БЫВШИЕ. Осторожный мечтатель. Игорь Лапшин: от Минска до Парижа

Наверное, это круто — жить такой насыщенной жизнью, когда к вечеру голова гудит, как колокол, от встреч и телефонных звонков от десятков людей, которым от тебя что-то надо, или, наоборот, тебе от них… Лапшин признается в конце интервью, что всю жизнь хотел совершенствоваться и идти вперед. Он и идет, наверняка не зная, что опередил в этом походе многих своих не менее звездных коллег по большому спорту. А значит — очень даже подходит нам в качестве очередного героя проекта.

Директор

— Сколько объектов находится в моем ведении? Шесть. Гостиница, ресторан, фитнес-центр, банный комплекс, автобус для международных туристических перевозок и несколько торговых киосков.

— И как они распределяются в плане принесения прибыли, если не секрет?

— Скажу так: на первом месте идет гостиница. Дальше перечислять не буду, дабы не давать пищу для суждений внутри подчиненного коллектива. Не сомневаюсь, они эту статью, как люди любознательные, прочитают. Разговоры о том, кто лучше и кто хуже, мне не нужны. Мы все работаем в одной команде, и в этом, кстати, имеется свой большой плюс, ибо клиент желает получать комплексные услуги — не только в гостинице, но и в ресторане, бане, фитнесе и так далее. Одно цепляется за другое, увеличивая общий товарооборот.

— То есть согласие внутри команды беспокоит тебя гораздо больше, чем всевозможные проверки, на которые обычно сетует любой отечественный предприниматель.

— Однозначно. Кадры решают все. Хотя от проверок тоже устаешь. Например, до моего отъезда на чемпионат мира в Хельсинки за полтора месяца их было девять штук. Тогда трясли всю нашу систему, хотели лишить инвалидов льгот по фонду соцзащиты. Если бы это случилось, то 90 процентов наших предприятий просто стали бы на колени.

Это, я тебе скажу, не очень весело, когда одновременно работают три комиссии и каждой надо уделить внимание. Но в принципе таковы реалии нашей жизни, к которым в конце концов просто привыкаешь.

Привыкнуть можно ко всему. Даже к непредсказуемости отдельных посетителей, которые в состоянии изрядного опьянения очень даже могут устроить скандал. Такому что ни сделаешь, все плохо. Ну и чуть ли не танцуешь перед ним ламбаду, только чтобы выпроводить. В крайнем случае вызываешь милицию. Драться ведь не будешь, несолидно… Так как мы работаем в сфере услуг, то должны вылизывать клиента, а не рожу ему бить за некультурное поведение в общественном месте.

— Свой ресторан вы позицируете как спортивный. Часто ли в гости заходят атлеты высокого уровня?

— Не скажу, что они просиживают здесь целыми днями, но члены самых разнообразных сборных, теперешние и бывшие, — наши нередкие посетители. Хоккеисты, футболисты, легкоатлеты… Кроме того, много болельщиков приходят на трансляции спортивных состязаний — в такие дни у нас полный зал.

— Следите за тем, какой рейтинг имеет “У фонтана” среди городских ресторанов?

— У меня нет специального человека, который занимался бы маркетинговыми исследованиями, а в наше время он, безусловно, необходим. Точно так же, как и специалист, регулярно обновляющий наш сайт в Интернете. Многое приходится тащить на себе, и руки элементарно до всего не доходят.

Сравнивать свое заведение с другими сложно, все-таки оно имеет довольно скромную площадь. Кроме того, мы здорово продвинулись бы вперед, если бы ресторан обзавелся танцполом. Но здание, к сожалению, не дает нам подобной возможности…

Значит, будем искать новые формы привлечения клиентов. Глядя на успешную работу летнего кафе, пришли к выводу, что стоит перевести его на круглогодичный режим. Технически этот вопрос вполне решаем. Представляешь, как здорово встретить Новый год в зимнем кафе!

Фейерверки, шоу-программа, шашлыки, блины, чай — и все это в окружении заиндевевших деревьев в центре города. Такая вот у нас перспективная тема вырисовывается…

— Сколько сейчас звезд у гостиницы?

— Для этого надо проводить сертификацию, не обязательную — добровольную. Но сейчас не вижу смысла, потому что все это потребует определенных капиталовложений. Мы и так возвращаем кредит, кстати, довольно успешно. А потом, когда рассчитаемся и созреем, будем бороться за три звезды. Четыре — это все-таки слишком круто…

— Похоже, недостатка в постояльцах вы не испытываете…

— Я бы так не сказал: обычная загруженность гостиницы не превышает 40 процентов. Если удастся довести эту цифру до 70, будет просто замечательно. Сейчас идет процесс привлечения клиентов, так как открылись мы всего лишь полгода назад. Упор, конечно, стараемся делать на спортивные команды. Если заселяется сборная по футболу или хоккею, она, как правило, занимает все 18 номеров.

