НеПРОФИЛЬный актив. Юрий Голышак: знаю многих, веселее Пудышева никого нет

— Интересно, каков твой рецепт хорошего интервью? Ведь журналистов наши вузы выпускают несметное количество, а себя всегда ловишь на том, что читаешь одних и тех же, немногих, авторов.
— Одним из героев наших материалов был Юрий Рост — выдающийся советский фотожурналист. Он рассказывал, как делал свое знаменитое фото с Давидом Кипиани, которого попросил выйти в центр поля его родного стадиона в Тбилиси. Давид не дошел до нужной отметки, обернулся на полпути, поднял руку и пошел назад. Вот тогда Рост его и запечатлел — на фоне пустых трибун. Уходит эпоха — просто гениальный снимок получился.
Я видел фото, сделанное на кухне Андрея Сахарова. Конечно же, репортаж о знаменитом матче Олимпиады 1972 года между баскетбольными сборными СССР и США и еще много кадров, которые вошли в историю. И мне, как большому любителю фотографий, было крайне любопытно, на какую же камеру снимает Рост. И вот когда я ее увидел — простенькую, потертую, стоившую в разы меньше, чем моя, современная, понял: снимает не камера, а человек.
Наверное, те же правила работают и у нас. Надо любить своих героев до вдохновения, слушать их с восторгом. Разумеется, во многом это бывает обусловлено возрастом. Когда ты только приходишь в журналистику, тебе все кажется удивительным и волшебным. Но я и сейчас замечаю за собой, что интереса к своим собеседникам не потерял. Я по-прежнему слушаю их в оба уха и с восторгом заново проживаю их жизнь.
А раньше, лет двадцать назад, эти чувства, понятно, вообще были обострены до предела. Помню, с каким упоением читал в журнале “Галаспорт” знаменитое интервью капитана минского “Динамо” Юрия Пудышева “Чемпионы выпивают до дна”. Рад, что там же увидела свет моя беседа с Юрием Севидовым, который после отбытия наказания спокойно жил в Москве и выпускал какие-то вымпелы. Он подарил мне их целую кучу, а я от него возвращался с историей, как он сбил академика в Москве и после этого лет семь ракеты в космос не летали, потому что тот один знал какой-то секрет. История сумасшедшая, но она почему-то никому не была нужна. Столько в те лихие 90-е было недоспрошено…
Маслаченко ушел, а мы с ним не поговорили. Знаешь почему? Когда-то ему вручили “Тэффи”, а “Спорт-экспресс” его не поздравил. И с тех пор он перестал с ним общаться. Как бы мы к нему не подъезжали… “Ребята, лично вас я очень уважаю, но вот когда-то…” Вот пойми, что творится в голове у бывшего спортсмена, у которого все пальцы поломаны во время вратарской карьеры.

— Что творится в голове у Малофеева, ты понял?
— Однажды он мне начал петь церковные песни. Это было на каком-то тренерском семинаре, и за соседним столом сидели бывшие ученики — Колыванов, Чернышев и другие. И они, как персонажи из “Двенадцати стульев”, не поднимаясь, ушли вместе со столом.
Мне было очень интересно поговорить с Эдуардом Васильевичем на всякие божьи темы, например, про искушения дьяволом. Я был уверен, что это окажется любопытным и для остальных. Приношу эту заметку в газету, и даже самые расположенные ко мне люди говорят: “Юра, что это за х…ня?” Исполосовали ее от начала до конца, оставив какую-то совсем незначительную часть. И вот тогда я осознал, что тема божьих разговоров как попытка разобраться в том, что происходит в голове Эдуарда Васильевича, интересна ему, мне и больше никому. И это меня просто потрясло.

— С Сергеем Горлуковичем наверняка проще было общаться.
— Помню, я как-то впервые позвонил ему и пытался договориться об интервью. Он не знал меня совершенно и отказывал в течение минуты, как-то это все аргументируя. За это время (я подсчитал) слово “бл…”, употребляемое исключительно для связки других, не менее убедительных, он произнес 26 раз.

