ЮБИЛЕЙ. Помощник Машерова Павел Пиляк: когда мы были молодыми...

Пиляк ловит мой недоуменный взгляд и не без гордости узнает в танцоре себя. “Да бог его знает, что мне тогда в голову пришло… Но главное не в этом — все ведь происходит в так называемые застойные времена. А вы можете себе представить что-либо подобное в наши дни? Чтобы какой-нибудь клерк за спиной главы государства или того же министра позволил себе такую вольность? Да ни в жизнь!”

С ним не поспоришь. И даже не потому, что послезавтра Пиляку стукнет 70. Он всю жизнь работает в спорте и имеет рекорд, который в ближайшие сто лет точно не побьет ни один отечественный чиновник. Заведующим сектором физкультурно-массовой и спортивной работы ЦК Компартии Белоруссии — по-нынешнему помощником президента страны по спорту — он проработал 23 года, с 64-го по 87-й.

— Каким своим достижением за семьдесят лет гордитесь более всего?

— Да просто тем, что сумел столько прожить. Я ведь в спорте — сейчас уже жутко представить — с 1951 года, когда поступил в Гомельский техникум физкультуры, и до сегодняшнего дня. Еще пару месяцев назад работал заместителем председателя Белорусской ассоциации гимнастики…

После окончания института физкультуры трудился в Могилеве тренером по тяжелой атлетике, потому хорошо представляю, что такое хлеб наставника. Дальше судьба распорядилась так, что меня призвали работать в комсомол. Завотделом оборонной и спортивно-массовой работы, затем председателем Брестского спорткомитета — нынче так эта должность звучит…

— Я всегда знал, что комсомол — могучая движущая сила…

— Это сейчас в обществе есть какое-то ироническое отношение к прошлому, в том числе и к комсомолу, но тогда работать в нем было почетно и ответственно. Скажу так: дураков туда не брали и меня пригласили только потому, что заметили организаторский талант. Наверное, получалось неплохо, если в 64-м позвали в аппарат ЦК партии. Вначале на должность инструктора, а затем завсектора физкультурно-массовой и спортивной работы.

Прослужил на этом месте 23 года, после чего был избран первым заместителем председателя белорусского совета “Динамо”. Оттуда и на пенсию ушел.

— Не жалеете, что когда-то не остались работать тренером?

— Я не хотел уходить, но уж очень сильно звали. Тренерское ремесло — штука необычайно интересная. Все происходит на твоих глазах. Вчерашний новичок наливается силой, меняется не только физически, но и духовно, и ты имеешь к этому самое непосредственное отношение. Тогда не было равнодушных, как сейчас. И о деньгах никто особенно не думал, всем хотелось дерзать и добиваться.

Здесь, кстати, спорт перекликался с комсомолом. Я ведь по жизни комсомольский босс, практически везде, где учился, возглавлял первички. Может, это нескромно прозвучит, но ребята меня уважали, получалось их организовывать и реализовывать наши возможности самым эффективным способом.

— Как относитесь к нынешним комсомольцам? По-моему, это какая-то пародия на старую гвардию даже моих времен. Теперь туда чуть ли не силой затаскивают, заманивая всякими льготами.

— Если бы мы в свое время использовали комсомол как средство для достижения благ, то стали бы всеобщим посмешищем. Конечно, как говорится, в семье не без урода, но это не было массовым явлением. Молодежь тем и хороша, что какие-то материальные факторы для нее имеют второстепенное значение. Ей хочется дерзать, пробовать себя. Я не знаю, может, сейчас что-то изменилось…

— Да уж как не измениться-то? Теперь каждый новый помощник президента по спорту начинает деятельность с того, что выкашивает старую команду исполнителей и набирает новую, свою…

— Тогда команда была одна на всех. И мне трудно представить, чтобы я, воспользовавшись властью, стал убирать кого-то исходя из личных симпатий. Критерий работы только один — профессионализм. Если человек справляется на своем участке, то никаких претензий к нему не будет. Как правило, хорошие руководители — люди неординарные, вечно мешают кому-то жить, но я лично следил за тем, чтобы они оставались на своих местах. Знаете, лучше иметь одного ершистого, но дельного, чем десять послушно глядящих тебе в рот, но умеющих только переносить бумажки из комнаты в комнату.

