РЕЙС АФИНЫ-МИНСК. Все пройдет: и печаль, и радость

Потому я не слишком жалею, ввинтившись в толпу журналистов, которая позавчерашней ночью обступила со всех сторон Игоря Макарова в минском аэропорту, о том, что мой диктофон почти не слышит героя. С жуткой силой наяривающий за спиной духовой оркестр заглушает все вопросы и ответы. Хотя суть и без того ясна — лицо лучшего белорусского дзюдоиста ни на мгновение не покидает счастливая улыбка. Мне кажется, собравшиеся немного завидуют ему: парень свои Олимпийские игры выиграл, а мы сумеем ли?

Верить в команду

Впрочем, и в этой умилительной картинке есть своя драматургия. Минут за пятнадцать до посадки самолета с очередной партией белорусских олимпийцев в аэропорт приехал самый преданный болельщик нашей дзюдоистской сборной — ее главный тренер Магомед РАМАЗАНОВ. Человек, разогнавший в свое время царство теней, выведший сборную на абсолютно новый уровень развития и поплатившийся за это здоровьем, которое дало сбой накануне главного в его жизни старта.

Курбанович смотрел финальную схватку Макарова на койке московской клиники. Наверное, это вряд ли нравилось его лечащим врачам, но что они могли сделать? Сейчас Магомед вспоминает, как скакал по палате, словно сумасшедший, когда Игорь все же выстоял в концовке. И больше всего жалел о том, что не мог в тот момент оказаться в Афинах. Они встретились только сейчас — в аэропорту “Минск-2” — и обнялись, как это могут сделать только настоящие мужчины.

Немногие знают, что когда-то у Магомеда и Игоря отношения были далеки от идеальных. Я напоминаю об этом, наверное, некстати, но главный тренер, кажется, уже давно нашел ответ на этот вопрос.

Мы стараемся укрыться от звуков всепроникающих медных труб, забираясь в какой-то закуточек, но воспитанники Рамазанова находят его и там. Извиняясь, они на секунду прерывают наш разговор одним и тем же вопросом: “Магомед Курбанович, а что у нас дальше по плану?” По плану у них собрание, здесь же, под козырьком входа в четвертый терминал.

— Понимаешь, классный спортсмен должен обладать сильным характером. Кстати, так же, как и тренер. У нас так и получилось — сошлись два характера. Пока притерлись друг к другу, знаешь, сколько искр вылетело? Я такой человек, которого традиционно обвиняют в излишнем давлении. У меня такое есть, но ведь все делается для ребят. По-честному — ребят не жалею, но и себя тоже.

— А когда ты почувствовал, что ваши отношения с Игорем стали меняться в лучшую сторону?

— На чемпионате Европы, где Макаров занял третье место. Он в самом начале проиграл израильтянину и, увидев, как я расстроился, подошел и стал утешать. То есть занялся тем, что должен был делать я. И что-то в моем восприятии Игоря изменилось. Я удивился тому, что раньше не замечал его душевности. Это был мой просчет, но и вместе с тем очень приятное открытие…

— На кого еще из своих ребят надеялся в Афинах?

— Если честно, то считаю, что на Олимпиаде у нас шесть человек не реализовали себя. То есть вся оставшаяся команда. И я это говорю не потому, что мне хочется как-то утешить проигравших. Хотя и это тоже…

— Как думаешь, насколько лучше могла бы выступить команда, если бы тебе все-таки удалось попасть на Игры?

— Думаю, у нас было бы еще две-три медали. Я не хочу набивать себе цену, мол, вот какой великий тренер выискался, сильный задним умом. Но у меня есть одно качество, которое не дает окружающим жить спокойно. Наверное, оно не очень хорошее для жизни и даже, скорее, вредное, но для спорта годится в самый раз. Это — максимализм.

Вот объясни мне, зачем вообще чем-то заниматься, если не бороться за первое место? Хотя есть много людей, которые из года в год довольны попаданием в шестерку, десятку, двадцатку и так далее. Но как можно вечно жить с чувством проигравшего? Спокойно спать ночью, не мучиться мыслями о том, почему проиграл, где был хуже и что надо сделать для победы в следующий раз.

