БЫВШИЕ. Дмитрий Навоша: в движении

Нет, Дима НАВОША — теперь уже редактор модного российского журнала “PROsport” — изменился. Точно так же, умиленно удивляясь, он констатировал жуткую загруженность нескольких минских кафе, куда мы тщетно пытались проникнуть для задушевной беседы. “Вот уж не думал, что по вечерам ресторанчики так забиты народом…” Мне хочется сказать Диме, что под Новый год такое явление типично для любого города бывшего СССР, но чу, мне надо молчать. “Радио “Ностальжи”. Какой сладкой музыкой из уст нового москвича звучит фраза о том, что в Минск он приехал продлевать родной белорусский паспорт. “Знаешь, мы все-таки ближе к Европе и, надеюсь, быстрее выберемся из этого дерьма, в котором теперь вместе плаваем…”

Эх, как приятно, Дима, начинать общение с оптимистической ноты. Да к тому же в редакции родного “Прессбола” — единственном, наверное, месте в центре, где в это время не наблюдается аншлага. Хорошо только, что там оказался граф Вишня — он же Серега Вишневский, не пожалевший для нормальных пацанов два пакетика чая. И все-таки надо будет разобраться — чем он там таким необходимым занимался. Не дай бог, звонил по междугороднему…

— Уехал потому, что, как говорят футболисты в интервью “Спорт-экс- прессу”, получил заманчивое предложение. В “Известиях” реформировался отдел спорта, и его новый редактор Стас Гридасов, с которым я незадолго до того познакомился в одной из московских командировок от “Прессбола”, позвал меня в новую команду. Долго ли думал? Ну, взял пару дней на принятие решения, но это скорее ради соблюдения соответствующего ритуала. Сам для себя все решил мгновенно. Гридасов и Порошин, с которыми предстояло “играть” в одной известинской команде, мне в тот момент представлялись лучшими в России спортивными журналистами, и такой шанс упускать было глупо. Хотя почему представлялись — и сейчас так же считаю. Пусть мы из “Известий” впоследствии в разные стороны на время разошлись, дружбы и профессиональных отношений не теряли. Я писал в их журнал “GQ”, они — в мой “Мир”. А теперь снова вместе работаем — в журнале “PROспорт”.

— Погоди, погоди, давай пока в Минск 99-го вернемся. Бережков тебя легко отпустил?

— Абсолютно. Он нормальный мужик и все понимает. И Новиков напутствовал. А его мнением я всегда дорожил, с тех пор как Сергей Юрьевич меня, 15-летнего пацана, позвал в “Прессбол”. С ним я сохранил наиболее тесные контакты из всех прессболовцев.

— С какими трудностями столкнулся по приезде в златоглавую?

— Знаешь, трудностей не помню. Пожалуй, никаких особенных сложностей и не было. Помню много интересного. Новый, большой, дико интригующий город. Новая большая редакция. Новые слова на редколлегии — колумнисты, фокус-группы, целевая аудитория, контент… Хотя была трудность: сначала надо было стараться как-то соответствовать определенному уровню, делать более или менее интересные вещи, более или менее вовремя. А затем стараться над этим уровнем подняться. Ну, я не карьерный рост имею в виду с его цепочкой корреспондент — обозреватель — редактор отдела и так далее. Хотелось научиться думать и писать интереснее. По счастью, учиться было у кого: кроме Гридасова и Порошина, в “Известия” тогда писали Вася Уткин и главный в России спец в области бокса Саша Беленький. На каком-то этапе, на мой взгляд, спортивная страница “Известий” стала лучшим в России чтением о спорте. Хотя это, наверное, и нескромно прозвучит.