— Неужели над вами за эти 23 года ни разу не зависал дамоклов меч “перехода на другую работу в связи с…”?

— А за что меня могли уволить? Я не вел аморального образа жизни…

— Это вы на Германа Бокуна намекаете?

— Ни в коей мере. У него была другая ситуация. Просто со временем Герман Матвеевич встретил женщину намного моложе себя и стал с ней жить. Как-то я, Ливенцев, Бокун и зампред Спорткомитета СССР Колесов поехали в “Стайки”. Я сказал Бокуну: “Ну как же так, Герман, ты заслуженный человек, жена твоя тоже, а ушел из семьи, будто мальчишка… Тебе ведь уже 58”. Он отвечает: “Нет, я увлекся слишком сильно и обратно не вернусь”.

В то время считалось так: если человек, занимающий ответственную должность, оставляет семью, то лучше ему подыскать новую работу. Полагаю, в отношении Бокуна это решение было в какой-то степени справедливым. Коль человек высоко забирается, то не должен думать, что все позволено. Семейный очаг надо беречь в любом случае.

— А не жаль было лишать работы человека, которого до сих пор считают лучшим зампредом за всю историю отечественного спорта?

— Много других его коллег тоже внесли свой вклад в развитие спорта, хотя, конечно, нельзя не признать, что Бокун оказался весьма квалифицированным руководителем. Он был заслуженным тренером СССР и умел разговаривать с коллегами из иных видов спорта так, как хотел бы я, чтобы общались другие. Говорил кому-то: “Ну, ладно, мне-то ты не втирай, я все сам вижу”. А тот только руками разводил, потому что наметанный тренерский глаз Бокуна мигом подмечал все, что было неподвластно менее искушенному чиновнику.

— А вы сами-то были хорошим руководителем?

— Надеюсь, неплохим. Хотя себя хвалить как-то неудобно. Приведу простой пример. Когда был завотделом оборонно-спортивной работы в Могилевском обкоме и одновременно возглавлял спортивную школу, область заняла первое место в республике по физической подготовке допризывной молодежи. Наш опыт в районном звене одобряли на союзном уровне! Как результат охвата большого количества молодежи в области словно грибы стали расти спортсмены высокого уровня.

Когда меня назначили председателем Брестского спорткомитета, то область на спартакиаде республики не поднималась выше шестого-седьмого места. Мне тогда исполнилось 26 лет, и я считался самым молодым руководителем такого уровня в Союзе. Казалось бы, что может сделать пацан. А я через два года вывел свою область на второе место после Минска.

— Если взять Спартакиаду народов СССР, то Беларусь всегда боролась с Ленинградом за четвертое место…

— Это вы так помните. Когда я пришел в аппарат ЦК, занимали 12-е место. Даже Грузии проигрывали. А потом начался рост. И в семидесятых мы действительно сражались с переменным успехом с Питером.

— А приблизиться к России и Украине белорусы могли?

— Нет. После Спартакиады 1979 года, когда мы наконец-то обошли ленинградцев, Петр Миронович сказал очень хорошую фразу: “Конечно, это все очень здорово, но давайте признаемся себе честно: это не мы выиграли, а они проиграли”.

Конечно, потенциальные возможности Ленинграда и Белоруссии сравнивать нельзя было. Чего скрывать, республика с преобладающим сельским населением никак не может соперничать с мегаполисом, где наука, база, рабочий контингент находились на совершенно другом уровне. В ту пору все мечтали учиться в ленинградских вузах. Этот город мог заполучить практически любого спортсмена, которого захотел бы. Разумеется, если бы его не увела Москва. Наши возможности были куда скромнее.