— Неплохой результат для знакомства.
— Второй раз разговаривал с ним уже вместе с Александром Львовым, бывшим спартаковским пресс-атташе, который к тому времени перешел в “Спорт- экспресс”. Горлукович приехал к нам в редакцию, и мы общались два часа.

— Повезло. Наш земляк журналистов своим вниманием балует нечасто.
— Он человек с каким-то абсолютно своим отношением к жизни. Помню историю, которая случилась с ним года полтора назад. Горлукович в силу особенности анатомического строения своей фигуры обладает неимоверно широкими плечами, я таких даже у хоккеистов не встречал. И вот что-то он не поладил с таксистом. Сергей вытащил его из машины, но бить не стал, просто потряхивал и увещевал. И в этом, как мне кажется, проявился весь Горлукович. Бескомпромиссный боец на футбольном поле, но довольно мирный человек за его пределами, который если и выходит из себя, то все равно придерживается каких-то общепринятых рамок.
Если честно, я его до конца не понял. Например, что-то он совсем не хочет объяснять, а в чем-то неожиданно откровенен. Скажем, в разговоре вспоминаю утверждение Самохина о том, что Горлукович мог в одиночку выпить бутылку водки, а наутро надеть два свитера и бегать по стадиону, выбивая вчерашний хмель. Сергей отчего-то радуется этому наблюдению товарища и замечает: “Да я мог и не одну выпить, а две запросто”. Львов, правда, в окончательном варианте статьи этот ответ вычеркнул, мол, такое ни в коем случае ставить нельзя.
Рассказываю Сергею случай, который вполне резонно вписывается во всю эту водочную тему. Поведал мне его тогдашний селекционер “Локомотива” Александр Сигизмундович Петрашевский — о том, как к нему впервые приехал Горлукович. Одет он был в какую-то особенную ушанку, одно ухо которой смотрело в сторону, а другое — прямо в космос. Но, что самое главное, новобранец держал в руках завернутую в газету бутылку с отменным, по его словам, первачом, который на родине производил его папа: “Вы в жизни такого не пробовали!”

— Слышал аналогичную историю — с теми же подробностями, но уже в квартире ошарашенного ранним визитом Семина.
— Вот и я об этом. Откуда-то же такие истории берутся… Но Сергей категорически ее отверг и даже обиделся: мол, такого быть никак не могло — ни первака, ни ушанки. Вот это меня в нем удивило. Но, может, встречусь с ним в следующий раз и смогу лучше понять душу этого, несомненно, очень хорошего игрока, собственными руками построившего отличную карьеру.

— С Васей Барановым встретиться не хотелось?
— Желание искать его окончательно пропало с тех пор, когда одна белорусская журналистка сделала с ним интервью по телефону. Василий был предельно сдержанным и корректным. Для меня очевидно, что разговор с Барановым надо организовывать через какого-то очень хорошо знакомого ему человека.

— Кого имеешь в виду?
— Робсона. У них были весьма приятельские, хотя и довольно своеобразные отношения в “Спартаке”. Вася дразнил его бананом. Или же громко провозглашал на весь автобус: “Смотри, “Московский комсомолец” о тебе на первой полосе написал”. И пускал по рядам газету с огромной фотографией обезьяны. Все смеялись, а громче всех сам Робсон.

— Общаясь с белорусами, ты заметил у них какую-нибудь отличную от других специфическую особенность?
— Приятные люди, но порой такие сдержанные… Как, например, Андрей Зыгмантович. Тот вообще не говорит ничего лишнего. Хотя у него внешность человека, который легко вписался бы в ленинградский “Зенит” образца 1984 года.