— Еще как нескромно, Дима…

— Ну да, ну да… Есть еще “Спорт-экспресс”, забронзовевший в статусе главной спортивной газеты страны, что та газета “Правда” в статусе вообще главной газеты в послевоенное время. Трудно не испытывать священного трепета при взгляде на налаженный “СЭ” информационный конвейер. Только время уже изменилось, и миссия газет, кажется, меняется тоже. Голой оперативной информацией, сколько ее ни вываливай, современного читателя уже не взять. Появились источники пооперативнее и поинформативнее. Телевизор с его спутниковым изобилием — сегодня люди могут увидеть практически все, что только способно их заинтересовать. Интернет с его скоростью — узнавать о событиях стало возможно примерно через одну целую пять десятых секунды после того, как они произошли. Миссия газет в развитом обществе, повторюсь, изрядно поменялась: главными функциями, оправдывающими их существование в эпоху электронных СМИ, на мой взгляд, стали анализ и прогноз. У “Спорт-экспресса” до сих пор анализировать и вдумчиво прогнозировать не очень получается, хуже того — там не считают это приоритетной задачей. Не хочу ничего плохого говорить о коллегах и уж тем более — в том смысле, что сам, дескать, круче. Давай считать эти мои слова таким, что ли, мнением читателя, который с каких-то пор больше читателем не является. Меня, владельца пары десятков спутниковых каналов, пары глаз и Интернета, “СЭ” в данный момент не особенно увлекает.

— Допустим, убедил. Но что тогда читать в газетах? Кто там вовремя понял, что нужно менять концепцию? Что сам сейчас читаешь?

— Из русскоязычных газет — ничего, за исключением редких текстов каких-то особо любимых авторов. Ну, несуетливые интервью могу почитать с интересными мне людьми — разговоры, состоявшиеся в условиях, когда интервьюер и интервьюируемый не слишком спешили по каким-то другим делам. Если что-то еще и читаю, то, скорее, придерживаясь подхода Леонида Парфенова. Он, телевизионный классик, как-то сказал, что телевизор смотрит раз в месяц: дескать, этого достаточно, чтобы понять, что в этой профессии происходит. Сравнил телевидение с колбасой: “Кусочек попробовал — и понятно, что будет дальше”… Куда чаще журналы сейчас читаю — отчасти, потому, что этот рынок в России сейчас развивается значительно более интересно. А отчасти, конечно, потому, что сам в этой сфере работаю. Если же вернуться к газетам, то эталоны для меня сегодня лондонские “Times” и в особенности “Guardian”.

— “Я английский бы выучил только за то…” За что, кстати?

— Люблю эти газеты хотя бы за умение умно, иронично рассказывать о спорте, повертеть и порассматривать его с самых разных сторон. Без этих бесцветности и занудства классической американской журналистики. Без глуповатой крикливости британских же таблоидов — “Sun”, скажем, или “Daily Mirror”. Хотя и эти заклейменные “желтыми” газеты по-своему занимательны и почтительны по отношению к спорту. Знаешь, что у них есть фактически две обложки? Первая страница с ее общенациональными новостями — понятно. Но и последняя исполняется в обложечной стилистике, и с нее, с конца журнала, стартует блок спортивных материалов. И именно с этих спортивных обложек многие в Британии начинают читать газеты: там всегда, каждый день можно узнать про “новую” команду Виейра и “новую” подружку Бекхэма…

К “Times” и “Guardian” регулярно прилагаются упитанные спортивные “тетрадки”. Впервые взяв такое приложение в руки года четыре тому, я наконец нашел ответ на мучивший меня вопрос — почему в Англии с ее религиозной одержимостью футболом не существует специализированных спортивных газет. А зачем? Что тут еще к сказанному “Guardian” добавишь? Только один пример приведу: на следующий день после перехода Дэвида Бекхэма в “Реал” в этой газете появились семь или восемь автономных текстов о разных аспектах этого события. Несколько спортивно-аналитических о том, каково будет Бексу в “Реале”, как изменится игра “Реала” с англичанином и тому подобное. Исторический — с разбором того, как в свое время перенесли переезд на континент другие английские звезды. Экономический — что это значит для “Реала” и его новичка в плане завоевания новых рынков. Плюс репортаж про то, как сходили с ума мадридские школьницы, встречавшие его в аэропорту. Плюс расследование — как заключалась эта сделка, и почему не у дел осталась “Барселона”. Плюс текст с примесью светской хроники — как приживется в Мадриде Виктория Бекхэм, куда они там будут ходит ужинать и так далее. Плюс чистая ирония, неотъемлемый ингредиент британской журналистики: составленный “Guardian” специально для Бекхэма англо-испанский разговорник, сплошь из вопросов в духе “А где здесь находится магазин Dolce & Gabbana?”

