Большой разговор. Александр Шакутин: теннис для меня — как помощь психотерапевта

21:40, 16 июня 2016
svg image
1112
svg image
0
image
Хави идет в печали

Председатель Белорусской теннисной федерации встретился с журналистами “ПБ” по месту своей основной работы — в офисе холдинга “Амкодор” на улице Петруся Бровки. Мы общались в кабинете с видом на производственные площади предприятия, имея в виду и успехи белорусского тенниса последних лет, и людей, которые развивают популярный вид спорта в стране. И, конечно, незаурядную личность главы БТФ — одного из богатейших людей Беларуси, крупного бизнесмена, который вырос в деревне и сделал себя сам.

— За всеми важными матчами стараетесь следить?
— Насколько позволяет время. Даже если наши теннисисты играют в Австралии или Америке и трансляция начинается ночью — смотрю. Были случаи, когда специально не узнавал время начала матча, чтобы спокойно поспать. Но каким-то чудом срабатывали биологические часы. Смотрю в телефон — начало игры. Встаю и включаю телевизор. Утром прихожу на работу разбитый, не выспавшийся.

— У белорусских теннисистов есть номер вашего телефона?
— У топовых, конечно, есть. У тех, кто находится в поле моего зрения — тоже. Я им звоню, поздравляю с победами, спрашиваю о делах. Они меня набирают. Сегодня есть игроки, которые показывают очень хорошие результаты и находятся в резерве национальной сборной. Они, все как один, под моим личным контролем. Интересуюсь их судьбой, смотрю, как проходит тренировочный процесс, куда выезжают, каких результатов добиваются. Отслеживаю все матчи — наблюдаю, как борются за каждый мяч. Ежедневно просматриваю результаты всех белорусских игроков всех возрастных категорий. У меня на лэптопе и телефонах стоят приложения, и я знаю, где и когда играют наши. Изменения счета, текстовые трансляции, картинка… Ни один матч не пройдет мимо.

— Больше двух лет назад вы говорили, что теннис в Беларуси находится на любительском уровне. За это время профессионализма стало больше?
— Когда об этом шел разговор, мы не совсем правильно готовили игроков, особенно молодых. В наших школах есть далеко не все, чтобы сделать из ребенка атлета. А любой теннисист в первую очередь должен быть именно атлетом. Все видят, какие скорости сейчас показывают топ-игроки, какая у них выносливость, какая реакция. Это что-то невероятное, космическое. Без атлетизма такое просто невозможно. К сожалению, в наших школах нет оборудования для развития этих качеств и обучающего персонала, о квалификации которого даже не говорю. Сегодня мы должны перенять западные подходы и методики, подготовить тренеров по общей физической подготовке и правильно работать с возрастными группами.
Плюс теннисная инфраструктура в Беларуси, особенно в регионах, находится в зачаточном, даже примитивном состоянии. Мы не можем говорить о качественной подготовке, когда на многих кортах нет хорошего покрытия. В регионах дети играют в обыкновенных спортзалах, на досках. Все нюансы по созданию тренировочной базы, приведению ее к международным стандартам требуют денег, которых белорусскому теннису очевидно не хватает. Надо привлекать инвестиции, спонсоров и партнеров — звать на помощь всех небезразличных. Чем больше будет средств, тем сильнее получится отдача.

— По статистике в Беларуси сто крытых и триста открытых кортов. Это мало?
— Смотрю на эту статистику по-другому — вывожу за скобки открытые площадки. Получается, в стране только сто кортов. Все! Наши природные условия не позволяют использовать в полной мере открытые корты. Это любители могут летом выйти на воздух и поиграть, а профессионалам нужна постоянная практика. В Беларуси семь-восемь месяцев в году тренировки проходят в помещении. Вы представляете профессионального игрока, который тренируется только четыре месяца? Поэтому соотношение должно быть другим: в нашем климате на один открытый корт должны приходиться два закрытых. У нас же наоборот.

— В Беларуси есть национальная теннисная академия. Она справляется с возложенными на нее задачами?
— Стремимся организовать работу академии по образцу западных школ. К большому сожалению, повторюсь, теннисная инфраструктура в стране не достаточно развита, поэтому мы вынуждены создавать в академии сборные по возрастам: национальную, ее резерв, команду 18- и 16-летних игроков у девочек и мальчиков. У каждой группы есть главный тренер и его помощник. Вместе с ними пытаемся вести подготовку по международным стандартам. Результат появился. Конкурентная среда меняет у человека отношение к делу. Думаю, пришло время в академии больше внимания уделять индивидуальной подготовке игрока, составлению программы. Мы должны видеть каждый шаг спортсмена в течение дня, недели, месяца. Чтобы ни одна минута не была потрачена впустую. Тогда будет эффект.

