ШТАНГА. ЛАУРЕАТЫ. Нам "лещи" не нужны

— Андрей, приходилось до Олимпиады чувствовать себя знаменитостью, давать интервью?

Андрей: — Бывало. На юниорских соревнованиях, после чемпионатов мира, Европы.

— Твой послужной список начинается именно с громких побед в младшем возрасте?

Андрей: — Да. Становился первым “на мире” и дважды — “на Европе”. Уже тогда стал рекордсменом мира, побив в рывке даже лучшее достижение среди взрослых.

Гончаров: — Его рекорд, установленный в Чехии, держится два с половиной года. И неудачный подход здесь, в Афинах, когда в третьей попытке ему не хватило полсекунды (кстати, еще вопрос, не хватило ли?), был всего лишь стремлением побить самого себя. К такому весу сейчас никто и близко не подходит. Скажу только, что весь мир видел, как Андрей вырвал 183 килограмма на олимпийском помосте, и это уже дорогого стоит. Знак того, что он может и будет добавлять и станет конкурентом для многих элитных спортсменов. Если раньше о Рыбакове говорили как о короле рывка, совершенно не умеющем толкать, то на этих соревнованиях он показал, как эти люди ошибались.

— Как складывался для тебя этот подход?

Андрей: — Когда выходил, было где-то около минуты запаса. Сам не представляю, куда время улетело. Слишком долго настраивался. Мне кричали, предупреждали, но я ничего не слышал, как будто в себя ушел. Если бы не время, был бы новый мировой рекорд…

Гончаров: — …и совсем другой расклад в борьбе за золотую медаль.

— Но по личному весу он проиграл бы Санидзе все равно, даже если бы попытка была засчитана…

Гончаров: — Если бы да кабы… Конечно, сумма получилась бы 382,5 килограмма, как и у Санидзе. Но! Неудачный подход в рывке сбил его психологически. Он начал нервничать, стал бросаться, утверждать, что какой-то вес ему чего-то не дает. Пришлось даже на Андрея рыкнуть. Убедить, что он будет поднимать столько, сколько скажу я, не больше, не меньше. Андрей молодец, он парень управляемый.

Мы поднимали 195, 200 в толчке, но если бы в рывке ему засчитали рекорд, мы совсем по другому бы себя вели. Как бы он ни хотел, этот чертик после рывка у него сидел, бродили мысли, что ушла сумма в двоеборье, которая позволила бы бороться за более высокие места.

В конце концов, бог видит… Сегодня говорить о том, что получилось плохо, а что хорошо, не стоит. Поскольку все вышло отлично! 22-летний парень, который знал об Олимпиаде только из телетрансляций и рассказов, приехал в Афины и взял серебро. Ради этого нужно жить. Деньги появятся, точнее, они уже есть, президентская стипендия. Квартира — будет. Подарки, все прочее — у его ног. Главное, чтобы медаль не превратилась в 25-тонную плиту, которая, упав на грудь, навсегда прижимает к земле. Самое страшное, когда у человека появляются спесь, гонор, когда он перестает видеть все вокруг. Начинает предъявлять претензии, тренеров менять…

— Боитесь?

— Ни в коем случае! Я им сколько раз говорил: таких как вы, призеров и чемпионов мира, у меня полно. Хотя, конечно, таких, как Андрей, вице-чемпионов Олимпиады, у меня нет. Но это неважно. Уверен, при желании наберу новую группу, и через пять лет снова будет результат. Нисколько не хвастаюсь, просто понимаю, что система не даст сбоя. Для спортсмена главное — желание. И если кто-то начнет меня посылать, я его пошлю еще быстрее, чем он успеет что-то осознать.

Знаю, что с этим человеком у меня ничего подобного не случится. И я не забрасываю ему “леща”. Просто уверен в его человеческих качествах. Да ладно, что бы ни случилось, я Андрею уже благодарен, потому что вместе с ним мы дошли до серебряной медали Олимпиады. Он позволил мне ощутить гордость, понять, что я не зря прожил тренерскую жизнь. Сегодня я уже чего-то добился.

