Euro-2016. С места события. Жизнь из-под палки

Лувр ужасен. И в обычный день здесь суматошнее, чем на лионском вокзале. А когда сюда съехались еще и все на свете китайцы в майках Гризманна, все на свете индонезийцы в майках Криштиану Роналду, все на свете гости столицы, завернутые во французские флаги, становится не по себе.
Толпа у итальянского зала на грани истерики. “Почему? Почему нас не пускают к “Джоконде”?! Объясните немедленно!” — слышно на всех языках, включая, конечно, русский. Ребята, закрывающие двери дальше, говорят только на французском — видимо, объясняют. Но понять толпе тяжеловато. Из непроверенных источников, по толпе распространяется слух, что закроют только на полчаса.
На толпу с грустью смотрят барышни Боттичелли. Эти люди не про них — возможно, и хорошо. Их никто не донимает.
У “Джоконды” по сравнению с ними — судьба, полная ужасов. К ней мимо всех “Мадонн в скалах” и “Дам с горностаем”, мимо всех Рафаэлей и Тицианов рвутся на первой космической скорости, пыхтят, выставляя локотки. Это можно даже принять за огромную любовь к искусству. Если не знать, что в конце этой бешеной гонки будет специально огороженный у картины загончик, в котором толкотня будет уже решающей — за поул-позишн у главной картины человечества.
Наверное, это одна из немногих гонок на планете, в которой победитель немедленно поворачивается к тому, к чему он так стремился, спиной, достает телефон, прицеливается — и вдруг в общем и целом теряет интерес к ней на всю оставшуюся жизнь. Он словно выполнил миссию, ради которой появился на свет. Он снялся с великим так, что великое выступило к нему фоном.
Поистине трагикомичный по своей сути сюжет: ты пришел к легенде, но как объяснить потомкам, почему ты стоишь к ней спиной? Почему из всех моментов в твоих взаимоотношениях с ней ты выбрал именно самый сомнительный, чтобы запечатлеть для внуков?
С тех пор как слово “селфи” в 2013 году официально стало словом года по версии оксфордского словаря, “Мона Лиза” и ей подобные окончательно превратились в фон. Теперь к картине приезжают не для того, чтобы смотреть на нее. Теперь “Джоконда” приговорена смотреть в затылки тех, кто только для того и подъехал.
О ней никто и никогда не напишет ничего, вроде “Улыбки”. Она перестала быть картиной и превратилась в чекин-поинт.
“А теперь давай еще так — наклон головы в другую сторону. Нет, что-то не то. Дай я поправлю тебе волосы. А может, так? А может, сяк? А теперь ты меня. А дальше что?”
А дальше — все. Вопрос с “Джокондой” закрыт раз и навсегда. К нему можно уже не возвращаться. Зачем смотреть на то, что уже выложил в “инстаграм”? Миссия подошла к концу, и нетрудно придумать другую. Ведь можно еще сфоткаться, как будто ты держишь Пизанскую башню. Или как будто ты держишь на ладони Биг-Бен. Или как будто ты выше пирамиды Хеопса.
Ведь это же удивительно свежо — селфи с “Джокондой”! Это оригинальность невероятно высокого толка. Лувр ведет немало статистики, но интересно было бы взглянуть на количество людей, зашедших и вышедших из музея без селфи с “Моной Лизой”. Они окажутся в подавляющем меньшинстве или просто в меньшинстве?
Я думаю, ценность изобразительного искусства в XXI веке будет неуклонно расти. Ведь с условной “Джокондой” можно сфотографироваться. А как ты сфотографируешься с рассказом Бредбери?
Из-за этого можно нервничать, пока не признаешь: болваны с селфи-палками победили. Всякий биологический вид стремится к захвату как можно большей территории и увеличению поголовья. Последние пять лет “хомо селфикус” развивается феноменальными темпами, — гораздо быстрее, чем его предшественник хомо сапиенс. Что ж, значит, он просто лучше приспособлен к окружающей действительности. Решающим моментом стал тот, когда он взял в руки палку — для селфи.
Он идет к “Моне Лизе”, как на нерест, он поворачивается к ней спиной, он вершит там свое таинство. И ничто его не остановит.
Двери итальянского зала распахиваются, и тетенька в картонной короне из “Бургер-Кинга”, чуть ли не бежит по стрелочкам, указывающим на самый важный в этом городе зал. Тетенька в экстазе от скорого завершения миссии — селфи под названием “самая загадочная улыбка на свете на фоне известной итальянской картины”.
Тетенька, уже испробовавшая все позы с Никой Самофракийской, после чего трудно решить, у кого из них двоих все-таки отсутствует голова. Но это был всего лишь один ломтик картофеля-фри в сегодняшнем культурном рационе. Сейчас она добежит — и это будет сродни сочнейшему, аппетитнейшему, долгожданнейшему двойному бургеру.
“Джоконда” стоически переносит этот пир духа. Она смотрит поверх затылков на огромное полотно Веронезе, которое держит мировой антирекорд по соотношению площади и количеству заинтересованных взглядов на него.
Взгляд этот только один. Взгляд “Джоконды”.