Вахтанг Церетели. Нэ праходит

В январе шестьдесят первого дело было. Возвращавшийся из отпуска вратарь Константин Шуцкий позвонил ночью в дверь общежития — трехкомнатной квартиры в пятиэтажке.
— Кто там? — настороженно спросили изнутри.
— Это Шуцкий, вратарь брестского “Спартака”.
— Нэт таких вратарей, Церетели вратарь “Спартака”!
Как в воду глядел: той зимой Шуцкого отправили восвояси.
Самый колоритный персонаж брестской команды шестидесятых родился в Тбилиси в 1937 году. Спортивных школ не оканчивал, играл в футбол во дворе. Всегда вратарем — камни не камни, нырял за мячами.
Срочную служил в Закавказском военном округе, а там окружной чемпионат. С Вахо служил пинчанин Виктор Шумарин, привлекли к играм обоих. Виктор был старше призывом, на год раньше демобилизовался и дома прошел в брестский “Спартак”.
В дебютный год спартаковцы выступали в зоне с кавказскими командами. Мягко говоря, не блистали, тащились в хвосте, а в грузинской столице и вовсе оконфузились, получив 0:8 от тбилисского “Локомотива” с центрфорвардом Нодаром Ахалкаци.
Армейская команда Церетели, которому оставалось служить три месяца, играла матч в Тбилиси. После финального свистка вратаря окликнул Шумарин и передал, что с ним хочет встретиться тренер брестского “Спартака”. Вечером в гостинице Виталий Косенюк перетолковал с Вахо — договорились пройти предсезонную подготовку. В начале зимы Церетели с поезда явился в брестский спорткомитет и получил ключи от еще пустого после новогодних праздников спартаковского общежития.
Возвращенный из Питера вратарь-беглец Виталий Худан был у тренеров не в фаворе, а тут неизбалованный грузин, готовый ловить мячи круглосуточно. Новичок вцепился в свой шанс и работал как проклятый. В стартовых матчах чемпионата соискателей ставили в ворота поочередно, но вскоре высокий, фактурный, поигравший в мастерах Худан не выдержал психологически. Где ему было достаточно вытянуть руку, конкуренту приходилось летать, но прыгучий, как птичка, тот забрал сердца болельщиков.
А его покорил зритель: Вахо никогда не играл при полных трибунах. В городе любили футбол и болели не только криками. Был случай, объявили лучшего игрока сезона (защитника Дмитрия Златина) и вручили приз областной газеты — красивого литья часы с лошадьми. А болельщики рассудили: играли-то все — собрали деньги и купили такие часы каждому футболисту.
Публике хоть тогда, хоть сейчас нужна изюминка. В Церетели она была. Вахо любили за броски, самоотверженность, но не меньше — за неповторимую интонацию. Когда над стадионом раздавалось зычное “Бэру!” и “Ыгрраю!” — на трибунах менялся градус настроения. Это было как ожидание номера в цирке. На футбольном веку Церетели имелись игроки посильнее, но в популярности вратаря не мог обойти никто.
Немаловажна и человеческая сторона. Для болельщиков не было секретом, кто первый в команде добряк. Простодушный компанейский парень вызывал у людей теплую улыбку. Как все кавказцы, он любил жизнь в разных проявлениях, но больше всего — игру, которой отдавался без остатка.
Главной его чертой была детская наивность. “Мимино” на пятнадцать лет раньше можно было снимать, взяв с Вахтанга черты и деревенского летчика Валико, и водителя грузовика Рубика Хачикяна. Простовато-доверчивый, беззлобный, над которым всегда можно подшутить, Вахо вносил колорит в жизнь спортивного коллектива. Придя в брестский “Спартак”, он еще плохо говорил по-русски, коверкал слова, и когда его новый приятель Володя Стацюк, сам из Абхазии, копировал ломаную речь, партнеры держались за животы, и вместе со всеми корчился от смеха сам герой эпизода.
На него нельзя было долго сердиться. Как-то во Львове автобусу “Спартака” понадобилось развернуться на одной из улочек. Подсказывать водителю взялся сидевший сзади Церетели. Шофер как чувствовал неладное: смотри только внимательно, чтобы не зацепить! Жест Вахо означал спокойствие.