Так как ценовой порядок для белорусов довольно серьезный — от 40 до 100 долларов, то в основном ориентируемся на иностранцев. Тем более турфирмы сейчас обязали работать на въездной туризм, и они заинтересованы в том, чтобы сотрудничать с нами. Гостиничный бизнес — весьма перспективная тема для тех, кто ищет, как лучше вложить свои деньги. Не сомневаюсь в том, что с каждым годом в Минск будет приезжать все больше зарубежных гостей, и для их приема потребуется гораздо больше отелей, чем те, которые есть сейчас…

— Людей с просьбами и предложениями к тебе как к директору приходит много?

— В основном одолевают рекламщики. Но даже если 10 процентов из числа посетителей принесут какие-то полезные идеи, это уже нормально. Хотя, конечно, стараешься поговорить с каждым из них. Не раз бывало, что дельное замечание или предложение, брошенное в беседе, затем, через довольно продолжительное количество времени, начинало играть новыми красками и находило реальное применение. Так что общением с народом стараюсь дорожить.

Когда я закончил спортивную карьеру, то три месяца учился в бизнес-школе. Не скажу, что это принесло чрезвычайно большую пользу, но несколько правил усвоил на всю жизнь. Основное — если имеешь отношения с каким-то человеком, то всегда старайся представить себя на его месте и понять, что именно он хочет от тебя добиться. И когда ты это уясняешь, то вести дальнейшие дела проще простого.

То же самое касается людей, находящихся в моем подчинении, — в работе стараюсь учитывать интересы каждого. Понятно, что главный из них — это желание заработать больше денег. Ничего не имею против, просто хочу, чтобы люди готовы были проявить свои способности максимально эффективным способом. От этого напрямую зависит количество денег, которые они получат в день зарплаты. Стараюсь донести до них то, чего хочу я.

— Когда последний раз ты поднимал своим работникам зарплату?

— Она растет практически каждый месяц. Все зависит от того, как сработали. И эта положительная тенденция меня радует, потому что в прошлом году, скажу откровенно, было тяжело. Реконструкция гостиницы забирала массу нервной энергии. И не только у меня. Люди — те, которые не ушли, терпели, и теперь надо хоть как-то отдать им эти долги. Обеспечение достойного уровня оплаты их труда — пожалуй, главная моя задача как руководителя.

— Красиво у тебя по ходу все получается. Правильно.

— Было бы неплохо, если бы все думали одними мозгами. Как сделать механизм нашей работы безупречным. Лучшим. Мне не проблема задержаться на работе допоздна, но подчиненных заставить сделать то же самое не могу. Нужны их инициатива и осознание того, что это необходимо нам всем. Основной костяк понимает: в жизни так не получается — от и до. Но мне бы хотелось, чтобы так думал весь коллектив. Пытаюсь это разъяснять при каждом удобном случае…

— Пить тебе приходится больше, чем раньше?

— Естественно. И не потому, что я так пристрастился к спиртному. Увеличилось количество знакомых, да и просто людей, с которыми вступаешь в деловые отношения. Такова уж славянская традиция: если мы сели пообщаться, то без ста граммов никак не обойтись… Отвертеться можно только в том случае, если прилюдно объявишь себя язвенником или трезвенником, что пожизненно будет гарантировать себе сочувственные взгляды. А этого не хотелось бы…

Впрочем, стараюсь не усердствовать. Есть много примеров, как заканчивали бизнесмены, не знающие в этом деле тормозов. А мне утром — вынь да положь, следует быть в форме. Коллектив он ведь тоже за тобой все время наблюдает, и как я смогу потребовать от него соблюдения дисциплины, если сам буду ходить с утра с ярко выраженным симптомом похмельного синдрома?

— Ты доволен собой как руководитель?

— Знаешь, все три года моего директорства вечно приходилось что-то строить и переделывать. Теперь, когда все более или менее устоялось, вплотную сконцентрируемся на качестве услуг. Займемся кухней нашего ресторана, я хочу, чтобы к нам приходили в первую очередь потому, что “У фонтана” очень вкусно кормят, а не только затем, что там можно увидеть знаменитых спортсменов и посмотреть в их компании телевизионную трансляцию с чемпионата мира.

Надо найти свою фишку — блюдо, которое так, как у нас, больше нигде не сделают. Я закидывал эту идею поварам. Но потом понял, что ничего не изменится, если не займешься этим вопросом лично. А для этого надо влезать в тему по самые уши…

Вообще, многим вещам приходится учиться по ходу событий. Мне катастрофически не хватает образования. Сейчас я уже, разумеется, более осведомлен в экономических вопросах, но подучиться все же хотелось. С большим удовольствием.

Однако опять-таки когда? Трехмесячные курсы — профанация, а позволить себе несколько лет сидеть за партой при таком ритме жизни я не могу. Тем более я ведь еще и тренирую…

Тренер

— Можно ли одновременно быть преуспевающим директором и хорошим тренером?

— А кто тебе сказал, что я хороший тренер?

— Да уж не плохой — это точно…

— Давать себе оценку всегда сложно. С одной стороны, у моих учеников есть завоеванные медали, а с другой — для того, чтобы подготовить призера чемпионата мира или Олимпиады (я имею в виду здоровый спорт), то этим нужно заниматься с утра до вечера.