— Вообще-то мы тоже всегда умудрялись приглашать тренеров со стороны…

— Почему же, не всегда. Я как-то вместе с покойным Михаилом Супоневым написал в “Советский спорт” о том, что надо поменьше приглашать спортсменов из других республик, а больше готовить у себя. Статья вышла хорошая и получила в Союзе неплохой резонанс. А у нас некоторые деятели преподнесли это так, что Пиляк — ярый националист. Меня даже к первому секретарю вызвали — Тихону Яковлевичу Киселеву, сменившему к тому времени Машерова.

Он спрашивает: “Слушай, ты ж вроде хойникский парень? Там ведь сроду националистов не водилось!” Ясно, думаю… Пришлось объяснять, что я имел в виду. Но, надо отдать Киселеву должное, он все понял и напутствовал меня работать в прежнем ключе, не обращая внимания на разговоры со стороны.

Помню, в тот день, когда Киселев стал первым секретарем, я был дежурным по зданию ЦК, и он, придя субботним утром на работу, уже с порога спросил: “Ты сегодня радио слушал? Нет? А вот я полюбопытствовал. “Свобода” задалась вопросом: будет ли новый партийный лидер Белоруссии уделять столько времени спорту, как его предшественник? Понимаешь, мне теперь сам бог велел им заниматься, чтобы не ударить в грязь лицом”. И он действительно спорт не забывал.

Мы всегда усиливали только проблемные позиции. Собрали расширенное бюро после завершения Спартакиады народов СССР. В каких видах у нас отставание? Например, в фехтовании. Есть отличные рапиристы и шпажисты, а саблистов нет. Приглашаем с Украины Феля вместе с Сидяком и Приходько. И так далее.

— Чем тогда привлекали тренеров со стороны?

— Предоставляли им работу, квартиру. Иногда возможность купить машину вне очереди. Но, самое главное, люди знали, что в случае достижения результатов им всегда будет зеленая улица.

— А кого хотели бы пригласить, но не получилось?

— На крупные фигуры мы никогда не замахивались. Надо быть идиотами, чтобы самим лезть на рожон. Ну кто бы нам отдал из Ленинграда Виктора Алексеева, воспитавшего целую плеяду олимпийских чемпионов по легкой атлетике?

Помню, работая уже в “Динамо”, возник вопрос по Валере Беленькому. В Азербайджане как раз тогда началась заваруха. На одном из чемпионатов мира по спортивной гимнастике я руководил советской делегацией и разговаривал по этому вопросу с Валерой и его тренером. “Пожалуйста, приезжайте, квартиры мы вам обещаем. Но прежде всего зайдите в Спорткомитет страны и скажите, что от белорусов поступило такое предложение”. Они так и сделали. А затем Московская область в течение трех дней решила их проблемы…

— Прокол получается…

— Мы помогли людям уйти из пекла. А то, что они выбрали Москву, это их право. Кто тогда, да и сегодня не хотел бы перебраться в столицу СССР? Но ведь от нас в массовом порядке не уезжали, верно? Значит, Белоруссия создавала для спортсменов хорошие условия.

Другое дело, приходилось сражаться с Москвой, когда она хотела по той же динамовской линии перетащить к себе некоторых наших футболистов и хоккеистов. Хоккей всегда был для республики проблемным видом спорта. Как некогда и футбол. Но там проблему привозных игроков мы все-таки решили, открыв в разных городах республики 13 специализированных детских спортивных школ. Со временем создали практически доморощенную команду мастеров. И привел к званию чемпионов в 82-м “Динамо” свой, белорусский, тренер.

— Футбол, наверное, всегда был вашей головной болью?

— Как-то Зимянин, выступая на совещании в ЦК КПСС, сказал: “Все твердят, что наш футбол растет и набирает темпы, а я вот смотрю статистику и вижу, что с каждым годом трибуны советских стадионов пустеют все больше и больше. Меня вы можете убедить в том, что у нас все хорошо, но людей обмануть нельзя. Раз не ходят, значит, неинтересно — и нет у нас никакого роста!”

А ведь тогда успехи футболистов напрямую отражались на повышении производительности труда на заводах. Это абсолютно установленный факт. Так что хорошая игра мастеров кожаного мяча была выгодна стране еще и экономически.

