Кевин Лаланд. Не мог даже смотреть матчи. Не понимал, где нахожусь и что делаю

Вскоре Кевин уступил место Михаилу Карнаухову — и до конца турнира на льду не показывался. Как оказалось, Лаланд выбыл из строя надолго, и несколько месяцев минское “Динамо” обходилось без его помощи. Но постепенно дела хоккеиста пошли на лад. Он стал тренироваться, затем пару поединков был запасным вратарем, а в минувшее воскресенье наконец провел первый в сезоне матч в КХЛ — против магнитогорского “Металлурга”. Вчера корреспондент “ПБ” встретился с Лаландом, и тот рассказал о не самом простом периоде в своей жизни.

— Как самочувствие?
— Хорошее. На сто процентов.

— После матча с “Магниткой” ты сказал, что своими действиями доволен…
— Ну да, учитывая, что это мой первый поединок за три месяца. Ощущение, будто сезон только начинается. Можно провести сто или двести тренировок, но играть — это совсем другое. Для ребят-то чемпионат действительно в разгаре, и влиться в команду не так просто. Моя статистика в поединке с Магнитогорском выглядела не лучшим образом. Тем не менее в целом чувствовал себя на льду хорошо, в том числе физически. Не возникло проблем и с концентрацией.

— И морально ощущаешь себя лучше?
— Конечно, здорово вновь влиться в коллектив. Два месяца сидел дома, из-за головных болей не мог даже смотреть матчи. Вообще не чувствовал, что являюсь частью команды. А ведь старательно готовился к сезону, хотел помочь “Динамо” и сборной. В начале сентября был готов хорошо, и случившееся затем сильно выбило из колеи. К счастью, все уже позади. Теперь думаю о том, как помочь “зубрам”.

— Помнишь, как получил травму?
— Позже смотрел эпизод на видео. Выглядело не очень — но такое в хоккее бывает. Датчанин налетел на меня, как Супермен. Даже не осталось в памяти, ударилась моя голова о штангу или о лед…

— Как довел ту встречу до конца?
— Не знаю. Видимо, на адреналине. На все сто себя не чувствовал, тем не менее было ощущение, что могу играть. Порой терял концентрацию, однако старался как мог.

— Детали игры не забыл?
— Хм, даже не назову счет. Хотя не очень-то помню и подробности недавнего поединка с Магнитогорском. Дело не в сотрясении — просто матчей много…

— Игорь Рачковский говорил, что ты даже не помнил, как начался матч с поляками…
— Честно говоря, это правда. Утром приехал на арену — команда не тренировалась, но требовалось быть на месте. Чувствовал: со мной что-то не так. Правда, не думал, что будет совсем плохо. А когда вышел на лед и поединок начался, возникло ощущение, будто я вообще не понимал, где нахожусь и что делаю. Помню первую шайбу поляков, но вторую — совершенно нет. В итоге понял, что надо меняться.

— Ты мог вообще отказаться играть.
— Меня никто не заставлял выходить на лед. Сам захотел, ведь речь шла о важнейшем турнире в истории белорусского хоккея за последнее время. Порой даже с травмой надо стараться помочь команде. Но в ходе матча понял, что не способен. Тогда и попросил замену.

— И куда направился?
— В раздевалку, а затем в кабинет доктора. Пробыл там пару часов. Оставшуюся часть встречи не смотрел. А в ходе решающей игры со Словенией оставался в отеле. Но во время третьего периода взял такси и приехал на арену. Хотел узнать счет, справиться о делах сборной. Пошел опять же к нашему врачу и из его кабинета наблюдал за концовкой встречи.

— Как тебе игра Карнаухова?
— Ну, я не видел всего. Но он испытывал большое давление, оказался в воротах в непростой ситуации. Справился вполне профессионально — для Михаила это хороший знак. Пусть даже сборная уступила.