— Это почему?
— Эдакий ленинградский типаж: длинный, усатый, выпивоха с виду, но тем не менее умеющий классно играть в футбол. Типа Желудкова. Лучшую характеристику последнему дал Сергей Дмитриев: “Юра — это человек, который пьет не пьянея”. Хотя, наверное, многие динамовцы подошли бы под такую характеристику, и в этом плане минчане родственная “Зениту” команда.
Сергей Алейников — тоже уникальная личность. Безусловно, умный человек, поигравший и в сборной Лобановского, и в “Ювентусе” — одном из сильнейших тогда клубов мира. Но такими клещами из него надо все вытягивать… А он улыбается лукаво, кивает, со всем соглашается и… ничего не рассказывает!
Или вот еще один пример. Помню, с каким воодушевлением я готовился ко встрече с Олегом Микульчиком. В российском хоккее ведь до него тафгаев не было. Дрались они хоть и отчаянно, но довольно неумело. А тут приезжает из Америки Микульчик. Для начала поражает всех в “Магнитке” своими костюмами и парфюмом, а потом выходит на площадку и бьется так, как это делают настоящие тафгаи.
К тому времени он работал в Нижнекамске, и я специально приехал на турнир в Нижний, чтобы с ним пообщаться. Составил список вопросов и получил от ворот поворот, хотя за меня хлопотали люди из “Нефтехимика”. “Ну я же сказал: нет”, — и все мои попытки разбивались о стену. Он оказался настолько нелюдимым, что я был просто в шоке. Для меня белорус — это заведомо хороший человек. Возможно, да и скорее всего, Микульчик именно такой, но вот для меня он тогда остался в айсберге.
А вот Юрий Пудышев — это совсем другая история. После галаспортовского интервью я просто мечтал с ним пообщаться. И когда это удалось сделать, был просто в восторге. Без ложной скромности, это лучший персонаж, которого встречал за свою журналистскую карьеру. Мечтаю когда-нибудь приехать к нему в Минск снова. Юрий Алексеевич — человек удивительный. Штучный. Мне кажется, его надо было держать в команде только ради атмосферы. И тогда, и сейчас. Хотя игроком он был отменным, да и тренером, уверен, тоже.

— Недавно в твоем интервью с интересом прочитал о подробностях личной жизни одноклубника Пудышева по московскому “Динамо” Александра Минаева.
— Станислав Садальский тут же отметился на это постом в своем ЖЖ. Мол, я вываливал немало тайн, но эту всегда держал внутри себя и не думал, что она когда-нибудь всплывет. А любовь к Саше Минаеву со стороны Натальи Гундаревой была просто сумасшедшей. И, наверное, в этом не было ничего удивительного, особенно когда смотришь на старые фотографии, которые мне показывал Александр Алексеевич. Там все молодые, красивые и успешные…
Хотя, признаюсь, когда мы встретились, Минаев не произвел впечатления человека, у которого сейчас все хорошо. Но вот кто ж мог подумать, что в его жизни была такая невероятная любовь. Кстати, нам с Саней Кружковым опять-таки помог Львов. Он был дружен с Фатюшиным, вращался в этой актерской компании и как-то мимоходом бросил, что у Минаева с Гундаревой был роман. Мы за это зацепились, но, если честно, не верили, что тот будет об этом говорить. А он рассказывал о своей любви просто и с удовольствием. Вот видно было, что это одно из самых ярких воспоминаний в его жизни.