Мне нравится ракурс, под которым “Guardian” смотрит на спорт, точнее, разнообразие ракурсов. Ведь спорт давно уже стал значительно большим, нежели просто выявление сильнейшего в определенном наборе дисциплин. Здесь довольно и искусства, и экономики, и шоу-бизнеса, и политики, и секса, и стиля. Спортсмены, и далеко не один Бекхэм, — ролевые модели для миллионов человек…

— Ты сказал слово “роль”. Тебе не кажется, что все эти перемены слишком сильно отдают Голливудом?

— Есть немного. Но что поделаешь? Спорт здорово залез на территорию шоу-бизнеса, и там приходится играть по его правилам. Только при всей моей любви к кино (хоть и не к голливудскому), за спортсменами интереснее наблюдать, чем за актерами. Спортсмены сами пишут свои роли и диалоги, у них нет второго дубля. Не забил решающий удар, значит, твоя роль в этой серии — это роль лузера. Сказал глупость — и на монтаже ее уже не переозвучишь.

— В твоем пламенном рассказе про английскую прессу мне почудилась нота зависти. Вам в “Известиях” приложения не давали?

— На объемы мы не жаловались. “Известия”, кажется, были первой общенациональной ежедневной газетой, отдававшей спорту как минимум полосу, без каких-либо других добавлений или рекламы, а в какие-то дни недели — даже две. А спортивные приложения, цветные вкладки через пару лет обязательно будут у каждой серьезной газеты — об этом говорит весь характер развития российских СМИ. В Москве заработали те же механизмы, что и на Западе, — за вычетом разве что определенных политических свобод. И эти механизмы, несомненно, предполагают “толстение” и осовременивание газет. Просто, как я уже говорил, на журнальном российском рынке XXI век наступил чуть раньше, чем на газетном. Сначала сюда пришли почти все главные западные бренды — от “GQ” до “Forbes”, а вместе с ними — основные принципы создания и исполнения журналов. В ведущих издательствах давно работает западный менеджмент. Например, непосредственный издатель моего нынешнего журнала “PROспорт” — немец, и в его критике вполне можно услышать аргументацию в духе “а вот немецкий “Stern” и американский “Sports Illustrated” делают иначе”. Генеральный директор нашего издательского дома — голландец. Базовую основу дизайна “PROспорта” заложил австралийский дизайнер, работающий в Москве по контракту. В моем предыдущем журнале “Мир” арт-директором был швед, мы даже редколлегии на английском языке проводили. Репортаж о мадридском “Реале” для “PROспорта” я делал в компании с венгерским фотографом…

— Так у вас там нормально с легионерами…

— Легионеры — подходящее слово. То, что происходит на журнальном рынке, вполне сопоставимо с ситуацией в спорте. Уровень конкуренции растет все больше, в результате чего ты либо осваиваешь западные методы работы и приглашаешь западных специалистов высокого уровня, потому что своих в России пока немного, — либо проигрываешь. Если продолжать описывать ситуацию в спортивных терминах, можно назвать российский рынок быстро набирающей обороты лигой, в которой интересно играть. Потому и едут люди, как видишь, не только из Минска.

— А ты в Москве кто: легионер или уже местный?