— Что именно тебя беспокоило после сотрясения?
— Головные боли, тошнота, проблемы со зрением. Раздражали слишком яркий свет или чересчур громкие звуки… Надо самому подобное испытать, чтобы понять. Эти симптомы беспокоили около полутора месяцев.

— В обычной жизни они мешали?
— Я просто много спал. По шестнадцать-восемнадцать часов в сутки. Было очень скучно. У меня и раньше случались сотрясения. Но это — самое серьезное.

— Неудача в олимпийской квалификации сильно огорчила?
— Это был удар. Мы же последние четыре года только и говорили об этом турнире. Команда желала попасть на Игры и много работала. А в итоге все решилось в серии буллитов. Что ж, надо извлечь урок и двигаться дальше.

— Продолжишь выступать за сборную?
— Намереваюсь. Я получил белорусский паспорт не только из-за Олимпиады, хотя она стала бы бонусом. Но есть и чемпионаты мира. Хотим вновь пробиться в четвертьфинал. Сейчас, думаю, сыграю за команду на турнире в Швейцарии. Хотя с Дэйвом Льюисом еще не говорил.

— Кто тебя поддерживал во время простоя?
— Все понемногу. Одноклубники и тренеры порой интересовались, как дела. Моя девушка дважды приезжала в Минск, помогала справиться с хозяйством. А еще завел собаку — коротал время в ее компании, чтобы не сойти с ума.

— Кто-то из команды тебя навещал?
— Нет. У ребят же плотный график, игры фактически через день. А я чувствовал себя неважно, много спал. В такой ситуации лучше просто отдохнуть.

— Как ты восстанавливался?
— Первые шесть недель нельзя было делать ничего, чтобы не ухудшить состояние. Но, когда почувствовал себя хорошо, начал понемногу ездить на велосипеде, выполнять какие-то упражнения. На неделю становилось хуже, затем на пару дней лучше. И опять: неделю плохо — но уже три дня лучше. То есть постепенно ощущался прогресс. В конце концов смог заниматься на льду. Яри Каарела здорово помог. Но процесс был долгим.

— Тебя вывели из списка травмированных, а затем опять включили в него…
— В какой-то момент возникло ощущение, что могу играть. Тренировался со сборной перед ее отлетом в Словению. Думал, уже готов, но опять наступило ухудшение…

— Чем еще занимался во время вынужденной паузы?
— Да ничем… Готовил дома еду. Когда мог — смотрел фильмы. Тоска… Морально было очень тяжело.

— Что скажешь о выступлении “Динамо” в КХЛ?
— Не хватает стабильности. Но так у каждой команды. Хороший коллектив тем и отличается, что в трудные времена игроки не обвиняют друг друга. Многие забывают, что наш состав сильно обновился. В одночасье результата не добьешься. Да и травм хватало.

— На Бена Скривенса в твое отсутствие выпала колоссальная нагрузка. Вратарю тяжело проводить много матчей без замен?
— Да это лучшее, что может быть! Голкипер как раз и стремится выступать в каждой встрече. Хотя выходить на лед в 34-35 поединках кряду, как Бен, действительно нелегко. Надо сохранять стабильность, не падать духом, когда команда попадает в черную полосу. Но играть хочется всегда. Я бы с радостью провел все матчи сезона без замен. А Скривенс проявил себя молодцом.

— На старте сезона Бена порой критиковали за рискованную манеру выкатываться из ворот. Обсуждал это с ним?
— Скривенс любит быть активным, играть клюшкой… Вратарю так действовать непросто. Но если умеет — любой защитник подтвердит, что это серьезная подмога. В начале сезона, возможно, мешало недопонимание между Беном и обороной. Защитники не привыкли, что голкипер активно выходит из своих владений. Однако потом поняли, что им это только в помощь.

— Ты отрастил стильную бороду…
— Ха, спасаюсь от минского холода. А вообще она у меня была в конце прошлого сезона, но перед возвращением в Канаду побрился. Моя подруга сказала, что зря — лучше бы оставил. Вот и отрастил заново за лето. Мама терпеть не может бороду, но мнение девушки, пожалуй, нынче важнее.