— Андрей, часто споришь с тренерами?

Андрей: — Конфликтов не было никогда. По выбору тактики практически никогда не спорю, соглашаюсь с наставниками.

— Как тебе дался переход из юниоров, где ты был безусловным фаворитом, во взрослую штангу?

Андрей: — Очень тяжело. Здесь другие результаты, иные люди.

— На этом турнире было много именитых соперников. Даже Пирроса Димоса удалось обойти…

Андрей: — Все-таки я выступал в группе “В”. Сильного мандража, который мог бы сбить с ритма, не было. Чувствовал себя спокойно.

Гончаров: — Сейчас мы много стали работать над толчком. Раньше пытался его убедить, но наталкивался на сопротивление: не хочу, не могу, никогда не буду толкать, мне больно… Профессора предлагали ему браться за гриф и так, и вот так (показывает всякие фантастические способы хвата. — “ПБ”.)… Я ему говорю: “Андрюша, берись так, как тебе удобно. Ты должен толкать, делать миллион повторений. На втором миллионе получится. Обязательно”. И вот — результат. Хорошо он толкает? Не сказал бы. Но он еще добавит.

Андрей: — Работать над толчком и правда не хотелось. Тренеры заставили, и я привык.

Гончаров: — Привыкли мышцы, связки. Самое главное, что он психологически настроился. Я всегда говорил, что можно на обеде не есть невкусное, но на тренировках надо делать именно то, что хуже всего получается.

— Андрей, после срывов на предыдущих соревнованиях не было никакого психологического барьера?

Андрей: — Нет, нормально себя чувствовал, почти так же, как сейчас. Просто как-то не складывалось. Не хватало опыта, наверное.

— Часто приходится терпеть боль?

— К счастью, давно не было серьезных травм. Сильно терпеть не приходится.

— Ты — человек, пока совершенно не “раскрученный” на родине. Расскажи о себе.

— Родился в Могилеве. В 1995-м начал заниматься тяжелой атлетикой на “Спартаке” у первого тренера Василия Алексеевича Балахонова. В 1996-м поступил в могилевское Училище олимпийского резерва…

— Что тебя привело к штанге?

— Учился в обычной школе, номер четыре. Однажды пришли набирать группу на тяжелую атлетику. Решил попробовать, пошел — затянуло.

— Почему выбрал именно этот вид спорта?

— Не знаю. Представилась возможность — пошел на тренировки. Делать все равно было нечего, времени свободного хватало.

— Балахонов — воспитанник Александра Гончарова. Как получилось, что ты сменил тренера?

— Даже не знаю. Просто однажды меня передали Александру Васильевичу.

Гончаров: — Действительно, Балахонов начинал заниматься именно у меня, с нуля. Вася тренировался пять лет, учился в УОРе, стал мастером спорта, был призером первенства республики БССР среди юношей и юниоров. Потом получилась такая ситуация, что в его отношении правильно сделали выбор. Уж коли человеку не дано было стать великим спортсменом, для него имело смысл перейти на тренерскую работу. На сегодня уже можно сказать, что мы поступили правильно, и дела Балахонова приносят плоды: перед вашими глазами его воспитанник, серебряный призер Олимпийских игр, которому, к тому же, всего 22 года. А Андрюшу он привел ко мне, когда тот был просто Андреем Рыбаковым, маленьким, тощеньким. Сколько тебе было тогда?

Андрей: — 16 лет.

Гончаров: — Кажется, 16 даже не исполнилось. Посмотрел — мне понравилось его строение, мышцы, минимальное количество жира. Уже тогда было видно, что из мальчика можно делать хорошего спортсмена. Он и сейчас выглядит, скорее, как культурист, а не тяжелоатлет. Уверен, в этом виде спорта он также преуспел бы.