— Трудно рассчитать, какое определение ближе к истине. Я так отвечу: ощущаю себя уже москвичом, но все еще белорусом. То есть, конечно, я скорее из тех людей, для которых изобрели слово “космополит”: мне в Лондоне, Милане или Нью-Йорке тоже вполне уютно. Но и у космополитов есть родина. С Беларусью меня по-прежнему связывают семья, цвет паспорта и глаз (в обоих случаях, как и полагается, синий). Искренне радуюсь за наших спортсменов, когда есть чему. Люблю бывать в Минске, хотя ты и станешь снова шутить про “Радио “Ностальжи”. Заглядываю, случается, в открывшийся недавно в Москве белорусский ресторан с его — только не смейся — 15 видов драников в меню. И сильно-сильно надеюсь увидеть Беларусь когда-нибудь частью Европы не только в географическом смысле, но и во всех остальных. Это — уж точно без всяких шуток.

А с Москвой у меня как-то сразу наладились крайне теплые отношения. И при всей моей увлеченности путешествиями — а я странах в двадцати побывал за последние шесть лет, не меньше, — продолжаю считать этот город одним из самых любимых. То есть был, конечно, краткосрочный стресс нормального провинциала: безразмерный город, слишком глубокое метро, слишком высокие “высотки”, круглосуточный шум, броуновская суета. Но очень быстро легкое первоначальное головокружение сменилось осознанием того, что Москва, как и всякий другой мегаполис, — это прежде всего возможность выбора. Что твой город — это ведь не все 11 миллионов человек, а люди, которыми ты себя окружил: друзья, коллеги. А мне как-то постоянно везло на людей.

— Изданий опять-таки лишь чуть меньше, чем жителей, есть из чего выбирать…

— Ну да, и это тоже… В Москве глупо держаться за нелюбимое место, ведь есть много других. Со временем в “Известиях” почувствовал, что острота ощущений как-то притупилась. А я не настолько талантливый человек, чтобы хорошо делать работу, переставшую заводить меня по-настоящему, — на голом, как говорят футбольные тренеры, классе. Ты и сам, наверное, знаешь, что тексты куда легче пишутся и симпатичнее выходят, когда очи горят злым азартом, когда пальцы сами по себе бешено скачут по клавиатуре… Надо было что-то менять. И как раз на пике этих ощущений звонят из журнала, в котором на тот момент мне больше всего хотелось работать…

— Журнал “Мир” был, как я понимаю, неспортивным изданием.

— Именно. Это крупнейший в России глянцевый журнал о путешествиях. Но я решил: перемены так перемены. В принципе меня и прежде увлекали всякие поездки и сочинение текстов о них в разные журналы, но это было, скорее, хобби.

Хотелось взять и бросить себя в принципиально новую среду, попробовать в принципиально новом деле, где у меня уже не будет этих подпорок в виде определенной спортивной эрудированности. В конце концов, я считал: если не получится — всегда можно вернуться к старому.

— К старому, то есть к спорту, ты и вернулся. Значит, не получилось?

— Не сказал бы. Я и сейчас продолжаю в свободное время писать о путешествиях — в тот же “Мир”, скажем. Мой недавний переход из этого журнала в “PROспорт” — слушай, мы там еще не утомили читателя моими карьерными движениями? — был дико непростым решением. “Мир” меня всерьез увлекал. Но дело в том, что “PROспорт” давно был нашей общей грезой — Гридасова, Порошина и некоторых других. Еще в старые известинские времена мы изобретали концепт такого русского “Sports Illustrated”. Просто издателя, готового взяться за такой проект, долго не находилось. А тут наконец появился шанс сделать довольно эффектный журнал для людей, интересующихся спортом значительно шире этого “выиграли — молодцы, продули — козлы”. А ведь таких людей все больше. Надеюсь, это не звучит претенциозной рекламой, понтовством каким-то…

— Даже если и звучит, сейчас ты легко смажешь это ощущение списком спортивных журналистов, которые для тебя в высшей степени авторитетны.