— Тем не менее минские динамовцы любили с горечью заметить, что их труд по сравнению с футболистами из других городов оплачивался довольно скромно…

— Неправда, ставки везде были одинаковые. Другое дело, что мы никогда не шли на теневую зарплату, чтобы человек числился вдобавок еще на каком-нибудь заводе и получал дополнительные деньги. Платили за погоны, выслугу, но все это было по закону.

— Малофеева вы знали еще игроком “Динамо”. Он как-то менялся с годами?

— Нет. Это всегда был человек невероятной энергии, беззаветно преданный футболу. И он очень хорошо знал свое дело и как игрок, и как тренер. Но время… Знаете, не хочется говорить какие-то вещи, но, на мой взгляд, и сегодня в белорусском футболе рядом с ним невозможно никого поставить.

Хотя по идее и платят теперь больше, чем когда бы то ни было, но где результат?

На одном из республиканских активов выступил Викентий Дмитриев, вырастивший таких прекрасных гимнасток, как Тамара Лазакович и Лариса Петрик, и сказал: “Да если бы я дал футболистам такую нагрузку, какую ежедневно получают мои 13-14-летние девчонки, они лежали бы пластом неделю”. Он действительно растил уникальных спортсменок — его Таня Аржанникова стала чемпионкой мира в 13 лет!

— Да, сдается, нелюбовь к футболу служила сплачивающим фактором для представителей тренерского цеха остальных видов спорта…

— Ну а какой еще вид соберет такую зрительскую аудиторию? Конечно, учитывая уровень белорусского футбола по сравнению с той же гимнастикой или фехтованием, можно было шутить над ним на каждом совещании, но…

На Олимпийских играх в Мехико я пришел на соревнования по фехтованию. Знаете, сколько там было зрителей? Десятка полтора, включая членов официальной советской делегации. А в футболе, как ни крути, счет все равно идет на тысячи…

— Так, может, нет смысла культивировать такие камерные виды, которые влетают государству в копеечку?

— Возможно, я консерватор, но считаю, что те виды, которые были в программе Олимпиад еще с начала ХХ века, должны там и остаться. А вот появление других кажется мне каким-то искусственным фактором. Женские борьба и тяжелая атлетика… Ну в какие это лезет ворота? Найди сегодня здорового парня среди тех, кто занимался штангой… А что будет со временем у девчат?

— Так большой спорт еще никому здоровья не прибавил, будь то штангистка или гимнастка.

— Когда-то был такой Коваленко — зав нашим физкультурным диспансером. Он читал лечебную физкультуру в ИФК и любил повторять студентам: “Там, где начинается физкультура — начинается здоровье, где заканчивается физкультура и начинается спорт, здоровье заканчивается”. Думаю, он во многом прав… Хотя, если говорить о тех временах, когда я сам тренировался, то тогда мы работали без препаратов, исключительно на собственном здоровье.

— Потому, наверное, вы и не стали олимпийским чемпионом…

— Да, в тех видах, которые требуют повышения силы и скоростно-силовой выносливости, думаю, допинг применяют все. Только одних ловят, а других нет.

— Намекаете, что к нашей стране в этом плане относятся предвзято?

— Я не верю в истории о том, что иностранцы спят и видят, как оттеснить нас куда подальше и подставить под какой-нибудь допинговый скандал. Всегда считал, что истоки собственных поражений прежде всего надо искать в самом себе, а не кивать в чью-то сторону. Помню, как Бруно Гранди — президент мировой федерации гимнастики — помогал нашей Нелли Ким стать председателем техкома. Не потому, что мы его просили, — он сам видел ее в работе и знал, что лучшей кандидатуры не найти.

Четыре года я возглавлял ассоциацию белорусской гимнастики и не припомню, чтобы кто-то на нас косо посмотрел. С иностранцами надо четко понимать, чего они от тебя ждут.

— И чего же они от нас ждут?

— Ума. Гибкости мышления.

— А может, лучше денег им дать для облегчения легкости дальнейшего общения?

— Не все покупается. Да и не все горят желанием продаваться. С другой стороны, если процесс регулируется, то рано или поздно встанет вопрос цены. И я не уверен, что Беларусь сможет предложить более сильные козыри, чем наши конкуренты.