— Ветераны, как правило, недовольны своей сегодняшней жизнью. Читал ваше интервью с одним из самых знаменитых атлетов 70-х и прямо физически ощущал, сколько имеется вопросов к прошлому и настоящему.
— Василия Алексеева имеешь в виду? Это было одно из самых тяжелых интервью в моей жизни. Я так понимаю, что настроение легендарного штангиста колебалось в зависимости от состояния его здоровья. Оно действительно было неважнецким. Василий Иванович вскоре поехал на операцию в Германию и там умер.
Перед этим мы пообщались в Ростове с Христо Стоичковым, оттуда звонили в Шахты. Алексеев, сдается, пребывал в великолепном настроении: “О, здорово! Приезжайте, буду очень рад!” Приезжаем, а он нас встречает как врагов. Нам говорили про него, что Алексеев сложный человек, но мы не думали, что настолько. И вот на протяжении всего интервью мы изо всех сил пытались разбить этот внезапно появившийся лед. Пришлось даже вспомнить Чикатило — земляка Василия Ивановича. В этом месте он неожиданно расцвел: “Да, наш парень…” И это был один из немногих моментов его просветления, когда он снял осаду с приехавших журналистов.

— В тяжелой атлетике довольно много характерных чемпионов. Один из самых выпуклых персонажей — Юрий Власов. Но до него, кажется, никто так и не добрался.
— Пытались и мы несколько раз, но безрезультатно. Его покой очень ревностно оберегает жена. Долго выясняет, какой тираж, кто, что, какие вопросы будут, обещает подумать и пропадает. Но поговорить с Власовым, конечно, хотелось бы, это абсолютный топ. Высшая лига, мировой уровень. Так же как и Алексеев. Но такие персонажи выпадают нечасто. Однако когда соприкасаешься, то слышно, как в настенных часах в их квартирах тикает эпоха.
Игорь Тер-Ованесян — эта фамилия тоже приходит в голову, когда начинаешь говорить о поколении великих атлетов минувшего века. Помню, как он потряс нашего руководителя, замредактора “Спорт-экспресса” Владимира Гескина, который и сам-то повидал на веку немало, но никогда не сталкивался с такими предельно откровенными признаниями в интервью. И на самом деле, никогда не знаешь, на что способен человек.
Точно так же Тер-Ованесян — человек из топа лучших прыгунов в длину в истории этого вида спорта, вдруг говорит: “Ребята, я вам расскажу про геморрой”. И начинает говорить о том, как однажды у него выпадает геморрой и он пальцем его запихивает обратно.

— Думаю, Игорь Арамович шокировал тогда не только Гескина, но и вас с Кружковым. Вы ведь мысленно уже видите этот диалог в газете и предугадываете реакцию на него аудитории. Особенно если герой не собирается его вычитывать.
— Сразу вспоминается интервью с Анфисой Резцовой — уникальной спортсменкой, которая сумела победить на Олимпиадах сразу в двух дисциплинах — в лыжных гонках и биатлоне. Она не просила нас ничего заверять, но в этом интервью наговорила столько всего рискованного, что мы с Сашей, включив в себе внутренних цензоров, избавились от них где-то на две трети. Сам прекрасно знаешь, как нелегко удалять из материала куски, которые гарантированно вызовут резонанс. Но это был как раз тот случай, когда нужно было думать о последствиях, которые могла бы навлечь на себя наша героиня. Оставили то, что, по нашему мнению, было хоть и откровенно, но не шокирующе.
Вначале, когда это вышло, все было нормально, а потом Анфисе, видимо, кто-то сказал, как это часто бывает: “Что ты там наговорила?” И, понятно, Резцовой надо было кого-то обвинить. Ну не себя же, верно? Привычная в общем-то ситуация, когда журналистов укоряют в том, что они сами все придумали, не так поняли и не так донесли. Но все было на диктофоне, так что мы не волновались, однако неприятный осадок остался. Честно говоря, ту историю и вспоминать-то не хочется.

— А были случаи, когда звонили и благодарили за хороший материал?
— Это регулярно происходит. Жена Перетурина, кстати, звонила несколько раз.