— Детский тренер в белорусском спорте чаще всего энтузиаст с маленькой зарплатой. В теннисе тоже?
— Увы, средств на их поддержку нет. Мы поощряем только тренеров сборных по возрастам. Поэтому в теннисе работают такие же энтузиасты, как и в других видах спорта.

— Теннис вообще дорогостоящий вид спорта. Прежде всего для родителей…
— А вот это заблуждение. СМИ навязывают игрокам, родителям и тренерам стереотип, будто теннис затратный вид. Но он не более дорогой, чем хоккей, футбол или штанга. Он даже дешевле! Вы посмотрите, сколько стоит экипировка хоккеиста, аренда льда. В разы дороже. Но все разговоры о теннисе начинаются с того, что он самый элитный и поэтому дорогой. Это не так.
Во всех видах спорта атлетам необходимо выезжать на соревнования, без этого невозможно. И тот же теннисист, если не играет семнадцать международных турниров в год, никогда не вырастет в профессионала. Стараемся находить на это средства. Если не можем обеспечить в полном объеме выезды — зачем вообще тратить государственные деньги?

— Сегодня у родителей иногда прямо на пороге теннисной школы спрашивают, готовы ли они со временем платить двадцать тысяч долларов в год. Если нет, то, мол, занятия для ребенка бессмысленны…
— Каждый случай индивидуальный. Часто родители видят в своих детях гениев и верят, что они будут новыми Викой Азаренко или Максом Мирным. Мы же смотрим, есть у ребенка потенциал или нет. Сегодня можно определить генетическую предрасположенность к профессиональным занятиям спортом. Поэтому тратить государственные деньги, чтобы потешить самолюбие родителей, неправильно. Но для талантливых детей мы всегда находим средства, и не важно, насколько состоятельны его мама и папа. Ведь одаренные ребята локомотивом тянут за собой остальных, повышая общий уровень тенниса. В них выгодно вкладывать. К талантливому ребенку всегда будет привлечено внимание спонсоров, федерации. Эти дети никогда не останутся незамеченными.
При этом должен сказать, что талант — еще далеко не все, что необходимо юному спортсмену. В любом виде это только десять процентов успеха. Остальное — трудолюбие, целеустремленность, желание чего-то достичь. На это мы тоже обращаем внимание. Если ребенок горит спортом — рядом появляются хорошие тренеры, спонсоры. Знаю некоторых наших сверходаренных игроков, которых никто не может заставить работать. Они тренируются спустя рукава, и талант растворяется, хотя потенциал неимоверный.

— Вы говорили, что перед теннисом стоит задача войти в топ-5 самых популярных видов спорта в Беларуси. Что это за пятерка — футбол, хоккей?..
— Мое видение этой пятерки отличается от общепринятого. Но вообще убежден, что нам не надо тратить большие деньги на развитие множества видов. Следует вкладывать в то, что даст стране международный престиж, рекламу и пиар. Это и надо культивировать.
Теннис — один из самых популярных в мире видов спорта. В Европе он второй после футбола. Нигде не стоит ниже третьего места. У нас же к нему прохладное отношение. В силу менталитета или других причин — не знаю. Во всяком случае, мы хотим его продвигать. Теннис заслуживает внимания. На последней Олимпиаде мы завоевали половину всего золота белорусской команды. А сколько эмоций дарят теннисисты! Еженедельно в разных странах мира проходит до тридцати соревнований различного уровня, и когда игрок побеждает, то на разных континентах поднимается национальный флаг государства. А это дорогого стоит!

— В мировом теннисе очень жесткая конкуренция.
— Я отслеживал статистику, анализировал, в каком возрасте игроки пробиваются в первую сотню мирового рейтинга. Сделал вывод, что теннис “повзрослел”. Сегодня юниору сложнее набрать первые очки. На вершине держатся возрастные игроки, хотя раньше тенденция была обратной. Наша Арина Соболенко, например, самая молодая теннисистка в топ-200 — ей 18 лет. Поэтому сейчас тяжелее пробиться в элиту.