У меня есть своя группа, которую с течением времени передал в хорошие руки, и теперь консультирую ребят по мере надобности. Более активного участия в тренировочном процессе, увы, принять не могу.

Впрочем, одна тренировка все-таки посвящается спортсменам-паралимпийцам, которых сейчас у меня четверо. Там все-таки нагрузки меньше и выкручиваться пока удается.

Не знаю, наверное, это не совсем правильно — совмещать одновременно столько дел, но если есть люди, которые во мне нуждаются, то как им можно отказать?

Когда-то я узнал об отъезде своего тренера за рубеж только после того, как он сел в самолет. Ощущения, честно говоря, были не из самых приятных. Всегда об этом помню и стараюсь, чтобы та же Наташа Сафронова постоянно ощущала, что я рядом и она может рассчитывать на мою помощь. Сейчас спортсменка занимается у своего мужа Славы и Юры Моисеевича, а это толковые специалисты. Сафронов сам прыгал в длину под восемь метров, а Моисеевич — первый тренер Валюкевича-младшего.

— Насколько вам удалось раскрыть потенциал Наташи? Если не ошибаюсь, то сейчас ее рейтинговое место где-то на границе первой и второй десятки сильнейших прыгуний мира.

— Пожалуй… Не знаю, любой тренер будет недоволен своим воспитанником, считая, что тот может больше, даже если последний станет олимпийским чемпионом. Все-таки возможности человека шире, чем те, которые он демонстрирует. Поэтому я не могу сказать, насколько Наташа сумеет прыгнуть в самой дальней попытке. У нас случались моменты, когда она была готова очень хорошо, но не могла себя реализовать. Есть такое понятие — не сложилось… Журналисты любят над ним подтрунивать, мол, как же так, если готов, то показывай, но это жизнь…

Считаю, Сафронова готова улететь на 15 метров. Затрудняюсь, правда, сказать, когда именно это произойдет. Но радует то, что в последнее время она стабилизировалась и прыжок на 14,30- 14,40 уже не является для нее событием.

— Вот мы сейчас много говорим о роли науки в достижении спортсменом высокого результата, а вам советы и рекомендации, скажем, нашего спортивного НИИ в чем-то реально помогают?

— Откровенно? Ни на йоту. Мы с тобой разговаривали на эту тему лет восемь назад, и ничего с той поры не изменилось. Да, в НИИ могут обследовать спортсмена, но самое печальное, что ни они, ни я не знаем, как использовать полученные данные в практической работе.

У Наташи всегда существовала проблема большого старта. Как правило, на чемпионатах мире или Олимпиаде у нее, несмотря на хорошую степень готовности, ничего не получалось. Мы искали решение этого вопроса в области психологии и прошли соответствующее тестирование в НИИ. На выходе я получил результаты на четырех листах бумаги. Что-то понял, что-то нет, ибо написаны они там языком достаточно непонятным для непрофессионала в этом вопросе. Я попросил доступно рассказать мне, как перестроить тренировочный процесс, чтобы мы могли с Наташей эту проблему решить. Ответ оказался таков: “Этим должен заниматься психотерапевт”. Есть там у них медики, которые обследуют, а где-то еще существуют врачи, занимающиеся непосредственно лечением.

На тот момент в диспансере были, если не ошибаюсь, два таких специалиста — это на все-то национальные сборные! А ведь нормальный психолог должен работать индивидуально, вести спортсмена постоянно, как это делают тренер или массажист… Так что я все эти бумажки аккуратно складывал после каждого обследования в папочку, где они и сейчас лежат мертвым грузом…

То же самое касается и так называемого Д-теста, который одно время интенсивно внедряли на тренировках легкоатлетической сборной. Тест решал вопрос, связанный с энергетическим обеспечением организма. Выяснялось, какие субстанции в процессе работы у спортсмена выхолостились, а в каких еще существовал запас. И соответственно решалось, какую работу ему следует выполнять на протяжении тренировки дальше: налегать на аэробные нагрузки либо концентрироваться на скорости.

Насколько знаю, у нас эта методика не прижилась — не вижу я, чтобы кто-то из тренеров использовал ее в работе. Да и у меня, честно говоря, при всем старании и желании, ничего не получилось. Ну не видел я того эффекта, которого ожидал. Может, что-то делал неправильно, но опять-таки теория оказалась оторвана от практики.

Есть у меня дома интересная книжка, называется “Особенности тренировки женщин”. И там все четко прописано, какую работу в зависимости от состояния женщин ей лучше всего делать. Конкретных упражнений нет, но направление понятно. Попробовал применить — ни черта не выходит, опять не стыкуется никак теория с практикой, хоть тресни. Пришлось идти своим путем, всецело ориентируясь на самочувствие спортсменки…

Мне кажется, сейчас это главная проблема, которая стоит перед нашим спортом, — как соединить тренировку и те исследования, которые проводятся в кабинетах, не сомневаюсь, грамотными специалистами, искренне заинтересованными в том, чтобы помочь нашим атлетам завоевывать медали на чемпионатах мира и Олимпиадах.