— Звезда грузинского футбола Реваз Челебадзе, часом, привет не передавал? Уж больно мне понравилось его интервью. Особенно отрывок, где он рассказывал, как его прославленный земляк Мелитон Кантария, закреплявший красный стяг на рейхстаге, на каждом застолье первый тост поднимал за Гитлера.
— Реваз, по-моему, живет в своем собственном мире. Вряд ли его интересовала дальнейшая судьба интервью. Мы за ним долго гонялись, он довольно спокойно принял наше появление и, почти в этом уверен, забыл о нашем существовании, как только за нами закрылась дверь. Хотя общаться с ним было безумно интересно, очень колоритный человек. Он самодостаточен в своем мире, куда пробиться очень сложно. Тебя пустили на какое-то время, а потом этот мир снова закрывается.
Вообще всех волшебных грузин, как ни странно, мы вылавливали в России. Например, того же Давида Кипиани — человека с сильнейшей энергетикой. Он принял ярославский “Шинник”, которому надо было в первом же матче играть на выезде с “Аланией”. А Владикавказ был очень сильным и рвался к чемпионству так, что его не удержать. К Кипиани новые работодатели отнеслись со всем уважением, мол, зачем портить дебют заведомым поражением, посмотрите-ка за игрой с трибуны. Но тот отказался и пошел в раздевалку настраивать ребят на игру. Сказал немного. А именно: “Ну что вы такие вялые все? Еб..те вы эту “Аланию”…” Потом пояснил, что все грузинские звезды, играющие за хозяев, величины дутые. Короче, сумел настроить ребят так, что этот “Шинник” взял да и обыграл “Аланию” на ее поле.

— Есть такие люди, которые всегда лидеры — везде и во всем.
— Помню нашу встречу с капитаном чемпионского состава ереванского “Арарата” 1973 года Оганесом Заназаняном. Он преуспевал в бизнесе, у него был крупнейший универмаг в стране и еще много чего. Сидели с ним, разговаривали, и я был уверен, что мы запомнили друг друг на годы. А с кем-то поговоришь, и все…
Недавно общались с тренером — очень известным, и я себя на второй-третий день начал ловить на мысли, что не помню, как он выглядит. Как это объяснить? Человек не медийный. Не мелькает на экране, из довольно угрюмого вида спорта, но дело даже не в этом. Не отразился, не запомнился, все, как у всех, сколько ни тянул из него, сколько ни старался.

— Самые медийные тренеры, разумеется, футбольные. Наиболее яркий российский герой 90-х — это, конечно, Олег Романцев.
— Он всегда почему-то проходил у нас с каким-то комическим привкусом. Однажды встретил его на детском турнире и начал представляться, потому что до этого мы общались каким-то абсолютным мимоходом. Но он меня изумил: “Да я вас отлично знаю!” И мы очень хорошо пообщались после этого. До сих пор не отпускает чувство, что он меня с кем-то спутал. Но с кем?
Дело в том, что пройти первую стадию на уровне договоренности об интервью с Романцевым могут далеко не все. Хрестоматийный пример — журналист Владимир Юрин. Он как-то приехал в Тарасовку: “Олег Иваныч, я тут насчет интервью…” — “Да вы что, не видите, я с доктором разговариваю!”. Репортер вытаращил глаза, потому что на расстоянии десяти метров от тренера не было никого, кроме него самого. С каким доктором?!
В другой раз на спартаковскую базу тоже по договоренности прибыл французский журналист, кажется, из “Экип”, и тоже получил от ворот поворот. Романцев всплеснул руками: “Я что, дворник, у меня что, свободного времени слишком много?!”
А ты знаешь, что президент “Депортиво” до сих пор держит в своем сейфе контракт с Олегом Ивановичем?

— ?
— История проста. Испанский клуб заинтересовался Романцевым. Тот приехал, стороны подписали контракт, тренер по какой-то надобности вернулся в Москву и больше его в Ла-Корунье не видели. То есть он как бы есть, но найти его никто не может. Поэтому для президента испанского клуба Олег Иванович — самый странный человек, которого он когда бы то ни было встречал в футболе. Впрочем, следует признать, не только для него.