— Ну ясно… В вопросах крапленых карт и внебюджетного стимулирования мы, как всегда, находимся на последнем месте.

— Смотря где.

— Давайте взглянем на художественную гимнастику — чего уж далеко ходить. Именно она в этом разговоре приходит на ум первой…

— Как бы то ни было, в свое время мы занимали в мире вторые позиции…

— …когда работал вице-президент ассоциации легендарный и неуловимый Андрей Иманали.

— А где был Иманали, когда Лобач выиграла для СССР первую золотую олимпийскую медаль? Помню, когда пробивал в “Динамо” зал для художественной гимнастики, на меня смотрели как на умалишенного: “Нашел вид спорта для нашего общества!” А я верил в Галю Крыленко.

И до прихода Иманали здесь была целая плеяда выдающихся гимнасток — чемпионок мира. А то, что потом Ира Лепарская написала в вашей газете: мол, не будь у нас в Сиднее Иманали, не было бы серебра, то я с этим согласиться не могу.

— В Афинах “делового” вице-президента не наблюдалось, и там мы пролетели ничуть не хуже, чем в Атланте…

— Но ведь Раскина уже не выступала. Да и контингент не тот… Здесь надо посмотреть, какая подготовка была, сколько наших, сколько завезенных…

— А чего смотреть: когда их завозили, вы же в ассоциации гимнастики работали.

— Так завозили ведь тоже не от хорошей жизни…

— Ну, хорошо, давайте занырнем обратно в застойные времена. Тогда хоть и не строили ледовых дворцов, но возвели немало полезных спортивных объектов…

— Приехал я как-то из Пловдива и говорю на футболе Машерову: “Петр Миронович, увидел в Болгарии занимательную вещь — семь футбольных полей кряду. Здесь же раздевалочки. Все аккуратно, цивильно и для тренировочного процесса наверняка чрезвычайно эффективно”. Он тут же загорелся: “Думаешь, у нас что-то подобное можно сделать?” Догадываетесь, что я ответил?.. Теперь на проспекте Машерова, как вы знаете, находятся те самые футбольные поля.

— У “западников” часто можно было чему-то поучиться?

— По-разному. Иногда да, а в чем-то и мы их опережали. Но главным все-таки было общение. Я ведь примерно в 40 странах за свою жизнь побывал, в основном в качестве руководителя делегаций. Правда, была у меня одна трудность — языка не знал.

— Что ж не выучили?

— Дурак потому что. До сих пор себя казню. Когда учился в институте, мне и в голову не приходило, что со временем придется ездить по заграницам. Такая низкая была самооценка… Впрочем, рядом со мной всегда находился переводчик.

— Так они же, говорят, все были из большого желтого дома, что на другом минском проспекте находится…

— Дом, в котором работал я, все-таки был побольше…

В 76-м году привезли мы сборную по спортивной гимнастике на показательные выступления в США. В Вашингтоне во время перерыва ко мне подходит человек и говорит: “С вами хочет встретиться помощник президента Соединенных Штатов по спорту. Но, учтите, у него есть только 5 минут”. Проговорили мы 25. После чего помощник пригласил нас с Аркаевым вместе провести вечер. Сидели до четырех ночи. Удивительно профессиональный человек, одинаково хорошо разбирающийся во всех видах спорта. Это я к чему рассказываю. Люди везде одинаковые, независимо от их принадлежности к социальным системам. И у нас, и у американцев водились чиновники, с которыми не хотелось беседовать более двух обязательных минут. Неинтересно. Но если уже встречался человек, который точно так же посвящал жизнь спорту, то с ним можно было общаться бесконечно, шутить, смеяться, и мы друг друга понимали отлично.