Однажды у нас стояла проблема, быть Андрею или не быть. Поначалу он решил, что попал на прогулку. Его привели, давай, мол, тренируйся, а он собрался и уехал к маме на дачу. По крайней мере сказал именно так. (Андрей хитро улыбается. — “ПБ”.). Не знаю, на даче или нет, но пропадал он неделю. Тогда я Балахонову говорю: “Вася, давай договоримся. Таких, как Рыбаков, у меня много, выбирать можно. Изначально делать ему какие-то уступки я не собираюсь”. И Андрею: “Или ты уходишь сейчас, или будем заниматься так и тогда, когда я скажу”. В принципе этим все проблемы ограничились. Тот поступок остался детской шалостью или, скорее, недомыслием того, что он попал в серьезную организацию, которая привела его к серебру Игр.

Хочу еще добавить, этот результат — заслуга прежде всего его отличных человеческих качеств. Не хам, воспитанный, уважительный, знающий место и время, не позволяющий себе никаких фамильярностей даже тогда, когда по ситуации их вроде бы можно было допустить. Говорю об этом при нем, пусть он знает, как я отношусь к нему в обычной жизни. Знаете, есть такая поговорка: спортсменом можешь ты не быть, но человеком быть обязан. С этого все начинается. Пришел, сказал “здравствуйте”, попросил разрешения, ушел, сказал “до свидания”. Встречают по одежке, а провожают по человеческим качествам.

— Андрей, тренер прав насчет отношения к делу?

Андрей: — Действительно, поначалу мне было все равно. Что тренировки, что какие-то другие занятия. Не было ощущения какой-то ответственности, обязательности.

Гончаров: — Скажу, в самоопределении Андрея большую роль сыграл Балахонов. С родителями поговорил.

— Как родители отнеслись к увлечению, ставшему затем занятием всей жизни?

Андрей: — Даже не знаю. Как-то не спрашивал, не интересовался. Наверное, нормально. Главное, чтобы на улице без дела не болтался.

Гончаров: — Его мама никогда не была против. Ребенок ведь был занят конкретной работой. Училище олимпийского резерва — это настоящая система, в тренировках, воспитании, помощь в смысле питания, ребят там кормят три раза в день. Не хочу сказать, что семья Андрея бедная, но, по крайней мере, на “мерседесах” не разъезжает. К тому же он получал образование и в любом случае — специальность по окончании училища. А сейчас, со званием заслуженного мастера спорта Республики Беларусь, что приравнивается к высшему образованию, в любом случае он может работать тренером. То есть кусок хлеба будет. Понятно, что Андрей — мальчик не простой, есть у него и свои негативчики, может расслабиться… Но это — не те отрицательные качества, которые мешают становлению спортсмена.

Добавлю, что здесь мы работаем в связке, в команде. Мне помогает Шершуков, я — ему. У него больше опыта, две бронзовые олимпийские медали у воспитанников на предыдущих Играх. Человек с именем, который может оказать прежде всего психологическую помощь. К тому же, важно, что в работу привносятся свежие мысли, исчезает однообразие. Мы — я, Шершуков, Рыбаков — работаем на результат. Знаете, как говорили три-четыре года назад? Ушли Курлович, Тараненко, Шарий — не в том возрасте… Не будет у вас ничего. Так пусть они отдохнут, скептики. Мы на вторых Олимпийских играх подряд показали, что можем добавлять не только в количестве, но и в качестве медалей. Это не похвальба, а констатация фактов.

— Когда было награждение, тебя продержали перед пьедесталом минут десять, пока публика приветствовала Димоса. Как себя чувствовал в этот момент?

Андрей: — Пиррос — великий человек, олимпийский чемпион…

Гончаров: — Ну и мы тоже пешком не ходим, правильно?

Андрей: — Никаких особых ощущений не было.

— Хочется самому стать такой легендой?

Андрей: — Не знаю.

Гончаров: — Что значит, не знаешь? Тебе до этого остался только шаг! Конечно, ему хочется, просто стесняется. Этот шаг будет очень сложным, ведь завтра повторить сделанное в Афинах уже будет нелегко.