— Мировой спорт до сих пор в шоке от истории с допингом Шараповой. За белорусских теннисистов вы спокойны?
— Мы достаточно серьезно относимся к этому вопросу, поэтому тревоги нет. У нас с фармакологией все строго. А в случае с Машей скорее сыграло роль русское “авось”. Все знали, что препарат признали запрещенным и внесли в черный список. Безусловно, мельдоний искусственно причислили к допингу — это лоббирование фармацевтических компаний, чистая политика. Препарат больше профилактический, он стабилизирует работу сердца. Нонсенс, что его отнесли к классу стимуляторов. Вместе с тем раз принято решение, надо играть по правилам. И это ошибка тренерского штаба Шараповой, который допустил такую ситуацию. Хотя команда у нее интернациональная, много иностранцев. Но, видимо, как только они сталкиваются с русскими, начинают вести себя как русские.

— У вас есть ответ, почему во многих видах спорта белорусские женщины затыкают за пояс белорусских мужчин?
— Все обусловлено генетикой. У меня на этот счет своя теория. Считаю, мужское население менее трудоспособно и настроено на результат. Мы, мужчины, к сожалению, какие-то пассивные — не стремимся себя проявить, не боремся за результат, все больше полагаемся на случай. У женщин все по-другому. Сравниваю игроков: девочке сказали работать — она сразу же ушла выполнять задачу, а мальчик сначала поговорит, обсудит задание, поторгуется.
Это в том числе и лень. Качества, которыми обладает белорусская женщина, позволяют ей добиться успеха во всем. Всегда считал: будь у нас больше женщин в управлении, эффект появился бы незамедлительно. Но наши мужчины пытаются все время оттеснить женщину, не допустить ее к управлению. Мы говорим о гендерном равенстве, но… пока только говорим.
И еще. Важная составляющая успеха — конкурентная среда. За последние годы у нас ни один игрок не входил в топ-200. У девочек с этим лучше, поэтому мы и предлагаем им в качестве спарринг-партнеров парней. Чтобы профессионалами выросли мужчины, нужны более высококлассные спарринги, а их нет. Поэтому создали условия, чтобы они конкурировали друг с другом, повышая свой рейтинг. У нас есть перспективные ребята: Герасимов, Ивашко, Дубаренко, подрастают Тыбор, Дубинский, Леоненко, Згировский. Эта плотная конкурентная среда, уверен, вынесет на поверхность хорошего игрока. В ближайшие годы белорусский теннис может повторить ситуацию конца ХХ века, когда у нас были два высококлассных спортсмена, которые выступали на высочайшем уровне, показывали блестящие результаты.

— Белорусская федерация ходатайствует о поездке на Олимпиаду Максима Мирного. Ответ уже пришел?
— Мы ждем решения. Недостаточно просто приехать в Лондон в офис ИТФ и похлопотать за спортсмена. Надо получить положительный ответ. Резолюцию выносит специальная комиссия. Мы надеемся.

— Чем больше всего впечатляет Мирный?
— Многолетней стабильностью. Преданностью теннису, подходом к тренировкам. А еще — травмоустойчивостью, трудолюбием, отношением к Беларуси, нашему теннису и команде… У Макса широкий набор качеств, но объединяет их именно стабильность. Он профессионал до кончиков пальцев.
Мирный невероятно работоспособен. Это пример для подражания не только теннисистам, но и всем спортсменам. Вот так надо относиться к любимому делу. Вот так нужно его любить. И понимать, что без колоссального труда ничего не добьешься. Посмотрите, Максиму почти 39 лет — он в шикарной форме, дает фору молодым. Феномен.

— Возраст у него уже пиковый для спортсмена. Зондируете его настроения на предмет дальнейшего будущего?
— Обычно свои планы никто не раскрывает. Конечно, мы хотели бы видеть Максима в Беларуси как успешного человека не только в спорте, но и в бизнесе. У него свой теннисный центр, он его развивает и хочет дальше только улучшать. Он деятельный человек. Чем бы ни занимался, уверен, Макс будет делать это с полной самоотдачей. И достигнет результата. Мирный понимает, как и куда надо двигаться, чтобы добиться успеха. Он будет полезен нашему обществу, с какой бы сферой ни связал жизнь после окончания карьеры.

— У Виктории Азаренко травмировано колено. Пристально следите за ее восстановлением?
— Не только я, вся страна знает, что происходит с Викой. Сегодня у нее суперпрофессиональная команда и есть все, чтобы быть самодостаточной. Но мы по возможности оказываем ей помощь. Сейчас Вика в Минске. Иногда обращается с просьбами — выполняем.