Сзади были столб и ларек, которые требовалось не зацепить. Водитель дал задний ход и принялся осторожно выворачивать, ориентируясь по зеркалам и командам вратаря.
— Праходит, праходит… — подсказывал Вахо, и вдруг — бац! тресь! — нет левых задних фонарей и угла киоска. — Стоп!!! Нэ праходит…
Свадьбу со славной пинской гребчихой Шурой (“она все Пинск, Пинск — а я думал, Минск…”) гуляли в спартаковском общежитии.
— Что за парень возле невесты крутится? — спросил кто-то из игроков.
— Это шурин, — объяснил защитник Борис Караваев.
— Какой Шурин? — передернуло Вахо. — Это ее брат!
Ответственность за семейное благополучие — отдельная тема. Партнер рассказывал: захожу как-то в комнату, Вахо, прикусив кончик языка, выводит строчки на листе в клеточку.
— Что пишешь?
— Заявление. На квартиру.
Дело было накануне встречи в обкоме партии. Там хватало болельщиков, любивших заслушать обстановку в команде, но квартирный вопрос в повестке не стоял.
— И какого рожна сейчас?
— А вдруг там скажут “пишите заявления”, а я скажу: уже написал!
Стоило Вахтангу выйти на поле, житейскую простоту как снимало. Он попадал в свою стихию. Невысокие вратари в тогдашнем футболе не были аномалией. Взять Алексея Хомича, незадолго завершившего карьеру в Минске. А в московском “Спартаке” блистал Анзор Кавазашвили ростом метр семьдесят пять, что чрезвычайно вдохновляло Вахо. Он был тоже прыгучий, как пружинка, и при этом взрывной, с потрясающей реакцией, хозяин своей штрафной. Не боялся нырять в ноги, снимая мяч у форварда.
Не обходилось, конечно, без “пенок”. В поединке с “Дунайцем” в Измаиле Церетели долго ставил “стенку”, командуя сместиться влево… вправо… нет, влево… Пока “стенка” качалась, форвард возьми и шарахни в “девятку”. Это “лэво-право” еще долго потом вспоминали, но не столько с укором — с юмором: всякий ляп Вахо отрабатывал сторицей. В Батуми уходил с поля в изодранном на груди свитере — следами шипов бутс, а в Кировограде вообще совершил подвиг, отразив в течение тайма два пенальти, пробитых в разные углы.
Изумительный снимок не оцененного по достоинству фотокора-любителя Анатолия Великосельца, земля ему пухом, сделан весной 1962 года во время кубкового матча “Спартак” (Брест) — “Локомотив” (Гомель). Прямо перед игрой обрушился майский ливень. Футболисты превратились в “людей на болоте”, мяч не укротить. Брестчане уступили 1:2, решающий гол за три минуты до конца забил Бахмутов.
“Локомотив” в тот год выиграл зону союзного чемпионата (практически половина мячей, двадцать, на счету Бориса Бахмутова) и в следующем сезоне дебютировал в классе “А”. Брестчане тоже сыграли успешно — четвертое место среди 17 команд.
Но потом случился откат, поменяли тренера, а при новом разрушился микроклимат. Сразу пять человек, Церетели в их числе, по окончании сезона-65 уехали в гродненский “Неман”. Четвертое место дало право участвовать в переходном турнире за выход во вторую группу класса “А”, где гродненцы остались вторыми. Через год Вахо вернулся домой с удостоверением мастера спорта и… наложенной стараниями прежних боссов дисквалификацией. Всю предсезонку провел без зарплаты, перебиваясь талонами на питание, и лишь к началу сезона получил разрешение играть.
Вышло “дежа вю”: те же четвертое место в зоне и второе — в финальной “пульке”, только теперь у брестчан. Вахтангу Церетели, в карьере которого переходный турнир был уже третьим, вручили приз лучшему вратарю. В тот год ему исполнилось тридцать — возраст, когда тренеры начинают смотреть с недоверием и подыскивать замену. Так и произошло. В команду зачислили потрясающе одаренного 17-летнего Георгия Стахейчука, которому предрекали большое будущее, из витебской “Двины” пригласили Геннадия Старовойтова.
Продержавшись еще два сезона, сыграв в них половину матчей, Вахтанг Церетели ушел крутить гайки на завод.