— А может, лучше сориентировать ученых на создание чудодейственной таблетки, следы от употребления которой не будут ловиться ни одной допинг-лабораторией мира. Тогда мы уж точно всем козла забьем…

— Основная масса людей примерно так и рассуждает: раз уж ты съел какую-то сверхмощную таблетку, то тебе прямой путь в мировые рекордсмены. Но без методики и ежедневной работы все равно ничего не получится. Да и не вижу я предпосылок к тому, чтобы принципиально новый вид допинга, на который ты намекаешь, появился именно в нашей стране. С чего бы это вдруг?

— Кстати, как у тебя насчет методики?

— Когда спортсмены тренируются, то в подавляющей массе не представляют, как строится этот процесс. Я не был исключением из этого правила и потому, когда пришел работать, понял, что как тренер представляю из себя ноль целых, ноль десятых.

Пришлось в срочном порядке об- заводиться специальной литературой. Давать же ученикам ту работу, которую сам выполнял в прыжковом секторе, на мой взгляд, было тупо. Точно так же, как и овладев одной методикой подготовки, долбить ее десятилетиями на всех поколениях спортсменов, которые проходят через твои руки.

— А где можно раскопать самые модные западные методики?

— В Интернете реально отыскать много полезных вещей.

— Не повезло мне, наверное, со знакомыми тренерами. Никто из них почему-то Интернет на этот предмет не штурмует…

— Все зависит от человека. Если он в какой-то момент упирается в стену и понимает, что наращивание объемов уже невозможно и надо искать другой путь повышения результатов, то будет этим заниматься. И если действительно хочет, то найдет. Но для этого надо много понять и уяснить. Взять хотя бы самый элементарный вопрос — восстановление. Среди полупрофессионалов бытует мнение, что для отдыха между тренировками лучше всего подходит выезд на природу или сидение с книжкой. Но на самом деле это такая же важная часть тренировочного процесса, как и работа в зале или на стадионе. Плюс психология, в коей видится колоссальный резерв.

В Советском Союзе раньше практиковались трехразовые тренировки и все искренне считали: чем больше ты тренируешься, тем дальше прыгнешь или метнешь. А сегодня люди занимаются один раз в день и достигают почти таких же результатов. То есть вариантов, как прийти к искомому результату, в принципе немерено. Тренеру надо только приложить голову и собрать вместе все мелочи, о которых мы с тобой говорили. Тогда мы получаем спортсмена экстра-класса.

— Почему белорусы растеряли свои традиции в прыжках? Ведь когда-то они были не менее впечатляющими, чем те, которые сейчас имеют метатели…

— Я сам себе очень часто задаю этот вопрос, но пока не могу найти ответа. Смотрю на ребят, которые сегодня тренируются, и не вижу в них отличий от нашего поколения. И рост достаточный, и сила есть, и голова на месте. Но результаты… Если кто-то улетает за 16 метров, то это уже считается мощным достижением. Валюкевич-младший был единственным исключением, который после нас прыгнул в районе 17,50. Но больше-то никого нет…

В восьмидесятые в Беларуси было 5-6 человек, которые стабильно летали за 17 метров. Может, генофонд изменился? Да и тренеров-то сколько у нас сейчас работает? Раньше их предшественники варились в каше сборной Советского Союза, общались с лучшими специалистами прыжков, и не только тройных. Это давало возможность узнавать какие-то новые нюансы и постоянно прогрессировать в соперничестве. А теперь же у нас в стране тройным занимаются три-четыре человека, которые знают друг друга как облупленных. А вдобавок почему-то еще и не общаются…

Очень мало молодняка приходит в тренерский цех. Это касается не только моей родной дисциплины. Не скажу за всю страну, но минчан, работающих на уровне сборной, можно пересчитать на пальцах одной руки. Игорь Захаревич — тренер сестер Усович, Игорь Лисицын — помощник Бадуева да Славик Сафронов. Пожалуй, все…

При всем при том университет физкультуры и спорта каждый год выпускает 30 специалистов. Если из них в тренеры приходят один — два человека, это уже хорошо. Да и то непонятно, будут ли они дальше работать, потому что зарплате детского тренера не позавидуешь. Двести тысяч рублей при ста занимающихся. А условия? У меня девчонка знакомая работает тренером в Гродненской области. Так вот они тренируют прыжки в длину зимой на улице. Манежа-то нет. Тем не менее ее воспитанники приезжают в Минск и побеждают на юношеском первенстве страны. О чем тут можно говорить?

Впрочем, радует то, что в областных центрах строятся легкоатлетические манежи, чтобы спортсмены могли заниматься там в любую пору года. Отрадно, что Белорусское телевидение стало популяризировать легкую атлетику. Кстати, могу сказать, что и “Прессбол” вносит в это свою лепту…

— Складно ты, Игорь, проблемы поднимаешь. Совсем как кандидат на высокую должность. Если не ошибаюсь, в свое время тебя прочили в преемники Рудских на посту главного тренера сборной…

— Такие разговоры ходили в закулисье, но не скажу, что я хотел принять сборную. Просто иногда пытался ставить себя на место Александра Григорьевича, предполагая, как можно было бы поступить в той или иной ситуации. И в один прекрасный момент понял, что пока не готов к подобному объему работы. После этого отложил в сторону все мысли о председательстве. И еще ни разу об этом не пожалел.