— Тем не менее занавес между двумя системами все-таки существовал. Даже вам, идейно подкованному борцу, наверное, тяжело было переносить загнивающую забугорную действительность…

— Ничего не тяжело. Я жил хорошо, моя заработная плата была 290 рублей. Поверьте, ее хватало…

— Ну не все же тогда секторами в ЦК заведовали…

— А вы в курсе, что на автомобильном или тракторном заводе рабочие имели значительно больше? И если кто-то скажет, что в ЦК таскали какие-то конверты и прочее, то это чушь собачья. Во всяком случае, в моей жизни такого не водилось.

Цены тогда были маленькие. Квартплата — мизерная. Я уже не помню, сколько — три или пять рублей — платил за четырехкомнатную квартиру. Банка кофе стоила рубль, бутылка водки — три.

Да, конечно, за рубежом лоска было больше, но давайте вспомним, что после войны экономический потенциал Белоруссии уничтожили на 87 процентов и равняться с той же Америкой или Францией, наверное, все-таки не стоило.

Говорю так не потому, что одержимый пропагандист. Просто всегда твердо стоял на земле и в облаках не витал. Более яркие тряпки, чем у нас, меня никогда не очаровывали. Всегда знал: если подаришь иностранцу значок, то максимум он тебе в ответ подарит такой же. Хотя хватало тех, которые думали, мол, сейчас подойдем, пожалуемся на жизнь и нас завалят подарками. Ничего подобного, “западники” очень хорошо умеют считать деньги.

У нас богатыми стали те, кто в течение пары лет имел возможность что-то ухватить. А там состояния наживают десятилетиями. Поэтому и относятся к деньгам иначе…

— Но наши-то спортсмены, приезжая на зарубежные соревнования, меньше всего интересовались значками, они практически всегда везли что-то на продажу.

— Не знаю, не знаю… Поверьте, сколько я ездил руководителем, в моих группах такого не замечалось. Во всяком случае, сомневаюсь, чтобы кто-то чем-то торговал. Разумеется, сам я этим никогда не занимался. Мне даже в голову не приходило что-то продавать.

— Да, большой был бы соблазн кому-нибудь потом стукнуть куда надо…

— Так я о том и говорю — голова всегда должна быть на месте.

Я много с кем ездил, больше всего с гимнастами, и они были у меня народом информированным. Если чем-то и занимались, то весьма аккуратно, чтобы не доставить неприятностей ни себе, ни другим.

— Любимые спортсмены?

— Да я их всех люблю. Ну как можно остаться равнодушным к Ромуальду Климу, Саше Медведю, Володе Парфеновичу?!

— Как вы относитесь к тому, что прославленный гребец ушел в политику?

— Это его дело. Но если уже куда идти, то надо все просчитывать.

— Значит, не просчитал Володя ситуацию и проиграл?

— Я этого не сказал. Парфенович — человек неординарный. У него всегда было свое мнение, которое он не боялся высказывать. Может, Володя только упрям сверх меры… Мне кажется, иногда ему следовало бы действовать по-другому… Многие вопросы можно решать, не обостряя отношений с властью.

— Видимо, раньше и можно было, но теперь у нас не тот чиновник пошел. Уважения к нему становится все меньше: да и как иначе, когда телевизор демонстрирует лишь их пунцовые затылки на селекторных совещаниях да путаную речь при порке на всею страну? Мне кажется, много среди них нечестных развелось…

— Я уже давно в чиновниках не хожу, но в свое время в нашем аппарате было заведено так: умей воспитывать человека, не оскорбляя и не унижая, тем более в присутствии его подчиненных. Это правило относилось к любому, независимо от ранга. Как же можно добиться уважения к себе, если начальнику наплевать, что думают о нем подчиненные? А они о нем не забывают и обсуждают. Так было, есть и будет.

Никто не может сказать, что Пиляк где-то выразился, на кого-то наорал или стукнул кулаком по столу. Я иногда встречаю таких любителей погорланить. Жалуются: “Знаешь, я на них ору благим матом, а они все равно ничего не хотят делать, не слушаются, и все”. Гнать надо таких руководителей. Случайные они люди, не на своем месте.

Приведу такой пример. Посетил я как-то Потсдам. Там есть общеобразовательная школа со спортивным уклоном. Уникальное в своем роде заведение — из тех, кто его заканчивал, только шесть процентов не попадали в сборную ГДР. Фантастика! У них очень интересная была система перехода с одного вида в другой. В Союзе ничего подобного не практиковалось.

