Геннадий Хасин. Выйдет Стрельцов с сигареткой: “Надо этой шушере сегодня пару штук забить...”

О нем слагались легенды. О бронебойном ударе, которого боялся сам Яшин — когда у Льва Ивановича спрашивали, кто для него самый неудобный нападающий, он моментально вспоминал простого белорусского парня Гену Хасина. О сверхзвуковой скорости, с которой левый крайний минского “Динамо” носился по своей бровке. О знаменитом взгляде — не раз над стадионами Союза разносилось “Держи косого!”: Хас смотрел в одну сторону, а бил в другую.
В августе Геннадию Борисовичу исполнится 81. Он давно на пенсии, здоровье шалит, однако Хасин старается держаться бодро. Об этом можно судить хотя бы по тому, что мои периодические звонки заставали ветерана то в больнице, то за работой на даче, то при посадке в самолет, то за рулем любимого “черного бумера”. На встречу в одно из столичных кафе Хасин, несмотря на почтенный возраст, также приезжает на родной “бэхе”. Более шести десятков лет за “баранкой” — Геннадий Борисович по-прежнему не представляет себя без авто: вратарь “Динамо” середины 1950-х Виль Искорка рассказывал, что на пассажирском сиденье Хаса ездить было страшно.
“Ну, наконец-то встретились, — Хасин улыбается. — У нас есть пару часов, потом опять надо ехать на дачу”.

— Вашему ритму жизни можно только позавидовать.
— А что поделаешь? Вчера у меня под Дзержинском такой ураганище промчался, все разворотило. Надо посмотреть. Там шесть соток всего, ничего особенного. Дачей в основном занимается жена, она у меня молодая — 57 лет. И люди помогают. Раньше председателем колхоза был мой друг Семен Шапиро, нынешний глава Миноблисполкома, а когда уходил на повышение, дал указание своему сменщику за мной приглядывать да помогать. Хотя я туда уже только отдыхать езжу.
Живу нормально, есть дочка, два внука, получаю неплохую пенсию. Все у меня хорошо. Хотя какое уже, Сережа, в 80 лет? Вот собираемся в начале и в конце каждого сезона с ветеранами футбола. Румас и федерация хорошие встречи организуют. Только из моего поколения уже почти никого не осталось. Из коренных белорусов так и вовсе, наверное, только трое — я, Леня Ероховец и Ваня Савостиков.

— А как же остальные: Малофеев, Мустыгин, Арзамасцев?
— Ну, они ведь не наши, хотя и прожили здесь всю жизнь. Не такого они склада, как мы. Всех уважаю, с некоторыми пересекаемся на встречах. Не подумай, у нас со всеми нормальные отношения были, здоровая конкуренция. Никто ни на кого не обижался. Играешь ты лучше — на здоровье, нет — сиди в дубле. Тот же Арзамасцев заиграл фактически из-за меня. Взяли его из Смоленска, поставили против меня правым защитником, он удачно сыграл — так и началась его карьера в Минске.

— А ваша?
— Родился я в Борисове, но в 41-м, когда началась война, пришлось уехать в Среднюю Азию. У матери были родственники в Самарканде. Вернулись в 44-м, пошел в школу. А все свободное время проводил с мячом. Было мне лет восемь-девять, а собирал команды из старших ребят, какие-то матчи постоянно организовывал. Сначала босиком бегал, потом нашел ботинки, немецкие, на несколько размеров больше. Намотаешь портянки, наденешь их, мяч накачаешь, зашнуруешь — и вперед. Сейчас, где мост через Березину по дороге на Москву, торговые центры выстроили, а раньше одни поля были, простор. И на них целыми днями носились. А зимой там же в хоккей играли. И около школы тоже. Я все стекла там побил, меня даже исключать хотели. Потом в Борисове появилась спортивная школа, меня в нее не взяли — мал был. Когда мне было 14, организовалась в Борисове команда генерала Батова, участвовала в первенстве республики. Искорка у них вратарем был. А я мячи подавал. Стою за воротами, вожусь с ними, бью куда-то. Подходит как-то тренер: хочешь играть за взрослую команду? А мне 14, нельзя. Ничего, говорит, подставным будешь. Документы подделали, а кто там разберет — 15 тебе или 17. Так и играл под чужой фамилией. А потом поступил в технологический техникум в Минск, и стал выступать за “Пищевик”, из которого позвали в сборную республики.