— Новиков, Богданов, Борисевич — начну с минских имен. В Москве — Гридасов, Порошин, Уткин, Зуенко. А еще Юрий Розанов, которого считаю лучшим на данный момент футбольным комментатором, и Владимир Гомельский, репортажи которого меня в свое время инфицировали любовью к баскетболу. Вышел неоднозначный такой список. Практически со всеми этими людьми я знаком, с большинством когда-то работал. Тут меня легко будет заподозрить в келейности какой-то… Только все они стали для меня авторитетами еще до личного знакомства. Просто, как я уже говорил, мне везет на хороших людей.

— Давай поставим на какое-нибудь место в российской спортивной журналистике “Прессбол”. Скажем, если бы газета издавалась в Москве…

— В первые три-четыре года — а это был пик “Прессбола”, на мой взгляд (до сих пор подшивки того времени храню), он являлся бы лучшей из российских спортивных газет. В начале 90-х “Прессбол” на голову превосходил всех по глубине и нетривиальности мысли, по живости языка.

— Теперь, выходит, наш поезд катится под откос?

— Боюсь, сейчас я не слишком хорошо знаком с состоянием этого поезда и механизмов, его двигающих, чтобы решаться на какие-то выводы. Читаю только определенные материалы с сайта “Прессбола”: новиковские футбольные тексты или что-нибудь про наиболее интересных мне белорусских спортсменов — скажем, Глеба, Веремеенко, Мещерякова… Ты все-таки ждешь от меня оценок? Ну, в Беларуси “Прессбол” по-прежнему, очевидно, N 1, уровень читательской лояльности у газеты редчайший. А мерить “Прессбол” моей нынешней московской шкалой будет, наверное, не совсем уместно. В российском медиа-бизнесе если ты стоишь на месте — значит, крепко отстаешь, настолько бурно все развивается. А в Минске совершенно другая скорость жизни, другие векторы, так сказать, прогресса. Честно говоря, я не уверен, что в последние годы в Беларуси что-то вообще всерьез прогрессировало, если не считать, конечно, количества искусственного льда на душу населения. Пожалуй, не буду слишком в это углубляться — легко на политику перескочить. Такие вещи в газете не печатаются.

— Теперь, Дима, верю, что нечасто на наш сайт заходишь. Или телеканалов российских насмотрелся?

— Каналов — вряд ли. Телевизора, за исключением спортивных трансляций, стараюсь избегать, как сквозняков и всяких других вредных для организма явлений. Новости в исполнении российских телеканалов все больше походят на белорусские — то есть на лишь слегка замаскированную под новости пропаганду. Очень не люблю я все это — когда народ превращают в “электорат”…

— Неприятие телевизора и газет, прилив любви к путешествиям и драникам… Что еще в тебе изменила Москва?

— Очень многое в восприятии жизни поменялось — прежде всего я стал видеть ее более многоцветной. Наверное, мой ответ выйдет похожим на слоган рекламы компьютерного дисплея с 48 тысячами оттенков — вместо десятка прежних. Только здесь сложно вычислить долю влияния Москвы: я ведь элементарно повзрослел за эти годы. Приехал в Москву 20-летним, а мне уже 26.

— Наверное, повесился бы от тоски, если бы теперь после всего этого московского шоколада вернулся в Минск…

— В режиме трехдневных каникул мне в Минске вполне уютно. А в профессиональном отношении, крайне для меня важном, Москва, конечно, куда более перспективна. Из моего вышеприведенного сбивчивого лепета, надеюсь, более или менее понятно, почему. Там есть У КОГО учиться. Там есть ЗАЧЕМ это делать — потому что обязательно предоставится шанс применить то, что умеешь, на практике. В Москве, в конце концов, просто интересно жить. Еще одну вещь про себя за эти годы понял: я абсолютный урбанист по темпераменту, по душевному складу. Конечно, я получил долю удовольствия от поездок, скажем, в Альпы или по шотландским островам, или от этих гарантированно щиплющих за сердце и всякие другие органы чувств Сиены, Зальцбурга и Монако. Но большие города со своей сложно устроенной разнохарактерной жизнью занимают меня все равно больше.

— А кто тебя больше всего занимает из спортивных персонажей?