— Раньше ты говорил, что твое сердце свободно. Когда ситуация изменилась?
— В Канаде я участвую в делах компании, производящей одежду. Каждое Рождество она проводит благотворительную акцию. И Эйприл, так зовут девушку, там присутствовала. Я обратил внимание, что она была на многих фотографиях, а раньше ее там никогда не видел. Расспросил друзей, а потом сам связался с ней. Пару месяцев переписывались. После сезона приехал домой, и начали встречаться. Эйприл — американка, но живет на границе с Канадой.

— Сложно поддерживать отношения на расстоянии?
— Немного да. Но как уж есть. У подруги двое детей и работа — она не может все бросить и переехать сюда жить. Просто навещает меня, когда есть время.

— Некоторых мужчин наличие детей у девушки отпугивает. Но это явно не про тебя?
— Нет. Я полюбил Эйприл, а не ее прошлое. У каждого из нас своя история. Моя подруга долго была с другим человеком, у них родились дети. Для меня это не проблема. Не стремлюсь заменять настоящего отца, но охотно играю и общаюсь с ребятишками. Было бы здорово, если бы они приехали в ходе сезона в Минск. А пока Эйприл собирается в Давос, где “Динамо” примет участие в Кубке Шпенглера.

— Летом ты был на свадьбе Ларса Хаугена. Как впечатления?
— Мне понравилось. Впервые побывал в Осло. Ларс — один из лучших моих друзей. Я неплохо знаком с его отцом и братом и был рад повидать их вновь. Сам Хауген выглядел очень счастливым. Для меня это честь — быть приглашенным на торжество. Не знаю, звал ли он кого-то еще из динамовцев, но на свадьбе никого из них больше не было.

— Как вы с Ларсом так подружились, будучи конкурентами?
— Соперничество — только на льду. В жизни мы о хоккее почти не говорили. Часто ходили друг к другу в гости, резались в компьютерные игры… Забавно, но на протяжении карьеры я легче всего из партнеров сходился именно с вратарями. Так было уже в юниорском хоккее. Никогда не боялся заводить дружбу с коллегами. Мы должны помогать друг другу.

— После ухода Лингле и Крайчека ты — самый “долгоиграющий” иностранец в “Динамо”…
— Не забывай: я же белорус! А вообще, да, уже почти ветеран. Не скрываю, что Минск стал для меня вторым домом. Испытываю гордость, надевая форму “зубров” в каждой матче.

— 2016-й скоро закончится. Для тебя он был не лучшим?
— Ну почему? Кое-чего добился — имею в виду не только хоккей, но и личную жизнь. Ведь с Эйприл мы познакомились в уходящем году. А вообще моя цель — постоянно расти и становиться лучше как личность. Горжусь своей благотворительной деятельностью в Канаде. В Оттаве заселился в новую квартиру. Родные все, к счастью, здоровы. Так что позитива достаточно.

— Нынешний Кевин Лаланд как человек сильно отличается от того, который летом 2011-го впервые приехал в “Динамо”?
— Думаю, да. Я сильно повзрослел. Тогда мне было 23-24 года — почти ребенок. Сейчас чувствую больше ответственности. Выступаю за сборную Беларуси, в клубе стал долгожителем…

— В начале белорусского периода карьеры ты назвал себя застенчивым человеком. Таким и остался?
— Не знаю, как это правильнее назвать — стеснительностью или необщительностью. Но я люблю побыть один. Сходить самому на обед или в кино для меня не проблема. И начинать с кем-то разговор сложно. Но если кто-то подходит сам, могу и поговорить. Как на днях один мальчик в “Короне” с динамовским шарфом на шее. Он попросил сфотографироваться — а я только рад, если встреча со мной вызовет на лице ребенка улыбку. Но в целом да — пожалуй, меня можно назвать интровертом.