— Затем был СКА?
— Да, армейская команда выступала во второй группе чемпионата Союза. Пригласили на сбор в Сочи, в 16 лет. В феврале было дело. Там большой аэродром, полей десять, на которых одновременно множество команд тренировалось: и минское “Динамо”, и московское, и киевское, и “Спартак”. Подходит главный тренер наших динамовцев Бозененков: “Хочешь играть у нас?”. “Конечно, хочу”, — отвечаю. Команды договорились, и в итоге попал я в минское “Динамо”. Отчетливо помню, как впервые форму дали. И зарплату — 88 рублей, для пацана бешеные деньги. Плюс целый год талоны на питание получал.

— Фирменный пушечный удар — это с детства?
— Да, бил сильно с двух ног. Только в детстве у меня еще и техники было побольше. Потом поубавилось. А “пушку” свою почти не тренировал, у меня от природы очень здоровые ноги, крепкие колени, поэтому разгибания были очень резкими. Удар, правда, всегда был не очень поставленный, но если уж попаду — беда.

— Много ведь случаев, с этим связанных, было?
— Ой, много. Все и не упомнишь. В деревянную штангу если попадал — сломать мог. Был у нас администратор Цигель в “Пищевике”, на тренировках любил за воротами стоять. А мы удары отрабатываем. Говорю ему: “Яша, отойди, а то попаду”. Сам ведь боялся. В итоге раз попал — прямо в лоб. Ноги выше головы, лежит без сознания. Но все обошлось. Мячи же тогда тяжелые были, не то что нынешние. Вратарю “Спартака” Газинскому сломал два ребра. В Вильнюсе с “Жальгирисом” играли, штрафной бил, кому-то в стенке тоже прилетело — трещина в ребре. Халка знаешь, который из “Зенита” в Китай уехал? Вот приблизительно так я бил, может, даже сильнее.

— Сетку рвали?
— Если только она прохо зацеплена была, тогда слетала. А так порвать сложно. Наоборот, бывало, от сетки мяч так отскакивал обратно в поле, что судья не успевал заметить, что был гол. Это в игре с киевским “Динамо” произошло, в гостях. Мы уступили 1:2, по делу — они намного сильнее. Но один я все же забил, отлично помню. Полузащитник киевлян Воинов орет: “Держите Хаса! Не пускайте на левый край!” Но я пролез, вратарю Макарову между рук как засажу в дальний угол! Мяч тут же обратно в поле отлетел, судья продолжил игру. Только после подсказки помощника главный арбитр гол засчитал.

— Правда, что вас заставляли какую-то ограничительную повязку на ногу надевать?
— Ой, ерунда это. О венграх Пушкаше и Кочише похожие байки ходили. Мол, надевали красную повязку на ногу, которой бить нельзя, потому что придется отвечать, если с человеком что-то случится. Но это же чушь полная! Мячом нельзя убить. Попадешь в голову — максимум сотрясение, ну, или если в пах — очень больно. Не только я бил — мне тоже много раз прилетало.

— При упоминании вашей фамилии всегда говорят, что вас боялся сам Яшин. Правда так и было?
— Ну, Лева все время надо мной подтрунивал: “Опять в Минске этот Хас, не знаешь, что он будет делать”. И лично мне постоянно говорил: “Ах ты косой! Смотришь в одну сторону, а бьешь в другую”. Но все по-доброму. Лев Иванович очень приятным человеком был, порядочным. У нас всегда были хорошие отношения, даже после завершения карьеры часто встречались и перезванивались. В том числе когда он уже болел…