И ребят надо не успокаивать, мол, там японцы, они издавна лучшие, а тем просто денег больше платят, и потому они сильнее. У каждого человека есть струна, затронув которую можно добиться целей, о каких, возможно, тот даже и не мечтал. Кругом все говорят про белорусский менталитет, мол, не годится он для сверхусилий и разумных действий в экстремальных ситуациях. Но это отговорки для тех, кто не хочет в себе копаться и идти дальше. Самое плохое, это когда человек успокаивается или опускает руки.

Я тебе клянусь, что со временем у того же Сереги Новикова должно попереть так, что все удивятся. Танька Москвина может делать просто невозможные вещи и именно в тот момент, когда команда больше всего в этом нуждается. У Сереги Шундикова — дар борца, который еще не реализован на 99 процентов. Кухаренко? Я вообще не представлял, кому на этой Олимпиаде он может проиграть.

Сейчас можно гадать — абы да кабы, но все же в этой команде оставалось еще пару человек, на которых пока мог воздействовать только я. И вот именно поэтому мое отсутствие было обидно вдвойне.

— Ты планируешь вернуться в команду?

— Хотелось бы. Однако мои родственники имеют на сей счет свое мнение. Глядя на то, с каким рвением отношусь к работе, советуют не испытывать судьбу и заняться чем-нибудь другим, более спокойным… Но мне жаль бросать то, что мы вместе сделали. Боюсь, с другим главным тренером все пойдет по-другому. Если лучше — я только “за”, и не будет человека счастливее меня. Ну а если хуже… Не хочу, чтобы потом ребята попали под раздачу. Ведь чем мы их взяли за эти четыре года? Честным и открытым отношением. И потому они нам верили…

Болейте за нее

Один из этих верующих, самый, на мой взгляд, симпатичный член нашей дзюдоистской (да и не только) команды, в это время наматывал круги вокруг своей поклажи, сгруженной у поджидающего спортсменов автобуса. Скажите мне, откуда у Татьяны МОСКВИНОЙ такая страсть к вещизму? Ну приделает кто-нибудь из проходящих мимо пассажиров гуманитарного рейса ноги к ее ноутбуку, что же здесь страшного? Таня еще купит, а человеку радостно, да и отечественная деревня сделает лишний шажок навстречу городу…

“Да самого компа не жалко. Просто знаешь, сколько там полезной информации?” — говорит Таня и делает умное лицо. Мне и самому от души хочется поверить в то, что ее винчестер забит разведданными о коварных соперницах и диаграммами тренировочных нагрузок. Если бы… Почему-то живое воображение рисует дурацкие советы из женских журналов, выкройки, портреты любимых артистов и прочую ерунду, которую так любят собирать все представительницы пола, с удовольствием именующего себя слабым.

Мне надо задать Тане полагающиеся по случаю олимпийского возвращения вопросы, с оптимистической, разумеется, концовкой. Но я более чем уверен, что в беседе с Москвиной мы, как всегда, съедем на более сопутствующую этому времени суток тему…

— Знаешь, после таких глобальных соревнований, к которым долго готовишься, наступает какая-то долгая пауза,. Во время нее происходит определенная переоценка ценностей. Особенно сейчас, когда возраст начинает давать о себе знать. У меня уже много человек успели спросить, не собираюсь ли заканчивать карьеру. Правда, делают они это как-то исподтишка, зная, видимо, мой характер и опасаясь услышать что-нибудь неадекватное.

Так вот сейчас этот переход от Сиднея у Афинам у нас плодотворный. Все-таки золотая медаль — это показатель общей работы.

— А самой-то что помешало побороться за пьедестал?

— Наверное, я переждала эту Олимпиаду. Между двумя моими участиями в Играх оказалось восемь лет. Еще была очень плотная конкуренция… Но если честно, то я и сама себе на этот вопрос еще не ответила. И давай эту тему закроем, потому что для меня она достаточно больная.

— Рамазанова не хватало?

— Безусловно. Хотя Володя Япринцев сделал все для того, чтобы мы чувствовали себя комфортно. Нас давно уже так не опекали, как в последние полгода, когда для подготовки были предоставлены все условия. Но и мы, считаю, не подвели. Золотая медаль — это серьезно. Особенно если учитывать тот факт, что большая часть нашей команды — молодые и перспективные ребята. Думаю, что на следующих Играх у нас получится еще лучше. Ребята подрастут, пару девчонок добавится.

— Ты имеешь в виду и свою категорию?