— Если говорить о тех, о ком писал, я с Леши Смертина начну. Разговор с ним был одним из первых моих известинских заданий шесть лет назад, он тоже тогда в Москву, в “Локомотив”, перебрался. И то интервью вполне, думаю, могло бы украсить четвертую полосу “Спорт-экспресса”. А в прошлом году Смертин уже невероятно увлекательно рассказывал про лучшие винные шато Бордо и исторические места Аквитании для журнала “Мир”. Лешу, конечно, взяли в “Челси” отнюдь не за эти познания, но связь между эволюцией его интересов и спортивным прогрессом считаю вполне прямой. Если человек развивается, то во всех своих проявлениях. Думаю, Алексей не обидится, если скажу, что от природы ему далеко не безграничный чисто футбольный талант достался, и без участия живого ума и широкого кругозора Смертин едва ли сделал бы такую карьеру. К его переезду в премьер-лигу хотел подарить ему свою любимую книжку про эту страну, “Англия, Англия” Джулиана Барнса — а он ее, как выяснилось, уже прочел…

Юрий Семин — аналогичный пример. Стиль его “Локомотива” прогрессировал примерно так же, как семинский стиль в одежде: от спортивного петушка шестилетней давности — до итальянских костюмов с галстуками, которые он завязывает актуальным узлом. Кто-то эти параллели сочтет отчаянным бредом, но, на мой взгляд, его тренерский и чисто человеческий прогресс хорошо согласуются. С Гаджи Гаджиевым невероятно интересно говорить о футболе. Считаю его умнейшим тренером России. Причем давно считаю, еще до прошлогоднего “бронзового” успеха его “Крыльев”…

— Ну да, “Анжи” тоже был, конечно, сенсацией. Как тогда шутили: Гаджиев вывел в высшую футбольную лигу команду дзюдоистов…

— Довольно злая шутка. Но не совсем бессмысленная: может, и борцов он вывел бы. Помню, как-то застал Гаджиева за просмотром сыгранного накануне матча по видео. Он, бесконечно мотая кассету туда-обратно, разбирал действия “Анжи” при подаче угловых. Заодно и мне рассказал, что вся эта толкотня у ворот значит. Оказалось, это никакая не толкотня, а крайне осмысленное и отработанное действие, будто шахматная комбинация какая-то. Гаджиев, кстати, в юношестве шахматами серьезно занимался — оттуда эта его высочайшая логичность. Даже плохой игрок становится немного лучше, если ему надлежащим образом объяснить, куда бежать и что конкретно делать, когда прибежишь. В том разговоре я почувствовал себя немного чайником, зато понял, что если мне вдруг придется надеть майку “Анжи” — совсем бесполезным на поле не буду. По крайней мере при подаче угловых.

Если продолжать разговор об особенно интересных людях спорта, то обязательно назову Бобби Робсона, бывшего тренера “Барселоны”, “Ньюкасла”, сборной Англии и много чего еще. Мне удалось договориться с ним о 15-минутном интервью, но разговорились на пару часов. Дедушка английского футбола оказался человеком необычайного шарма. Увидев, какой высочайший градус увлеченности футболом он сохранил в свои 72 года, я перестал удивляться тому, как это он смог проработать тренером на высшем уровне так долго. Свен-Йоран Эрикссон, с которым однажды делал интервью для “Известий”, — совершенно особенный персонаж, живущий и думающий вне каких-либо национальных стереотипов. Первый встреченный мной человек, которого я мог бы определить как стопроцентного европейца — а со временем обязательно возникнет такая нация, как когда-то из четырех разных появились швейцарцы. Не случайно Эрикссон был вполне успешен в таких непохожих странах, как Швеция, Португалия, Италия, Англия. Герман Ткаченко, владелец “Крыльев”, — самый молодой в России клубный президент и, пожалуй, единственный, обладающий нормальным, бизнесовым, западным самосознанием. Если бы Россия в последнее время так сильно не тяготела к фээсбэшной методе управления, то, думаю, именно Ткаченко, а не динамовский президент Заварзин возглавлял бы уже премьер-лигу.

