моде. Дочь носит свитера, кофты.

— Ваша Александра завязала с греблей?
— И довольно давно. Потому что сезоны у нас начинались одновременно. А на соревнования детей возят родители. Но у меня же у самой тренировки. Как-то сказала, что, когда будет старше, продолжит. Даже хотела сесть со мной в двойку. Однако эти разговоры уже прекратились. Сейчас больше заинтересована в компьютерах.

— Германия стала для вас вторым домом?
— Вторым домом — нет. Если бы так было, я продолжила бы жить в Германии и по окончании карьеры. Но чем здесь заниматься, не знаю. В принципе не знаю и чем в Беларуси заниматься. Но там как-то легче, наверное, найти работу. А вообще в Германии проще и спокойнее. Дормаген — город маленький. Никто не отвлекает. Ходишь в чем хочешь. Люди не смотрят, как ты одет, как выглядишь. Я из тех людей, которые любят, когда их не трогают.

— После Олимпиады планируете вернуться в Беларусь?
— В начале года у нас были такие мысли. Собирались. А сейчас даже не знаю. У мамы случился инсульт. В районной больнице возникли проблемы с лекарствами. Надо самой покупать шприцы, капельницы… А у моего супруга шесть инфарктов. Лекарства ему здесь оплачиваются по страховке. И вот после того случая с мамой он говорит: а как меня спасать будут в случае чего, кто станет таблетки оплачивать? Я отвечаю: как кто — сам. Еще не известно, будут ли они вообще в Беларуси. Так что даже не знаю, что он думает после этого. Ребенку к тому же всего 18 лет. Не очень хочется оставлять. И потом, надо же чем-то заниматься после окончания карьеры.

— И к чему душа лежит?
— Я долго думала, но так ни на чем не остановилась. Больше чем полжизни провела в спорте. Другого ничего не умею делать. Тренером не очень хочется работать. Мой наставник говорит, что я должна, что будет помогать. Но со мной тренировались молодые девочки. И я видела, как им тяжело, так жалко их становилось. Кажется, лучше сама бы взяла и сделала за них. А детей так вообще не знаю, как заставлять. Еще до того, как пошла в спорт, хотела с детьми работать. Не тренером. В том же детском садике, например, в школе учителем физкультуры. Это мне интересно. В работе тренера нужен результат. От детей его требуют в первые же годы. А они еще неокрепшие, мышцами не обросли, кости, суставы слабые. Травмировать их — не для меня.

— А если пойти в спортивные чиновники?
— Это надо много говорить, обещать. Но я, например, не могу пообещать и не выполнить. А еще ведь сидеть в кабинете — ой, не-е-е…

— Может, вы и не заканчиваете так долго потому, что боитесь жизни после спорта?
— В принципе вы правы. Так оно и есть. Когда меня увидели после Лондона в министерстве, сказали: что, еще гребешь? Были удивлены, что осталась в спорте.

— Когда возвращаетесь в Беларусь, что-то кажется непривычным?
— Да все непривычное. Даже деньги. Прошу мужа переводить. От многого отвыкла. Люди у нас доброжелательные. Но есть и грубые. Резкий контраст с Германией. Там, например, заходишь в магазин — все вежливые. Сразу подходят, предлагают помощь. Им ведь нужно продать товар. Хотя у нас тоже в магазинах сейчас стараются улыбаться и помогать. В принципе везде есть и плохие, и хорошие люди.

— Не задумывались, что из-за спорта могли упустить в жизни что-то важное?
— Еще когда была ребенком, и не подозревала, что буду заниматься спортом. Но он мне всегда нравился и нравится до сих пор. Не жалею. Разве только о том, что не получила другой профессии. Вот как здесь, в Германии: и спортом занимаются, и учатся. У меня же образование профильное: окончила физкультурный.