— От Виктории многого ждут на Олимпиаде. Успеет подойти к Рио в полной боевой?
— К “Уимблдону” и Олимпиаде Вика готовится в Беларуси. Она очень мотивирована, она человек слова. Всегда четко знает, чего хочет достичь и как это сделать. Но надо понимать, что теннис — самый травмоопасный вид спорта. Поэтому сложно загадывать, в любой момент может произойти все что угодно.

— Вы говорили о качествах Мирного. Вика по характеру другая?
— Люди думают, что все должны быть похожими. Но не бывает даже двух одинаковых листочков на дереве! Так и у каждого человека есть свое лицо. Вика очень сильная личность. Она обладает поистине бойцовскими качествами, спортивной хваткой, которые позволили ей стать великой теннисисткой. Без них не была бы она Азаренко, не прославилась бы на весь мир.

— Вам легко с ней общаться?
— Мне со всеми легко. Почему-то о Вике часто говорят как о замкнутом человеке. Но на корте она одна, в жизни — другая. Когда Азаренко выходит на матч, она очень сконцентрирована, ничего не видит, кроме мяча, соперницы и сетки. Старается быть совершенной. И когда что-то не получается, возникают эмоции. Это нормально, если ты заряжен на результат. А в жизни Виктория очень корректная, доброжелательная и открытая. Душа любой компании. С Викой легко и маленьким деткам, и членам национальной команды. Это абсолютно другой человек: ровный, спокойный и уверенный. О ней просто сложилось неверное представление.

— Наташа Зверева давно живет в Германии. Ее опыт и знания реально направить на помощь белорусскому теннису?
— Вы знаете, мы бы очень хотели. Это легенда мирового тенниса. Одна из лучших спортсменок в белорусской истории. Даже ее присутствие в стране могло бы сыграть важную роль. Но Наташа проживает в Германии, это ее личный выбор. Иногда приезжает на родину, и это всегда приятно. Зверева открытый, коммуникабельный человек. Заходит в федерацию, общаемся. И развитие тенниса в Беларуси ей не безразлично. Наташа наблюдает за процессами, что-то подсказывает. Получается, хоть дистанционно, но участвует.
Вообще мне хотелось бы, чтобы все наши звезды были рядом. Чтобы передавали опыт, помогали растить молодых, вдохновляли сборную. У больших спортсменов потрясающая, невероятная энергетика. Вижу это, когда легенды встречаются с юными теннисистами. У детей глаза горят, для них это событие, воспоминания на всю жизнь. И, естественно, очень мощная мотивация.

— За матчами Говорцовой в этом году тяжело следить?
— Я спокойно наблюдаю. Оля Говорцова — одна из самых талантливых теннисисток не только в Беларуси, но и в мире. Будь у нее те же качества, что у Вики Азаренко или Максима Мирного, играла бы в топ-5. Я открыто это говорю.

— Каких качеств не хватает Говорцовой?
— Трудолюбия. Она может обижаться, но это так. Было бы другое отношение к теннису, мы восхищались бы ее игрой. Когда Оля в хорошей форме, она демонстрирует комбинационный теннис. Отлично двигается, хорошо видит площадку.

— Характер Саснович удивляет?
— Саша — изумительный, порядочный человек. Играя за страну, выкладывается настолько… Вот интересно: если сравнить ее выступления за Беларусь и за себя — это словно две разные теннисистки. Сашу будто кто-то меняет, когда она надевает форму сборной. Все готова отдать! По потенциалу Саснович — теннисистка мирового топ-50. К сожалению, пока она только в сотне и продвигаться вперед не получается. Это наша общая проблема.

— Где ее корни?
— Наверное, в наших условиях. В Беларуси мы больше играем на харде. А значительная часть сезона — это грунтовые турниры. И здесь многое теряем. Потому что у нас просто негде подготовиться к игре на грунте. А разница существенная — другой отскок, другое движение. Во второй половине возвращаемся на хард — и здесь Саша начинает все наверстывать, набирать очки, выигрывать соревнования. Каждый год такая проблема. И сейчас, думаю, осенью Саснович снова прибавит.

— Успехи женской сборной в Кубке федерации — самая большая ваша радость последнего времени?
— Радуюсь всем победам, большим и маленьким. Радовался за Вику, когда она сделала “Солнечный дубль”. За Веру Лапко, победившую в Австралии. За Кубок федерации, само собой, тоже. За Егора Герасимова, который выиграл турнир в Братиславе. Любая победа белорусского спортсмена для меня огромная радость.