— Особенно вспоминают ваш первый гол.
— Такое не забывается. Сезон-1954 я провел в дубле тогда уже минского “Спартака”. Как и начало следующего. Но забивал практически в каждом матче. Ждал долго, и наконец Михаил Георгиевич Бозененков поставил в основной состав, как раз на матч с московским “Динамо”. На правом краю у нас играл тогда Мозер, он прошел по флангу, прострелил, я с испугу ногу кое- как подставил — и забил Яшину. Задрал, конечно, тогда нос — мальчишка ведь, 18 лет. Но мы в том году все равно вылетели в группу “В”.
А почему вспоминают про Яшина? Потому что, наверное, кроме меня, из белорусов ему никто и не забивал. Но и встречались с московским “Динамо” нечасто, потому что курсировали туда-сюда между дивизионами.
Вторая памятная встреча с Яшиным на поле была спустя несколько лет. Мы тренировались тогда на даче у министра МВД Бельченко. Перед каждой игрой нас завозили туда на трехдневный карантин. И всякий раз приезжало руководство города, в том числе секретарь ЦК Петр Миронович Машеров, председатель Совнархоза Александр Михайлович Тарасов, министр спорта БССР Виктор Егорович Ливенцев. Болельщики они были ярые! Машеров лично подходил ко всем, интересовался жизнью, чего кому не хватает. Я несколько лет к тому времени жил в общежитии, своей квартиры не было. И как раз заинтересовались мной в других клубах — звали московские “Динамо” и “Спартак”, Киев звал. Говорю Машерову: мол, вот я отказываюсь от предложений, потому что хочу играть в Беларуси, но уже начинаю раздумывать, потому что жилья своего нет. Петр Миронович отвечает: “Выиграете у московского “Динамо” — получишь квартиру". Отвечаю: “Победить Москву все равно что эту дачу перепрыгнуть”. — “Ну ладно, просто сыграйте хорошо”.
И вот матч, 25-я минута. Московские ворота — слева, там, где табло на стадионе “Динамо”. Я около центральной трибуны, где сидит все правительство, мяч попадает прямо на ногу — метров с 35 как ахнул Яшину. Залетело между рук. Что тут началось! Народу ведь тьма ходило на футбол. Чувствую: ну все, пошла масть. Второй тайм, прохожу по левому краю, собираюсь простреливать в штрафную и вижу, что Яшин намеревается заваливаться на перехват. Ну, я ему в ближний “шведкой” и подрезал — 2:0.
На следующий день мне заказан пропуск в ЦК. Машеров мне: “Ну, чего пришел?” — “Так вы же обещали”. “Готово все, — говорит. — иди в Дом правительства, лежит там твой ордер”. Дали квартиру около кинотеатра “Мир”. Потом жениться заставили…

— Это как?
— Популярная мера. Чтобы не гуляли — Бозененков же каждый день за всеми следить не будет. Особенно за теми, у кого свое жилье. Познакомился с девушкой, повстречался неделю и женился. Так вот и жил…

— Болельщики вас любили?
— Конечно. Связь команды с народом тогда была куда более тесной, чем в наше время. До переезда в свой дом жил у тетки в частном секторе за Красным костелом на улице Берсона. И в сквере около “Динамо” постоянно собиралось очень много болельщиков. Люди грамотные, в футболе отлично разбирались, знали больше, чем игроки. Подойдешь к ним обсудить игру — и пропадешь на несколько часов.
У меня в то время была “Волга”, так после удачных матчей народ подходил к машине и начинал прямо в ней меня качать. Зато если проигрывали, я к автомобилю даже не подходил, боялся. В семье не без урода. Были нормальные люди, но были и те, кто после поражений заводил шарманку: дескать, вас круглый год кормят, вы на дачах гуляете, а мы должны ходить и смотреть, как вы не можете нормально играть. Начинали между собой ругаться. Как только до этого доходило: все, говорю, ребята, я пошел.
И после завершения карьеры, когда я ушел в общепит, народ помнил. Сначала работал директором столовой — там, где сейчас магазин “Океан”. Было много связей с поставщиками, привозили мне все лучшее. Столько народу ходило: “Пойдем на Хасина посмотрим! Пойдем пивка у Хасина попьем!” Потом, конечно, стали потихоньку забывать.

— По советским меркам, вы были миллионерами, не так ли?
— По сравнению с простым народом денег у нас, безусловно, было уйма. После победных матчей нам причиталось 30 процентов от выручки за билеты. А теперь представь, что значит обыграть в гостях “Зенит”, на который в Ленинграде ходило 100 тысяч. За один матч можно было получить 3 с половиной тысячи рублей на человека. Новая “Волга” стоила 4 тысячи. Хорошо жили, да. Большие начальники никогда на футбол не скупились. Тот же министр госбезопасности Лаврентий Цанава был заядлым нашим болельщиком. Но при этом еще грузином. Перед игрой с тбилисским “Динамо” говорил: “Хорошо сыграете — получите премию”. Все понимали, что это означает: не бить по ногам и тому подобное. Специально не проигрывали, грузинская команда и так сильнее была. Уступим — 0:1, вызывает, дает каждому по тысяче. Как только перебрался в свою квартиру, с ходу на эти деньги чешский гарнитур купил.
Но разница-то в чем? За деньгами все равно никто не гонялся, как сейчас. Уехал бы куда-нибудь — может, еще больше получал бы. Однако не думал об этом.