— Хочу посмотреть одну нашу спортсменку на международной арене. Освободить ей место, чтобы она смогла набрать рейтинг перед Олимпиадой в Пекине.

— А сама что?

— Не хочу загадывать. Четыре года — большой срок… Хотя если очень сильно за меня болеть, то вполне могу оправдать ваши чаяния…

— Наши чаяния вам известны.

— Кстати, представляешь, в Греции сделала еще одну фотосессию. Рекламирую шубы. Даже есть первые отпечатки, и там…

Подробно рассказать о наброшенных на голое тело шубках Таня не успела — поспешила на “летучее” собрание команды, где, как оказалось, ждали только ее…

Вася нашелся

На следующий день в аэропорт “Минск-2” прибыла самая массовая (и последняя) партия олимпийцев. В толпе встречавших можно было заметить немало популярных персонажей. Но даже в их числе выделялся председатель федерации бокса Александр Григоров. Бывший замминистра спорта имел вид именинника, которому на день рождения подарили не только то, что он заказывал, но и еще столько же сверх того. Сияющее лицо Александра Владимировича послужило ему отменным пропуском в зеленую зону, откуда он приветственно помахал букетом всем своим тайным недоброжелателям. Грядет новый взлет?

Впрочем, некоторые не стремились в авангард, где все теснили друг друга — их вполне удовлетворяла роль сторонних наблюдателей. В одной из таких фигур, застывших на фоне военного оркестра в позе благодарного слушателя какой-то очередной мазурки, я с удивлением узнал Васю КАПТЮХА. Совсем незаметный в день собственного прилета, на этот раз метатель являл собой абсолютно противоположную картину — был бодр и весел. И, казалось, если бы кому-нибудь пришло в голову всучить Васе дирижерскую палочку, он с удовольствием сбацал бы вместе с ребятами в погонах джигу или твист.

Таково, видимо, человеческое восприятие мира — каким бы трудным ни был вчерашний день, сегодня начинается с нуля и по-новому. С надежды и веры в то, что неудачное не повторится.

— Что, Василий, скажешь про Олимпиаду?

— Старался. Выкладывался, вращался. Метнуть только забыл. В общем, не получилось движение. Хотя все остальные компоненты совпали неплохо. И метнул-то я, считай, лучше, чем дома. В Минске по ветру 65,14 получилось, это хорошая прибавка, а в Афинах хотя бы намек какой на него, но все равно 65,10 вышло. Жаль, до медали не дотянул.

— Сильно распереживался?

— До слез. После последней попытки они буквально градом сыпанули. Это самое плохое, когда чувствуешь, что сил вагон, а метнуть по-настоящему здорово не можешь. Хотя, возможно, на мой результат и вирус повлиял. Меня же там угораздило заболеть в самый неподходящий момент. Впрочем, волосы на голове тоже рвать не хочется. Все-таки четвертое место не так уж и плохо.

— У всех журналистов самый популярный вопрос теперь о китайской Олимпиаде…

— Прослыть сумасшедшим, конечно, не хочется, но я обязан поучаствовать. И не просто выйти в сектор, а побороться за медаль. Ну, будет мне в Пекине 41, и что из того? Есть люди, которые в более солидном возрасте метают и неплохо себя при этом чувствуют.

— Открой секрет, кого ты дожидаешься?

— Массажиста. Руслана Чернова. Хороший специалист, благодаря которому я, собственно, и поехал на Олимпиаду. Надеюсь, он не оставит меня и в ближайшие четыре года.

— Приятно, когда рабочие отношения перерастают во что-то большее…

— Во что они перерастают? Что ты плетешь? Давай топай к своим гимнасткам…

— Так, может, вместе?

— Не могу. Я человек женатый, неправильно будет истолковано…

Впрочем, последний факт не помешал легендарному метателю подойти к Магомеду АРИПГАДЖИЕВУ и поздравить его с серебром. Естественно, я присоединился.

Серебро — металл благородный

Счастливый призер стоял в окружении многочисленных друзей и демонстрировал серебряную медаль. В какой-то момент, переходя по кругу, награда выскользнула из чьих-то рук и упала на пол. Магомед шутливо пожурил незадачливого приятеля, но тот мгновенно поднял драгоценный кругляш и, по-моему, даже сдул с него пылинки. Что и говорить, серебро — металл благородный. Особенно если он добыт в упорной борьбе…

— Финал я проиграл из-за неправильной стратегии. Надо было выбирать немного другую тактику, мог бы вернуться не с серебром, а с золотом.