— Время от времени Азаренко и Барабанщикова пикируются в прессе. Как вы к этому относитесь?
— Мне это не интересно. Понимаете, если дискутируют спортсмены сопоставимого уровня — это одно. А здесь… Больше похоже на одну басню Крылова.

— То есть для Барабанщиковой сегодня в белорусском теннисе роли не видите?
— Ну, вот привлек же ее российский теннис… (Смеется.) Белорусский потерял, а российский не растерялся.

— Владимир Волчков чем больше всего удивляет?
— Как тренер? Отношением к делу. Профессионализмом. У него есть одно заветное желание. Воспитать игрока, который превзошел бы результаты Волчкова-теннисиста. Я неоднократно разговаривал с Володей на эту тему. Он реально хочет этого добиться. Чтобы можно было сказать: ученик превзошел достижения тренера.

— В команде о Волчкове высокое мнение…
— И правильно. Это топовый тренер. А теннисист был какой! В Беларуси за всю историю тенниса было всего два игрока, которые входили в топ-50 — Мирный и Волчков. И если говорить о моих желаниях, то больше всего хочу, чтобы при моей жизни мы получили еще хоть одного такого спортсмена, а лучше несколько. Если это случится, буду счастлив!

— Человек вы занятой. Часто приходится сожалеть, что на теннис остается мало времени?
— Каждый день. Мне не хватает времени и на теннис, и на основную работу. Сложно совмещать, честно вам скажу. Получается так, что постоянно занят, даже в выходные. Работаю по 14-16 часов в сутки. На жизнь времени не остается! Иногда спрашиваю себя: ради чего живем, если некогда пользоваться теми благами, которые есть? Больше того, для меня даже элементарное общение с друзьями — роскошь. Опять-таки из-за цейтнота. Это плохо, конечно.

— Поиграть в теннис находите возможность?
— А как же. Дважды в неделю. Мне это необходимо по двум причинам. Во-первых, нравится сам процесс — от игры получаю удовольствие. Во-вторых, теннис для меня — как помощь психотерапевта или психолога. Все негативные эмоции оставляю на корте. Заканчиваю играть — душа спокойная, голова свободная, сплошь позитивные эмоции. Мне хорошо.

— Давно играете?
— Двадцать лет. Выбрал теннис по очень простой причине — чтобы поддерживать себя в хорошей форме. Со временем стал замечать, что во время игры, а это полтора-два часа, не думаю ни о чем, кроме тенниса. Другая физкультура такого эффекта не дает. Бегаешь ты по дорожке, крутишь педали или наматываешь круги в парке — голова все равно не отключается от работы. А с помощью тенниса удается полностью абстрагироваться. Это здорово.

— Значит, вариант возглавить федерацию приняли с радостью? Или это было предложение, от которого невозможно отказаться?
— Отвечу так: я с радостью принял предложение, от которого невозможно было отказаться.

— Против того же Волчкова сложно на корте?
— Против Володи не выхожу. В основном играю с такими же “чайниками”, как сам. Ну, еще с тренерами иногда. С Володей Перко, Игорем Светлаковым, Женей Лавреновым. Они помогают. Показывают, как улучшить технику. Но я и не стремлюсь к совершенству. Просто получаю удовольствие.

— Вы выросли в деревне Большое Бабино Оршанского района. Почему в детстве не прикипели, например, к футболу?
— Надо понимать, что такое Большое Бабино тех времен. Никаких видов спорта. Я, может, стал бы известным спортсменом, будь там какая-нибудь секция. Пробовал штангой заниматься, даже кое-чего достиг. Но для этого приходилось ходить за семь километров. Школьный автобус привязан к расписанию уроков. Звонок прозвенел — все уехали. А у тебя тренировка заканчивается в семь вечера. Отзанимался — и потопал. Зима, метель, темнота. Очень сложно. А дома же еще хозяйство. Нужно корове воды принести, что-то еще успеть. Весной картошка, грядки. Затем сенокос, уборочная. Ребенок в деревне с малых лет помогает родителям. У него фактически нет детства. Какой здесь спорт… В институт поступил, увлекся дзюдо. Тоже хорошо получалось. Но потом началась административная работа, и со спортом закончил.