— Помимо Яшина, вы ведь и со Стрельцовым были хорошо знакомы?
— Знаком. Хотя мы, повторюсь, мало в высшей лиге играли. Много было футболистов, но со Стрельцовым никого не сравнишь. Люди приходили просто на него посмотреть. А он приедет в Минск, выйдет с сигареткой в зубах, посмотрит так свысока, сплюнет: “Надо этой шушере пару голов сегодня забить”. Забил два, доволен. Вот это игрок! Хоть и с тяжелой судьбой. Отсидев семь лет, вышел и все равно играл на высочайшем уровне. Нет больше таких футболистов.

— Вы ведь не сразу ушли из футбола?
— Нет, немного поиграл в Гомеле, затем в Запорожье. К тому времени закончил нархоз, физкультурный институт, высшую школу тренеров. Вернулся в Минск и вместе с Яковом Рудерманом тренировали команду “Спутник” на заводе имени Ленина — ту самую, в которой начинал Виталий Старухин. Три раза становились чемпионами республики. После этого работал с командой камвольного комбината — стадион был на месте нынешней новой арены “Минска”. А затем ушел с концами в общепит. Построил бар “Свислочь” на Ульяновской, напротив концертного зала “Минск”. Затем был ресторан “Неман” около ЦУМа. После этого совместное предприятие с испанцами — “Фрайдис”, “Патио Пицца”, “Испанский куток” — и вплоть до пенсии.
Скучал ли по игре? Очень. Первое время вообще не знал что делать. Далеко не все ведь футболисты могли тогда устроиться в нормальной жизни. Тот же Искорка у меня в “Свислочи” работал администратором. Пил очень много. Так и не смог Виля найти себя после футбола.
Скажу честно: и я первое время тоже начал немного выпивать. Как раз еще развелся — поймал жену. Она с двумя детьми уже 35 лет живет в Америке. А во время карьеры я режим не нарушал. В смысле не пил, зато дымил как паровоз.
Мне Бозененков все время говорил: “Бросай, а то отчислю”. “Лучше сразу отчисляйте”, говорю. Очень сложно было завязать. Но в один прекрасный момент стало плохо со здоровьем. Пришлось бросить. Уже 28 лет не курю.
Хотя и без кутежей веселых историй хватало. К примеру, мы регулярно ездили на товарищеские матчи в Китай, в Корею, были на 38-й параллели. Один интересный случай был. Играл у нас Коля Чергинец, который сейчас член Совета республики Национального собрания и глава Белорусского союза писателей. Мало кто знает, что он был талантливым футболистом. В общем, сидим мы как-то в номере в Пекине, и приспичило погулять. А у Бозененкова ведь режим, проверяет игроков иногда. Тогда Коля звонит ему в номер и с каким-то китайским акцентом говорит: “Михал Георгиевич, к вам придет корреспондент брать интервью, оставайтесь в номере в течение ближайших двух часов”. Сходили мы в город, посмотрели, как китайцы живут. Тогда ни о каких небоскребах речи не шло, в Шанхае по Янцзы обычные деревянные лодки плавали. Интересно в общем. Вернулись, а Бозененков все журналиста ждет. Коля признался: это я вам звонил, чтобы вы нас с Хасом не поймали. Тот посмеялся только: получите вы у меня.

— Получили?
— Ну, как. Самое главное после такого — хорошо сыграть. Тогда можно и немножко погулять.

— Никогда не жалели, что не перешли в большой, по союзным меркам, клуб?
— Уже ни о чем не жалею. У меня хорошая жизнь, я всем доволен. Есть дети, внуки, я жив, все нормально. А переехал бы куда-нибудь — и не сидел бы сейчас с тобой. А может, и не было бы меня уже…

— Давно последний раз были на футболе?
— Был на БАТЭ, когда его еще тренировал Виктор Гончаренко. Отличный тренер. Только не пойму, зачем уехал в Россию. Опять, видимо, все решают деньги. Виктор — очень хороший человек, порядочный. Не зря тогда из “Урала” после случая с игрой против “Терека” ушел. И Слуцкий его уважает. А вообще на белорусский чемпионат не хожу. И не хочется. Нет у нас личностей. Последний футболист, который запомнился, — Саша Метлицкий. Тоже “колотун” был еще тот. Ну, Родионова знаю в БАТЭ, а так никого на слуху нет.