— С приходом на место Рудских Бадуева деятельность федерации приобрела какой-то новый импульс?

— Вопрос некорректный… Могу ответить только за себя: мне стало работать легче. Вот пример, связанный с моей телевизионной деятельностью. На чемпионате мира в Хельсинки договорился с Бадуевым, что он будет лично приводить всех призеров к комментаторской трибуне, чтобы мы могли взять у них интервью. Он отменно выполнил свою работу, и я убедился: главный тренер понимает, что это нужно не столько журналистам, сколько самой легкой атлетике.

А у предыдущего главного я, к сожалению, такого понимания не находил. Да и не только у него. Когда готовился к первому своему чемпионату мира в качестве комментатора, два года назад, разговаривал со многими тренерами и спортсменами. Никто не уклонялся от вопросов, но отношение большинства недвусмысленно говорило о том, что им все это фиолетово. Как покажут, что расскажут, какие из всего этого можно извлечь дивиденды… Человек, тем более руководитель, должен быть заинтересован в том, как подадут его вид спорта многомиллионной аудитории.

— Приятно, что это знает главный тренер паралимпийской легкоатлетической сборной страны. Кто занимается в твоей группе прыгунов?

— Руслан и Оксана Сивицкие — соответственно чемпион и призер Паралимпийских игр. Есть еще два молодых спортсмена, только что закончившие среднюю школу, — Сергей Горешняков и Сергей Бурдуков. Последний недавно в США стал чемпионом мира среди юниоров. Я успел поработать с ним всего ничего, но парень сумел прибавить в прыжке в длину сразу 40 сантиметров. Это говорит о его хороших перспективах. Единственная трудность в том, что Бурдуков — уроженец Солигорска, и перевезти его в Минск довольно сложно. Но мы будем искать варианты.

Молодые ребята имеют еще много погрешностей в технике, в самых элементарных движениях. Поэтому мы работаем над их исправлением и, разумеется, не станем зацикливаться исключительно на прыжковых дисциплинах. Бывает, из программы Игр вдруг выпадает тот вид, на который делаешь ставку, как это случилось в Афинах с прыжками в высоту, где Сивицкий был готов просто здорово. И вместо гарантированной медали получаешь “баранку”. Поэтому тренируемся по многоборной программе. А там уж будет видно, по какому пути следует идти…

Комментатор

— Как получилось, что ты сел в комментаторское кресло?

— Идея Бориса Герстена — главы дирекции спортивных программ Первого национального. Мы проводили много совместных акций с телевизионщиками, и он, наверное, заметил, что я умею складно разговаривать. Во всяком случае, это предложение стало для меня полнейшей неожиданностью. Я же не журналист, но попробовать захотелось. Потренировались на чемпионате Беларуси, в записи. А потом поехали на чемпионат мира в Париж.

Честно говоря, волновался только перед первым репортажем, пульс просто зашкаливал, но потом успокоился — все-таки я чувствовал рядом людей, которые в любой момент протянут руку помощи. Получилось вроде бы неплохо — именно так сказали мне потом специалисты.

— А сам-то себе понравился?

— С удивлением узнал, что на телевидении никто не хранит кассет с записями чемпионатов мира, потому первый раз услышал себя после Афин — и обнаружил склонность к длинному и протяжному ээээ между предложениями. В то время, когда обдумывал следующую фразу, почему-то считал необходимым дать понять слушателю, что я никуда не ушел и скоро продолжу рассказ о соревнованиях…

— Как считаешь, комментатор должен быть пристрастным или же сохранять хладнокровие в любой ситуации?

— Я не представляю, как можно комментировать спорт, не демонстрируя никаких эмоций. Но следует четко понимать, что зрителю надо донести массу полезной информации, а не мусора, который при желании можно легко собрать при всевозможных описаниях вещей, не имеющих отношения к главному событию, ради которого, собственно, все и собрались. На “Евроспорте” этим особенно грешит Курашов, и мне не хотелось бы, чтобы потом болельщики чертыхались, когда буду рассказывать им о финском менталитете, местной сауне и еще черт знает о чем.

— Ты сразу решил, как будешь относиться к неудачным выступлениям наших атлетов? Ведь, с одной стороны, можно этого не замечать, а с другой — пихать им по полной. Тем более кто-кто, а серебряный призер Олимпиады может себе это позволить с полным правом…

— Не стану играть роль карающего меча только потому, что варюсь в этой кухне. Невозможно знать все нюансы подготовки атлета. Если он выступил неудачно, я об этом, естественно, скажу. Но не более — возможно, имелись какие-то объективные причины, подводные течения и так далее, которые остались за кадром. Впрочем, даже узнав всю картину, не буду давать категорические оценки. Не стоит вешать ярлыки на людей, они ведь уже и сами наказали себя неудачным выступлением.