— Перед боем вы консультировались с россиянином Макаренко, который уступил американцу на более ранней стадии?

— Безусловно. Он предупредил, что на янки не следует лезть. Тот лишь этого и ждет, заманивая в свою тактическую схему. Но все равно, после трех раундов сказали, что я существенно проигрываю, и мне пришлось атаковать. Наверное, если бы мы имели такое же влияние в органах международной федерации, как американцы, то счет мог бы оказаться иным, но… Серебро тоже неплохой металл, верно?

— В профессионалы не собираетесь?

— Пока планирую месяц отдохнуть. Уехать куда-нибудь с любимой девушкой и ни о чем не думать. А потом, когда захочется тренироваться, будет видно…

Рядом с Магомедом журналисты терзают Виктора ЗУЕВА. Бьюсь об заклад, что ему приходится отвечать на те же вопросы, что и партнеру. Виктор стоически выдерживает общение в прессой: “Да, надеялся победить… кубинец очень сильный… второе место тоже неплохо… хочется отдохнуть… планов пока не строю…”

Задуматься Виктора заставляет лишь вопрос вашего покорного слуги, которому пришло в голову поинтересоваться, что надо сделать белорусам, чтобы приобрести на мировых рингах славу таких же непобедимых бойцов, как и кубинцы. Впрочем, тяж раздумывает недолго.

“Тренироваться больше!” — выпаливает Зуев и исчезает — популярностью у своих самых близких болельщиков он пользуется ничуть не меньшей, чем Арипгаджиев.

Китайское предупреждение

А я иду туда, куда уже давно собираюсь. Этому отряду не хватает только пионерских горнов, барабанов или, на худой конец, трещоток. Безупречные девочки из художественной гимнастики, вооружившись огромными букетами цветов, ждут своих с плохо скрываемым нетерпением.

Впрочем, и об остальных атлетах они информированы довольно-таки неплохо. “А я с Арипгаджиевым вместе летела с каких-то соревнований”, — хвастается Лера Курильская. “А я про Зуева в газете читала”, — парирует Люба Черкашина. По странному капризу судьбы обе тростиночки находятся в первых рядах, и при желании в этом легко можно найти аллегорию — именно им и придется, судя по всему, сражаться на пекинском помосте с продолжателями традиций Кабаевой и компани…

Я верю, что это у наших юных красавиц получится лучше, чем у состава-2004. Есть в них какая-то невидимая сила… Да и доброта, похоже, тоже. “А хотите, я с вами цветами поделюсь? — спрашивает у меня Люба. — Вы их Гале подарите. Ну или Злате”. Краснеть меня заставляет не только удивительная тонкость жизненных наблюдений нашего вундеркинда. Девочка права. И ей вряд ли нужны мои оправдания в том, что планы журналиста в очередной раз спутал неуловимый спорткомитетовский автобус, двигавшийся в аэропорт только по одному ему ведомому расписанию (диаметрально расходящемуся с указанным на официальном сайте).

Странный народ эти тростиночки. Похоже, их совсем не волнуют места, занятые подругами на Олимпиаде. И с одинаковым восторгом они бросятся в объятия чемпионок или же неудачниц, не задавая им дурацких вопросов о чувствах и переживаниях. Они и сами бывали на этом месте не раз. И хорошо знают, что после огромной работы может быть только одно чувство — усталость. И она особенно велика, когда твои желания утыкаются в стену поражения…

Художниц встречают с цветами только свои — тренеры, постановщики, дети, родители. Информированная Люба очень кстати показывает мне мам и пап еще не вышедших из таможенного сектора “групповичек”. Признаюсь, со всеми еще пару дней назад я собирался знакомиться посредством телефонных звонков: “Что вы испытываете сейчас, когда ваша дочь стала призером Олимпиады?” Шестерку наших девчонок мы легко разметали бы с Версаче — таков редакционный псевдоним нашего обозревателя Сергея Версоцкого.

Как бы славно все это получилось. Я взял бы на себя… Ну, неважно кого. А какие потом, право, можно было бы сделать материалы из олимпийской серии “Лицевая сторона медали”. Поснимать девчонок как моделей. Тем более что наши “художки”, верю, дали бы здесь фору и профессионалам.