— Получается, и на “Борисов-Арене” не были?
— Ни разу. Как-то проезжал мимо, видел, но на самом стадионе не был. Безусловно, отличная арена. Никогда бы не подумал, что в моем родном городе появится арена мирового значения. Что не Минск будет центром белорусского футбола, а Борисов. Что сюда будут приезжать европейские гранды. Я ведь помню город совсем другим. Единственный стадион был на месте нынешней улицы Чкалова. Потом соорудили городскую арену — уже совсем другое дело было. Появилось место, где можно тренироваться. У нас же были только большие поля около Березины. Рад за Борисов и за БАТЭ. Анатолий Капский сделал большое дело.
А что на стадион не хожу… Признаюсь: есть небольшая обида. Даже скорее непонимание. Мне 80 лет, я белорус, столько лет отыграл за Минск. Меня задевает, что для того чтобы попасть на стадион, мне нужно пойти и купить билет. Мне стыдно, все время кажется, что люди начнут смеяться: смотрите, Хасин пошел покупать билет. Мне не жалко денег, просто из принципа. Какое-то самолюбие же должно быть. Но я не хочу жаловаться. Ты первый, кому об этом говорю. Я хорошо знаком с тем же Капским, но не пойду же просить: “Анатолий Анатольевич, дайте пропуск”. Мне просто не- удобно. Да и непорядочно будет.

— А вообще за футболом следите?
— Смотрю европейские чемпионаты: испанский, немецкий, английский. Понравился последний чемпионат Европы. Из игроков, конечно, номер один — Месси. Такая скорость у человека. Стоит-стоит, а потом как стартанет, только догоняй. Раньше восхищался манерой игры Шевченко. Классный, настырный форвард. Нравилась техника Роналдиньо. На EURO запомнилась сборная Уэльса и в особенности Гарет Бейл. Какая скоростина! А штрафные как бьет! И при этом отличная техника. Я вот тоже “стометровку” за 11,2 бежал, 30 метров — за три с небольшим. Самое главное — резко стартовать. Меня брали кандидатом в сборную Союза, но ни разу за нее не сыграл. А почему? Техники не хватало. Чтобы попасть в сборную, надо быть и быстрым, и техничным. Нужно было все уметь. Сегодня таких футболистов очень мало.

— Еще вопрос из разряда “правда или ложь”: говорят, друзья и партнеры боялись с вами за рулем ездить, потому что казалось, что вы на дорогу совсем не смотрите. Было такое?
— Это Виля Искорка рассказывал, да? Может, и было. Но водил я всегда хорошо. И сейчас, несмотря на то, что глаз поврежден. Как-никак 66 лет за рулем. Могу уже и наощупь.

— Связь с детьми в Америке удается поддерживать?
— Иногда перезваниваемся, а виделись последний раз несколько лет назад. Что сказать, тот брак оказался неудачным. Она была солисткой балета, как я уже говорил, через неделю после знакомства поженились. Ай, не хочу ворошить прошлое. Сейчас у меня замечательная порядочная жена, моя дочка, хороший зять, внуки устроились в жизни. В целом жаловаться не на что. Разве что выползают вот мелкие обиды, как с теми же билетами. И сам понимаю, что это так мелочно. Просто воспринимаю все это уже по-другому. Думаю, это из-за старости. Скажу тебе честно, Сережа, устал я уже жить…
“Садись, подвезу!” — отставляя трость, Геннадий Борисович приземляется в кресло родного авто. Как тут откажешься — прокатиться в машине самого Хасина?! Ноги, с космической скоростью вколачивавшие мячи в ворота лучших вратарей Союза, уверенно врезаются в педали. Руки, как и шесть десятков лет назад, уверенно держат руль. Немного усталый, но сосредоточенный взгляд 80-летнего человека устремился вперед. Не знаю, чего боялся Искорка, — на самом деле это ничуть не страшно.