— Леонид Слуцкий, видимо, другой.
— Милейший человек. Журналистам надо его беречь, пыль сдувать и, как у нас говорят, беречь от падающих сверху сосуль. А вместо этого на него налетели и припоминают какие-то мифические грехи. Ходит очень странный слух, что он может возглавить “Ротор” как бы в благодарность родному городу.

— А где бы ты его видел?
— На рыбалке, сроком на полгода. Но не так, как Олег Иванович — уехал и не ищите меня больше. Хочу, чтобы потом он вернулся. Гончаренко уступил бы ему место в том же ЦСКА, они дальше вместе работали бы и отлично себя чувствовали. Ну, это в том случае, если, конечно, Гончаренко придет в ЦСКА.
Мне, кстати, было бы очень интересно поговорить с Виктором Михайловичем. Я ведь так и не доехал до Борисова в свое время. Тогда для всех российских журналистов его фигура была загадочной и непонятной. Сейчас, после работы в России, все объяснимее, но интерес не иссяк. Он явно хороший парень.

— С кем бы ты хотел поговорить из тех, с кем это уже сделать невозможно?
— С Рамазом Шенгелия. Оба Прокопенко — украинский Виктор и белорусский Александр. Для меня самые волшебные люди — это футболисты 70-80-х годов. И, скажем, Виктор Сокол значит для меня очень многое. Помню огромного Величко, который мчался, как бульдозер, всех сметал со своего пути и забивал. И я понимаю Романцева, который однажды сказал, что для людей фамилия дублера “Спартака” значит гораздо больше, чем фамилия олимпийского чемпиона по спортивной ходьбе.

— Если уже заговорили об этом виде спорта… Скандально уже известный тренер Виктор Чегин тебе интересен?
— Да. Он очень сух в комментариях и, по-моему, еще не отошел от всех этих потрясений, связанных с дисквалификацией его учеников. Надо переждать какое-то время, потому что не хочется сводить разговор к оправданиям, а по-другому сейчас и не получится. Было бы здорово поговорить, что называется, за жизнь с крутым дядькой. А он именно такой — это все признают. Очень харизматичный.

— Типа Евгения Трефилова?
— С Трефиловым легко сделать хорошее интервью. Он молодец, после победной Олимпиады последовательно прошел чуть ли не по всем известным мне редакциям и везде дал развернутые интервью, в которых, что интересно, нигде особенно не повторился. А вот представь себе Чегина, который точно так же пошел бы по редакциям. Он после победных Олимпиад не ходил, чего уж сейчас. К этому еще подобраться надо…
А Трефилов — очень яркий и веселый дядька. Мы с Кружковым ездили к нему в Звенигород, когда он тренировал “Звезду”, записали интервью, но знаю, что он остался недоволен. Мол, слишком откровенное.

— Это же хорошо.
— Наверное, тогда российский гандбол не привык еще к своей популярности, это было семь лет назад. Сейчас, думаю, с этим получше — после яркой победы нашей женской сборной на Олимпиаде. И Трефилов как раз тот человек, который является лучшей рекламой своего вида спорта.