Регулярно они собирались всем тренерским коллективом и решали: если у спортсмена не идут результаты, скажем, в гребле, а данные у парня хорошие и уже лет 5-6 он напряженно тренируется, то его переводили в легкую атлетику либо куда-то еще.

В этой школе уже тогда было 12 олимпийских чемпионов. И вот сижу я у них на педсовете, задаю вопросы, что да как. А по ходу спрашиваю у директора: “Как вы контролируете работу тренерско-педагогического состава?” Он как-то странно посмотрел на меня и сделал вид, будто ничего не услышал.

А потом, когда все разошлись, извинился за то, что проигнорировал вопрос, и объяснил свою точку зрения уже наедине: “Знаете, такие вопросы нам несвойственны. Мне государство доверило распоряжаться определенной суммой средств. За эти деньги содержу специалистов. Если я не знаю, чем они занимаются, то не понимаю, за что плачу. Тогда зачем держать меня на этом месте?”

Во время этого монолога испарина на лбу выступила. Немец преподал мне хороший урок. Надо разбираться в людях, доверять им и не унижать проверками. Профессионал всегда остается профессионалом. Именно он делает результат. И поэтому его надо любить и лелеять. Хотя такие люди, как правило, обладают отнюдь не ангельским характером

— Почему-то сразу вспоминается Ренальд Кныш…

— Я, кстати, ездил к нему на семидесятилетний юбилей, поздравлял… Он умный человек, но своеобразный. Прекрасные стихи пишет, замечательный собеседник. Гимнастику уж точно видит не так, как другие. Но во всем с ним я тоже не соглашусь. Кныш говорит такие вещи, которые при нашей системе осуществить невозможно.

Хотя, следует признать, Кныш всегда был последователен в работе. Ведь на что он делал упор в Гродно? На качественный отбор, который производил, просеивая огромную массу детей. Тогда все тренеры ходили по школам, и редко кто из девчонок и мальчишек нигде не занимался. Мы в Белоруссии всегда делали упор на детско-юношеские школы, и по темпам их открытия наша республика лидировала.

Но, с другой стороны, дети в советское время занимались спортом бесплатно. Сейчас же куда ни ткнись — плати. А с чего? Раньше докторов заботила проблема избыточного веса у подростков, теперь приходится сталкиваться с тем, что ребята во время занятий спортом падают в обморок из-за несбалансированного и недостаточного питания.

Да и вообще меня тревожит то, что сегодня все хотят заниматься олимпизмом. Конечно, там и вид с вершины поинтереснее будет, да и отношение другое, но ведь фундамент этой пирамиды все равно закладывается внизу. Может так статься, что ручеек олимпиоников оскудеет, и что потом делать?

— А вернее всего может случиться, что руководителя завтра в отставку, это только в ваше время можно было десятилетиями сидеть на одном месте… Какой резон ему тогда думать о послезавтра?

— Но все равно человек должен после себя что-то оставить. Если он работает на совесть, его не уберут. Во всяком случае, так было в наше время. А коль уж обнаруживались где-то недоделки, то мы тут же наваливались на них все вместе и исправляли.

— Так что ж вы не навалились все вместе в свое время на женскую спортивную гимнастику, которую, похоже, мы уже потеряли?

— Мы много обсуждали это на конференциях ассоциации гимнастики, но давайте смотреть правде в глаза — времена изменились. Где сейчас молодая поросль тренеров, которой просто по статусу положено дерзать и удивлять? В Америке… И нас никто не спрашивает: “Разрешаете ли вы уехать Богинской и Щербо?” Они перебираются за океан частным порядком. Там их с удовольствием берут.

— Вот она, свобода… Могли ли вы когда-нибудь представить, что Галина Крыленко станет тренером сборной Германии и будет первым критиком методов работы руководства национальной команды и, соответственно, ваших тоже?