В прошлом году, например, сильно муссировалась тема женской эстафеты. Почему Нестеренко поставили на первый этап, а не на последний, что казалось логическим абсолютному большинству тех, кто этим вопросом интересовался. Мы старались тогда выяснить причину, но мнений оказалось настолько много, что наиболее объективное, на наш взгляд, отыскать не смогли. Пришлось просто констатировать факт и высказать соображение, что такой расклад эстафеты, наверное, все-таки был не самым удачным.

В этом году специально поинтересовался у Бадуева, как будут распределены этапы на чемпионате мира. Выяснилось, что Юля снова будет начинать эстафету. Почему? Главный тренер объяснил это пожеланием самой спортсменки. Нестеренко посчитала, что лучше всего реализует себя именно на этом отрезке дистанции. И, как показали дальнейшие события, расчет оказался верным.

— У тебя есть симпатии среди спортсменов?

— Не буду оригинальным, если скажу, что после этого чемпионата остался в полном восторге от Кравцовой. И дело даже не в рекордах Беларуси. Главное — стиль, в котором она вела бег. Не припомню ничего подобного в исполнении отечественных средневиков. Если так можно выразиться, она продемонстрировала небелорусский менталитет. Так уверенно повела бег, что просто обалдеть, а после того как упала, рванула вслед с таким задором, что на ее сторону тут же перешли все болельщики, причем не только белорусские…

Васю Каптюха люблю. Хотя бы за то, что ему приходится переживать для достижения результатов. За все медали, взятые не благодаря обстоятельствам, а скорее вопреки им. Парню при жизни надо ставить памятник. Чтобы молодые спортсмены смотрели на гранитного Васю и думали: вот это нам пример для смелых свершений…

— Изменилось ли у тебя отношение к журналистике после того, как столкнулся с ней поближе?

— Раньше я не любил белорусское телевидение. Не скажу, что и сейчас смотрю его с утра до вечера, но мне нравится его тенденция к широкому освещению спортивных событий. И не только потому, что я человек заинтересованный. Все-таки подобные вещи дают большой импульс подрастающему поколению, чтобы записаться в спортивные секции. Пусть они не станут Каптюхами и Нестеренко, но зато обретут способность к самореализации и умению трудиться физически. Да мало ли какие функции, воспитательные, организационные, несет в себе система физического воспитания. Главное, она должна закладываться в головы юных белорусов еще на генетическом уровне.

Что же касается журналистов, то к ним отношение осталось прежним. Есть те, которых я безмерно уважаю, но немало и тех, кого приходится едва ли не носить на себе после пресс-конференций с фуршетами. Такова спортивная жизнь… И именно поэтому никогда не уходил от контактов с представителями прессы. Даже когда после завершения карьеры работал на динамовском рынке. Жизнь слишком сложная штука, чтобы рисовать ее исключительно в розовых или черных тонах. Впрочем, этим она и интересна.

— Да уж, иной раз такой сюрприз выкинет, что и не ожидаешь… Как ты относишься к президентскому наказу легкоатлетам привезти из Пекина не пять, как планировалось, а сразу восемь медалей?

— Перед отъездом на хельсинкский чемпионат мира мы встречались с Бадуевым и проанализировали состав на предмет завоевания медалей. Выяснили, что у нас десять потенциальных призеров — то есть тех, кто, показав свои лучшие результаты, вполне мог бы привезти домой медаль. Рудских тоже так раньше говорил: коль у нас двойной запас таких кандидатов, то вероятность того, что один из двоих подтвердит свой уровень, довольно высока. Хельсинки сполна оправдали эти расчеты.

Другое дело, что нынешним составом невозможно выиграть восемь наград. Но кто знает, может, к Пекину у нас будет уже 16 потенциальных призеров. Нереально? А возьми ту же Кравцову, которая говорит, что на “пятерке” сбросить со своего лучшего результата 20 секунд — для нее не проблема. Человек начинает задумываться о мировом рекорде. Сегодня она десятая, а завтра, глядишь, в тройке… Но еще же имеется и перспективный молодняк, успешно выступающий на юниорских чемпионатах мира. Почему бы им не выстрелить? За три года можно многое успеть. Тем более, как я понимаю, призыв привезти восемь медалей касается не только тренеров и спортсменов — он напрямую относится и к другим службам, которые должны обеспечить искомый результат…

Человек

— И все-таки ты, Лапшин, мечтатель… По жизни тоже такой?

— Осторожный мечтатель. Хочется попробовать все. Вот, например, давно лелею мечту прыгнуть с парашютом. Но знаю, что вряд ли когда-нибудь ее осуществлю, поскольку боюсь высоты. А может, и прыгну, черт его знает. Интересно понять, как там оно, в небе-то… Книжку новую интересно прочитать, ума поднабраться…

— Какую последнюю осилил?

— О Михаиле Илларионовиче Кутузове. Это не типичный для меня выбор, я исторические произведения не очень уважаю. Но Тополя — любимого своего автора — всего перечитал, и когда уезжал на паралимпийский чемпионат Европы, решил взять с собой что-нибудь новое. Попался Кутузов. Автора не помню, знаю только, что книга издана недавно, а написана где-то еще в пятидесятых годах прошлого века.