— Лучшая реклама бокса — это братья Кличко. Старший из них даже политиком стал.
— Когда мы приезжали в Киев, Виталий еще не был мэром, но Майдан уже маячил на горизонте. Вообще та поездка была очень результативной и удивительной. Легендарные люди сами приезжали в наш отель на окраине города.
Например, Дима Христич — на “Хаммере” с американским номером. Довольно грустный такой человек, который рассказывал, что первая жена забрала одну половину его состояния, а вторая — другую. При том что он совершил в НХЛ чрезвычайно удачную карьеру, набрав под 600 очков за 12 лет. Потом работал в “Тракторе”, причем чуть ли не видеоинженером. И для меня это была невеселая история человека, который не знал, чем ему дальше заниматься в жизни.
Приезжал Андрей Баль. У него были какие-то печальные события в жизни — подвинули в киевском “Динамо”. Но узнав, что мы не собираемся вдаваться в детали дней сегодняшних, так как больше интересуемся вчерашними, он тут же пришел в веселое расположение духа и рассказал тьму всяких интересных историй. И ничто не говорило о том, что этот жизнерадостный человек вскоре умрет прямо во время игры в футбол с друзьями. Он отлично выглядел, правда, курил все время, практически без- остановочно…
В тот же приезд коллега Саша Беленький свел нас с Виталием Кличко, потому что выйти на него не так-то просто. Нам было назначено ранним утром в каком-то очень симпатичном ресторане.
Происходящее сильно напоминало фильм “Приключения принца Флоризеля”. “Вас ждут!” — проходим в зал. Там уже накрыто. Вдруг откуда-то из воздуха появляется Кличко, садится за стол и начинает завтракать. Протягивает нам какую-то кашку, настоятельно ее рекомендуя. И все как-то быстро, интересно, стремительно. И так же неожиданно он исчезает, производя на нас, следует признать, самое выгодное впечатление.

— Сколько же времени вы общались?
— Полтора часа. При том что на интервью с ним мы, честно говоря, особенно и не рассчитывали. Поэтому вопросы составляли по дороге, по нашим расчетам их должно было хватить минут на сорок. Но Виталий был весьма обстоятелен, и, думаю, если бы мы хотели общаться и три часа, он уделил бы ровно столько времени, сколько нам было необходимо. Знаешь, что самое главное?

— Я должен спросить про его пресловутое косноязычие.
— Именно. Так вот я в себе его замечаю, а в нем вообще ни капельки. Саша Беленький рассказывал мне, что у Виталия совершенно гениальная голова и варит она очень капитально. Почему с ним случается такое, что потом тиражируется в ютубе и обсуждается обывателями, мало предполагающими, каков Кличко на самом деле, мне трудно объяснить. Может, сказывается эффект большой аудитории. Но он на самом деле замечательный, и я всегда переживаю, когда вижу такие вот его проколы в эфире.

— Наше с тобой “интервью об интервью” неожиданно даже для меня растянулось на два газетных разворота. Вы с Кружковым в рамках проекта “Разговор по пятницам” пообщались просто с невероятным количеством звезд. Уже давно можно было бы выпустить книгу, и не одну.
— Был у нас как-то разговор с одним издательством. Они говорят, давайте обновим, может, побольше какой-то желтизны, бля..ва добавим. И после этого как-то сразу расхотелось с ними общаться. К тому же сейчас за книжки особо и не платят. Так что стимула особого нет. Раньше мне этого очень хотелось, а потом отболело.

— Какой интерес сейчас больше всего тобой двигает?
— Интерес к журналистике не пропал, и на эти интервью, что называется, стоит и по сей день. Практически профессионально занимаюсь фотографией. Много езжу по стране, люблю путешествовать. Ищу клады по всяким заброшенным местам.
Меня на это дело Яна Рудковская подсадила. Когда у Жени Плющенко был спад в карьере, она подарила ему металлоискатель, и они вместе ездили в Ленинградскую область и даже нашли там какие-то старые монеты. Я потом только узнал, что этим делом увлекаются и многие известные спортсмены, например Семен Полтавский и Виктор Файзулин.
Конечно, ты прав. По большому счету, надо бы заняться книжками, но, наверное, как-нибудь потом. Журналистская работа так устроена, что любое, даже самое гениальное интервью живет только один день — и уже завтра надо браться за следующее. Поэтому и времени нет посмотреть по сторонам.
Даже в отпуске подспудно выбираешь маршруты таким образом, чтобы зацепить какого-нибудь интересного тебе человека. Коллеги, уверен, меня поймут. Как, впрочем, и мой восторг, когда я смотрю на список людей, с которыми еще предстоит встретиться…