— С отрицательными героями в России тоже все в порядке. Один Колосков чего стоит…

— Должен сказать, что мое отношение к Колоскову со временем претерпело некоторые изменения. Сначала я тоже почитал его величайшим злом российского футбола, таким Карабасом-Барабасом. Долго подбирал эпитеты в критических сочинениях. Поковарнее формулировал вопросы на пресс- конференциях. С удовольствием ловил Карабаса Ивановича на том, что он знает футбол очень поверхностно: скажем, путает “Арсенал” с “Манчестер Юнайтед”. Было ощущение: надо стрелять в Колоскова изо всех оружий, и тогда мы его точно победим. А сейчас и стрел тратить не хочется, и ощущения того нет — до меня дошел, так сказать, подлинный масштаб его личности. Во-первых, Колосков непобедим, как уже двести раз доказывалось, и как в двести первый раз подтвердил виртуозно разруленный конфликт с Фетисовым. Фетисов в бюрократическом смысле показал себя совершеннейшим новичком. Думал, один силовой прием провел — и все, соперник размазан по борту. Ан нет! А во-вторых, как свидетельствует печальный пример практически всех остальных федераций, Колосков и в самом деле чуть ли не прогрессивнейший из руководителей. Совсем уж явных глупостей не допускает, не истеричен, как тот же Тягачев, не тащит в чемпионы никакую из команд, по-номенклатурному мудр и улыбчив. Колосков — это нейтрально заряженная пустота. Человек, который, по крайней мере, ничего особенно не портит. В сравнении со своими коллегами из других федераций он — почти идеальная фигура.

— А кто тебе больше всего интересен сейчас?

— Наверное, не кто, а что. Хочется вместе с коллегами воплотить в жизнь журнал, который сидит у нас в головах и иногда прорывается на бумаге, в самых удачных материалах печатной версии. Мне интересна редакторская работа во всей ее полноте, а не только написание текстов. А если к темам вернуться, то хочется съездить в Бразилию, сделать серию репортажей про южноамериканский футбол, про который многие слышали, но никто ничего толком не знает. Хочется побывать в Китае, заглянуть внутрь всех тех механизмов, что сделают эту страну лидером мирового спорта уже к пекинской Олимпиаде. Люди спорта интригуют самые разнообразные — в том числе, скажем, генеральный директор “Челси” Питер Кеньон, который в пору работы во главе “Манчестер Юнайтед” стал одним из главных героев капиталистической революции в мировом футболе. Скоро еду на интервью с ним в Лондон. О Нестеренко нам в “PROспорте” очень хотелось написать — жаль, из-за дефицита времени и людей не успели, пока тема была довольно горяча. Ведь это феноменально, что она в Афинах натворила.

— Смотрел? Гордился?

— Пожалуй, это было чувство посильнее, чем просто гордость за страну. Изумление поразительнейшему событию, вроде высадки НЛО или победы на лыжной олимпийской дистанции спортсмена из Габона. Ведь в последнее время легкоатлетический спринт был, по совершенно ясным анатомическим причинам, прерогативой темнокожих спортсменов и спортсменок… А еще с Александром Глебом давно хотелось пообщаться: на мой взгляд, это один из лучших молодых полузащитников в современном европейском футболе.

Дима ищет молодого полузащитника уже третий день, и если сегодня вечером он уедет в Москву, не договорившись об интервью с Глебом, это будет в высшей степени неправильно, хотя бы потому, что восточноевропейский “Sports Illustrated” должен обязательно иметь в своем портфеле интервью с белорусской звездой.

На правах приятеля Сани я сведу их обоих — питомцев этой страны, давно играющих за команды других, куда более перспективных и интересных с точки зрения прогрессивного менеджмента. Дима выйдет из глебовской “Ауди” возле вокзала и, забросив на плечи сумку, бодрой походкой неустающего человека отправится к поезду в любимую Москву…