— Вы окончили медицинский, работали хирургом. Все свои операции помните?
— Все невозможно помнить. Их было очень много. Пять лет оперировал. Даже был заведующим отделением экстренной хирургии. Это, кстати, самая высокооплачиваемая профессия в мире и самая сложная и ответственная с моральной и физической точки зрения — совершенно точно могу вам сказать. Я всегда говорил, что перед любым хирургом могу стать на колени.

— Говорят, у хирургов сплошные инфаркты…
— Не помню статистику, но, если память не изменяет, средняя продолжительность жизни — 54-56 лет. Когда учился в институте, ребята вокруг были — все бойцы. В стройотряды ездили, деньги зарабатывали. Лучшие потом ушли в хирургию. Самые крепкие, самые здоровые и умные. Но профессия наложила отпечаток. Сейчас, к сожалению, многих уже нет в живых.

— У вас на операционном столе люди умирали?
— Я счастливый человек в этом плане. Только один трагический случай. Помню его отчетливо. Больной отказывался от хирургического вмешательства. А без согласия пациента, если он в сознании, оперировать нельзя. Панкреонекроз, тяжелейшее состояние. Убеждали его, объясняли — он ни в какую. И родственники категорически были против. Когда потерял сознание, провели экстренный консилиум и решили делать операцию. Но было поздно. Вскрыли брюшную полость, там без шансов. Высокая интоксикация, человек просто не выдержал наркоза. Если бы раньше начали, пациент остался бы жив. Тяжело терять людей. Но иногда врачи бессильны. Особенно когда больной не понимает тяжести своего состояния и вместо того, чтобы помочь, только мешает.

— Из медицины ушли, потому что здоровье дороже?
— Мне часто задают этот вопрос. Обычно отвечаю шуткой: медицину люблю очень, но деньги почему-то больше. А если серьезно… У меня был учитель — профессор Александр Владимирович Шотт. Необычайного ума человек, трудолюбивый, невероятно преданный своему делу. Он хотел вырастить из меня великого ученого. Всячески помогал, делал все, чтобы я пошел по его стопам. А потом… посоветовал мне уйти.

— Интересно.
— Коллеги не верили. Говорили, не может быть, чтобы Шотт так поступил! Я изредка приезжаю в клинику, в которой работал. И как-то сидели вместе с врачами. Был там и мой учитель. Говорю ему: Александр Владимирович, никто не верит, что вы благословили меня в другую жизнь… И он ответил так: “Я видел, что тебе мало места в медицине. Слишком тесно, чтобы реализовать потенциал. Здесь все-таки рутина, операции, операции… Тебе нужно больше свободы”. Вот так все и получилось.

— Вы ведь и трактористом успели поработать?
— Да, с первого раза в медицинский не поступил. Остался на год в колхозе. Нужно было работать — работал трактористом. У меня много профессий было. На стройке работал, заливал фундамент. Еще школьником два лета подряд трудился в мелиорации. Зарабатывал неплохие деньги.

— Первые свои деньги помните?
— Как сейчас: 24 рубля. Заработал в шесть лет. В восьмом классе за месяц вышло 800 рублей. Расскажу. В то время в деревне заготавливали кору лозы. Такой был сезонный заработок. Снимаешь ее со ствола, сушишь и отдаешь как сырье для кожевенной промышленности. В шесть лет я сдал на 24 рубля. А в восьмом классе уже был бригадиром, руководил взрослыми. Вот так держал мужиков.

— Вы сказали, что у вас не было детства. Это же плохо?
— Почему плохо?! Проживать ребенком взрослую жизнь — это интересно. Мы, деревенские, очень рано взрослели. Уже в школе могли сами принимать решения, строить свое будущее. В институте я сравнивал сельских с городскими. Знаете, большая разница! Городские — они как дети. Даже те, которые после армии, не такие самостоятельные, как деревенские.

— В теннис личные средства вкладываете? Если не секрет, конечно…
— Секрет. Но вкладываю.

— Среди зарубежных теннисистов можете выделить кого-то? Кто вам больше импонирует?
— Восхищаюсь Роджером Федерером. Его игрой, поведением на корте и вне его. У него эмоции такие настоящие. Были моменты, он плакал, как ребенок. После поражений и даже побед. И при всем при этом — образец профессионализма, трудолюбия и преданности теннису. Этим он напоминает мне Макса Мирного.

Нашли ошибку? Выделите нужную часть текста и нажмите сочетание клавиш CTRL+Enter
Поделиться:

Комментарии

0
Неавторизованные пользователи не могут оставлять комментарии.
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь
Сортировать по:
!?