— Не сказал бы, что она такой уж сильный критик… Галя фанатично предана гимнастике. Я не могу ее судить, человек сам волен выбирать, где ему жить и работать. Но мне всегда жалко, когда из нашей страны уезжают специалисты экстра-класса, коим, безусловно, является Галина.

— Вы никогда не пробовали примирить ее с Лепарской, или это безнадежное занятие даже для вас?

— В то время, когда Галя работала главным тренером сборной страны, а Ира — вторым, их отношения были очень хорошими. Когда в “Динамо” встал вопрос о получении квартир (Крыленко и Лепарская нуждались в них в одинаковой степени), Галя пришла и сказала: “Павел Владимирович, прежде всего дайте квартиру Ире, потому что мои жилищные условия немножко лучше, а у нее вообще ничего нет”.

— Пробивание квартир по нынешним временам тема неплохая…

— Раньше их давали бесплатно и, кстати, довольно оперативно. Как-то Машеров присутствовал на соревнованиях фехтовальщиков и разговорился с Таней Самусенко: “Таня, какие проблемы?” — “Да вот, Петр Миронович, хорошо бы квартиру, а то у меня муж, сын, а живем в старой, тесной…” Машеров меня подзывает и говорит, чтобы я связался с председателем горисполкома Шараповым и решил этот вопрос.

Шарапов поначалу заартачился, мол, будет еще каждый инструктор ему указывать. Машеров, когда об этом узнал, пришел в негодование. Снял трубку и через два часа Шарапов уже вез нас с Таней Самусенко смотреть квартиру. Потом мы к нему зашли. Петр Миронович спросил: “Шарапов, ты извинился перед Пиляком?” — “Да, конечно!” — “Смотри, чтобы больше такого никогда не было…”

А хотите, расскажу вам, как был построен новый корпус института физкультуры на тогда еще Парковой магистрали? Все началось с совещания в ЦК о состоянии науки в институтах и техникумах физкультуры. Я посмотрел подготовленные материалы и ужаснулся тем стесненным условиям, в которых учились студенты нашего ИФК. Изложил, как водится, все на бумаге, сделал записку на имя Машерова за подписями председателя Спорткомитета и заведующего административным отделом ЦК. Зашел к последнему, тот говорит, что построить новое здание не получится, все равно денег не дадут. Ливенцев сказал примерно то же.

Что делаю я? Беру бумагу и иду прямиком к заведующему общим отделом Виктору Яковлевичу Крюкову, который тогда был помощником Машерова. Говорю, что такая вот критическая ситуация, молчать нельзя, надо что-то делать. Тот показал в сторону двери в кабинет первого секретаря: “Иди…” Машеров прочитал и спрашивает: “Неужели наши студенты учатся в худших условиях, чем другие?” А в записке все цифры. Тогда он дает мне поручение: “Сделай быстренько бумагу на имя Байбакова, я к нему сегодня лечу. У тебя час времени”. Байбаков — председатель Госплана СССР. Я — пулей из кабинета. Принес.

Первый подправил пару слов и внизу, вместо подписи, написал: “С комприветом, Машеров”. Бумага ушла в Москву. Мой заведующий, когда узнал, за голову схватился: “Ну так же не делается!” А как делать, если по-другому не получается? Через неделю мне звонит Крюков. Прихожу, а у него в руках письмо, где говорится, что наш вопрос в виде исключения рассмотрен на заседании Госплана и на начало проектирования и строительство нового корпуса института физкультуры выделяется 1 миллион 100 тысяч рублей. Вот так…

С Пиляком можно разговаривать долго и познавательно. Как опытный чиновник, он умело обходит темы, в которых наверняка завязнешь или черт знает до чего договоришься, но впечатления знакомого тренера, который давно и хорошо его знает (“хоть и коммунист, но мужик умный, с головой”), подтверждаются и на моем опыте общения. Помощник-рекордсмен легко развеивает миф о том, что партийная номенклатура советских времен только и занималась, что мирно дремала в тени дряхлеющих генсеков. Пожалуй, он даже даст заметную фору героям дней сегодняшних.

В конце концов, во все времена люди по сути своей были одинаковыми. Менялись только системы…