А как можно было бы написать про Злату — краснодарского легионера с загадочной фамилией Нерсесьян. Профессора, главного специалиста по Интернету и правильно выстроенным приветственным словам на любом мероприятии, начиная от торжественного собрания и заканчивая днем рождения в узком кругу. Про Машу Поплыко — удивительную девочку и ее еще более удивительную маму, которой не дашь больше 25. И про Галку Никандрову — девушку с внешностью итальянской киноактрисы, чье отсутствие на конкурсе “Мисс Беларусь-2004” существенно его обеднит. Впрочем, стоп — надо же кого-то оставить и для Сереги. Художник тоже любит яркие полотна, и, не сомневаюсь, девчонки припрятали бы его вдохновенные новеллы для дальнейшего показа своим детям и внукам. И откуда взялись эти болгарки?

По этому поводу Серега успел кое-что соорудить по горячим следам, и мне за него придется ответить. Благодаря Интернету аналитика Версоцкого достигла Афин, и я уверен, что сейчас его статья — наиболее обсуждаемая тема в олимпийском самолете.

Я знаю, как все будет дальше. Ненашева будет молчать, и в ее огромных печальных глазах я буду читать только одно желание — чтобы быстрее отпустили домой, где в окружении семьи она наконец обретет долгожданный покой. Лепарская молчать не будет, и мне придется выключать диктофон, когда Ирина Юрьевна начнет давать характеристики Сереге, которого почему-то давно невзлюбила. Теперь-то он уж точно останется ее врагом надолго…

Впрочем, и спрашивать главного тренера ни о чем не хочется — я таскаю с собой диктофон по привычке, как и многие мои коллеги, сующие их под нос всем более или менее знакомым персонажам. Авось что-нибудь такое и скажут.

Я не услышу ничего нового. Все это уже было — обоюдные упреки и телеги когда-то чем-то уязвленных коллег вдоволь намозолили всем нам языки и глаза, мало что дав мозгам. Олимпиаду мы проиграли, но брать реванш придется все тем же проверенным бойцам. Других, сопоставимых с ними по классу, сегодня просто нет. Да и вряд ли даже у самого отъявленного критика Лепарской есть хоть малейшее желание занять ее неблагодарное место…

Я не сторонник селекторных совещаний и прочей чепухи, которой сегодня забиты наши телевизионные каналы, но с одним кондовым определением из словаря эпохи социализма с человеческим лицом соглашусь: надо укрепить вертикаль. В современном спорте больше не нужны чиновники-представители, для которых шефство над федерациями превращается в обязанность, исполнять которую мучительно тяжело, но отказаться еще труднее. Для борьбы за интересы нашего национального вида спорта (все, кто имеет что-нибудь против красивых девушек с изящными фигурами, могут оспорить это утверждение) нужны новые люди. Имеющие, кроме определенных рычагов и устойчивого авторитета, не менее уважаемое спортивное прошлое.

Днем ранее на этом же месте я видел одного из таких. Походкой шанхайского барса он не спеша барражировал вдоль терминала, затмевая, на мой взгляд, своей популярностью даже поджидаемого чемпиона Макарова. Обаятельный и нежно любимый как настоящий мужчина (сам слышал об этом не раз) всей сборной страны по художественной гимнастике Владимир Япринцев отдавал последний долг дзюдо. Формально у него еще остается федерация самбо, но…

Прости, Вова, но таких, как ты, нашей гимнастике как раз и не хватает. Самый женский вид спорта не выживет без поддержки мужчин. Хотя бы моральной. А она им нужна сейчас как никогда…

Из последних впечатлений от возвращения наших осталось почему-то именно это — одиноко грустное лицо Гали Никандровой среди радостно-возбужденной толпы. Она уже решила, что не уйдет из гимнастики до Пекина, а потому ей было о чем помолчать.

Я хочу сказать Галке, что в жизни все переменчиво. Что все пройдет, и даже олимпийское поражение не стоит здоровья одного-единственного хрупкого человечка. Но вспоминаю, как окаменело ее лицо на последней телекартинке из Афин, как, увидев оценку, зарыдала в голос Женька Бурло и сквозь слезы попыталась улыбнуться обычно невозмутимая Злата, и понимаю, что это тот случай, когда мне стоит промолчать…