Я тебе скажу — зацепило. Получил огромное удовольствие и теперь непременно почитаю что-нибудь еще из русской истории.

— И что там было поучительного?

— Человеку на протяжении всей жизни приходилось доказывать, что он не дурак. У гениального полководца как-то сразу не сложились отношения с Александром I. Потому, полагаю, что в военном деле император по сравнению с Кутузовым был полной бездарью, а признавать этого факта венценосной особе, разумеется, никак не хотелось. Из-за этого же у Михаила Илларионовича имелись проблемы с большинством людей из своего окружения. И ему все время надо было отстаивать право на собственное я. Как, кстати, и некоторым спортсменам, к которым руководство почему-то испытывает необъяснимую ревность. Атлетам нужно завоевать не одну медаль, чтобы их наконец-то признали.

— Ладно, положим, многие наши спортсмены по своим человеческим качествам далеки от идеала.

— Ты что имеешь в виду?

— Утомительный обзвон потенциальных участников акции “Спортсмены — детям”. Тебе ведь как активисту движения частенько приходится заниматься этим необходимым, но явно неблагодарным делом…

— Ну да, должен же кто-то всех организовывать… Честно говоря, хреново я отношусь к людям, которые считают выезд в Детский дом напрасной потерей воскресенья и стараются отвертеться от этого любыми путями. Тем более что и денег-то больших никто не просит.

Мне кажется, истинная сущность человека больше всего раскрывается именно в таких поступках. Сам чувствую, как меняется собственное отношение к спортсменам. Этот вроде и посмеяться горазд, и выпить не дурак да и вообще компанейский парень, но копейки не на себя никогда не потратит. А девчонка, от которой двух слов не дождешься, всегда готова поучаствовать. Даже когда уезжает на соревнования, все равно всовывает какой-нибудь пылесос.

Красиво говорить о любви к Родине в газетах все горазды — ты это лучше меня знаешь. Но ценность человека все-таки проверяется его поступками по отношению к тем, кто стоит на более низкой социальной ступени и никак не может поспособствовать ни получению квартиры, ни выписыванию премии в каком-нибудь высоком кабинете.

С тех пор как связал жизнь с паралимпийским спортом, поменял свое мировоззрение на 180 градусов. Наши проблемы, здоровых людей, кажутся просто смешными по сравнению с теми преградами, которые ежедневно приходится преодолевать инвалидам. У них такая сила духа, что не восхищаться ею просто невозможно. И когда встречаешь такие примеры героизма, когда человек без рук, без ног или прикованный к инвалидному креслу борется за нормальную активную жизнь, то начинаешь задумываться: а как бы ты повел себя в подобной ситуации? И только тогда понимаешь, как все непросто в нашей жизни…

Известно много случаев, когда спортсмен, закончив карьеру, спивается. Я таких вещей не понимаю. Когда у человека есть здоровье, руки, ноги, глаза, которые видят, шея, которая может крутиться, как пожелает ее обладатель, он просто обязан быть счастливым. И добрым. Но, похоже, это не у всех получается…

Хотя мне искренне жаль таких людей. Вроде все у них, экономных и расчетливых, есть: дом — полная чаша, бизнес, деньги. Ни в чем себе не отказывают. А друзей, настоящих и преданных, нет. Только партнеры по интересам. По-моему, это трагедия.

— А ты в жизни много встречаешь личностей, к которым испытываешь искреннее уважение?

— Во-первых, это моя сестра. Она с детства грезила небом и так настойчиво шла к исполнению своей мечты, что в итоге все-таки стала пилотом, окончив Криворожское авиационное училище. Людмила до сих не может спокойно видеть самолет. Ей так хочется сесть за штурвал, что мама дорогая…

Вот такая целеустремленность. Это одно из главных качеств, которые я ценю в окружающих. Меня тянет к людям, всегда идущим вперед. Даже если там — засада и полный мрак. Но, что самое интересное, благодаря своей воле и напору они преодолевают все заслоны.

В детстве прочел книгу про Маресьева. Он на долгие годы стал моим кумиром и героем. А возьми Дикуля — мало того что он сам поставил себя на ноги, так еще и разработал систему, которая помогает другим. Кроме того, на арене цирка делает вещи, непосильные здоровым людям.

Вспомню своего лучшего друга Шепеля. Пример, может быть, и избитый, но именно он лучше всего характеризует Олега как личность. В период подготовки к сиднейской Олимпиаде ему надо было сбросить вес. Очень приличное количество килограммов. Только при этом условии Шепель мог претендовать на то, чтобы показать свои лучшие результаты. Никогда не забуду блеск его голодных глаз, с которыми он смотрел на холодильник. Кажется, они даже в темноте светились. Но человек четко понимал, что каждые сто граммов веса могут стоит ему какой-то доли секунды, и мне ни разу не приходилось его уговаривать. Он — профессионал, все прошел и добился поставленной цели.

Я вообще не знаю, есть ли вещи, которые могут выбить Шепеля из колеи. Он всегда спокоен, улыбчив, уверен в собственных силах и никогда не показывает того, что ему может быть трудно. Хотя иной раз бывает ой как нелегко…

А Бережков! Не знаю, удобно ли на страницах вашей газеты упоминать ее главного редактора, но полагаю, что пропустите, так как говорю то, что думаю. Искренне им восхищаюсь. Сколько уже времени “Прессбол” пытаются нагнуть, запрессовать по полной программе. Но ведь ни черта не получается. Гнет он свою линию, высказывается по любому поводу, хоть иной раз, кажется, в интересах самосохранения лучше промолчать. А вам хоть кол на голове теши. И я уверен, что даже враги “Прессбола”, хоть и поливают газету при каждом удобном случае, но за эту независимость ее и уважают. Сейчас ведь таким качеством немногие могут похвастаться…

После суда с Корбутом имущество у Володи описывают, по-моему, каждую неделю. Тут у любого крыша поедет. А Вова — в порядке. Сядем в компании, накатим по сто, все спрашивают: “Ну как там дела?” А он в одном репертуаре: “Ни … у них не получится”. Бережков по натуре — боец, а таких сломать очень сложно…

— А тебе самому никогда не хотелось отсюда свалить?

— В прошлом году мучила меня подобная идея. Нарисовалась такая цепочка событий, что хоть волком вой. Никакого просвета впереди не видно. Стена. А потом, знаешь, как-то все рассосалось, и я уже вспоминаю о том времени с недоумением. И могло же такое в голову прийти…

— Раз уж ты такой патриот, то в каком городе тебе хотелось бы родиться?

— Я много где побывал, но ни один город не произвел на меня такого впечатления, как Париж. Знаешь, чем он понравился? Свободой духа. Какой-то независимостью от всего мира. Казалось бы, чужой город, но я чувствовал себя в нем, как в родном. Будто были уже эти улицы, площади, бульвары, скверы…

Сие объяснить словами невозможно, но мне кажется, что у каждого человека есть такое место на земле, где он чувствует себя своим. Наверное, это зависит от менталитета, характера. Кому-то нравится Америка, но мне уроженцы этой страны видятся чересчур примитивными. Англичане — чопорными. В Лондоне я точно долго не выдержал бы, сбежал бы при первой возможности.

Хотя когда-то, как только переехал сюда из Витебска, я так же думал о Минске. А теперь для меня это город мечты. Я имею возможность сравнивать его с зарубежными столицами, и мне за нас не стыдно. И чисто, и красиво, а главное, есть свое лицо.

— Когда ты последний раз возил семью на отдых?

— Лет пятнадцать назад.

— Тебя этот факт не красит.

— Сам знаю, но жена у меня педагог и отпуск имеет летом — как раз в то время, когда у супруга разгар спортивного сезона.

— Но, с другой стороны, ты мог бы позволить себе маленькую слабость — вывезти своих близких на уик-энд в Париж. Побродить по Елисейским Полям, выпить чашечку кофе в кафе с видом на Эйфелеву башню, а в понедельник утром как ни в чем не бывало прибыть на Амураторскую и принять три очередные проверяющие комиссии.

— Я-то позволить себе мог бы, но боюсь, что жена отнесется к этой идее не очень здорово. Денег у нас, к сожалению, не так много, чтобы можно было безболезненно для семейного бюджета делать подобные вылазки. Да и дети растут, потребности соответственно тоже увеличиваются.

— Слыхал я, ты решил отправить сына в Республиканское училище олимпийского резерва. Не поздно ли ему в восемнадцать лет начинать прыгать тройным?

— Хочу, чтобы сын за время учебы в РУОРе смог сделать осознанный выбор будущей профессии. Пока Максим не знает, чего хочет в этой жизни. И спортом занимается лишь потому, что это профессия его отца. Но талант от природы к этому делу у парня есть. Буквально полтора месяца назад мы стали с ним прыгать тройные, и он уже рисует такую схему, которую с другими можно учить всю жизнь.

Это тот вид спорта, когда начинать специализацию следует лишь после окончательного формирования опорно-двигательного аппарата. Я сам стал серьезно прыгать лишь в 16 лет и лучших результатов добился где-то в 24-25. А Эдвардс, так тот вообще только в 29 удивил спортивный мир своими фантастическими рекордами. Так что время есть…

У Лапшина-младшего время действительно еще есть. У старшего — уже нет. За окном опускается скорый сентябрьский вечер. Сегодня пятница, и можно вернуться домой раньше, чем обычно. Он придет и ляжет спать, потому что неделя была очень наряженной. Как, наверное, и все, что было до нее. По-другому в этой послеспортивной жизни не бывает. Если, конечно, ты решил добиться в ней большего, чем в той, когда выступал за честь страны еще в серпасто-молоткастой майке Советского Союза.

А целеустремленный Лапшин, похоже, этого очень хочет. И я тоже хочу, чтобы в его жизни все сбылось. И ресторан с самой вкусной кухней, и вступившие на олимпийский пьедестал ученики, и дети, нашедшие правильную дорогу в жизни. И даже Париж, куда он когда-нибудь легко сможет летать со своей семьей на уик-энд.

Не сдавайся, Лапшин…