Виталий Косенюк. Мелодия для флейты

Игроки за глаза называли его “пшек”. Забавно даже: на выезде так кричали всем брестским спартаковцам сразу, а внутри команды был свой, персональный — старший тренер…
Когда искали наставника на формирующийся “Спартак”, кандидатура Виталия Косенюка подошла идеально. Коренной брестчанин, интеллигент, десять лет в столице. По теоретической подкованности и широте кругозора, говорят, соответствовал главной команде республики, но то было время авторитета Москвы, откуда везли тренеров и футболистов. Имелось и еще одно “но”, перекрывавшее дорогу к ответственной работе.
Он окончил “школу повшэхну”, семилетку в польском тогда Бресте, одновременно со старшим братом — на два года раньше сверстников. Денег в семье не хватало, и отец определил сначала старшего сына, устроив в “школу тэхничну”, ныне железнодорожный техникум. Шедший с опережением Виталий, решили, подождет. А он, не предупредив, сам отправился в лучшую в городе “паньствову гимназию”, куда почти не брали православных, и блестяще сдал испытания. Так родителям пришлось тянуть двоих. Витэк, едва доходивший одноклассникам до плеча, при отличной учебе нес и реноме музыканта — играл на флейте в оркестре.
Когда в 1939-м пришли советы, гимназисты почувствовали разницу. Это было как расширение лиги, если бы места в элите получили все желающие. Всеобщее среднее хорошо в идеале, на деле же ушедшие в программе вперед были вынуждены возвращаться к пройденному. С математики и литературы акцент сместился на предметы, связанные с идеологией.
Стало много внеклассной работы. Активизировались кружки, спортивные секции, была взята под особый контроль подготовка к новым — октябрьским и майским — праздникам. Виталий ударился в спорт, тем более что в Доме физкультуры познакомился со своей первой юношеской любовью, дочерью известного в городе адвоката Криницкого. Марине, как многим подросткам, новая власть нравилась, девочка танцевала главные партии в школьном балете и тянула в хоре “Широка страна моя родная”.
А потом Криницких вывезли, как вывезли многих представителей интеллигентской среды, способной воздействовать на умы. Главу семьи посадили, а жену, преподавательницу черчения, и двух дочерей препроводили в вагон товарняка, снаряженного на Казахстан. Узнав, что Криницких вывозят, Виталий бросился на Брест-Восточный и там бегал вдоль эшелона, выкрикивая фамилию. Марину подсадили к зарешеченному окошку под крышей вагона, и они смотрели друг на друга сквозь застилавшую глаза пелену. Вернувшись домой, Виталий до позднего вечера сидел за сараем, уткнувшись лицом в руки. Он пережил потрясение, как многие на присоединенной территории — и, как многие же, после немецкой оккупации защищал Страну Советов на фронте.

В войну Виталий помогал партизанам: в лес ушел старший брат, при первых советах записавшийся в комсомол. Обывателям приходилось лавировать, уживаться с оккупантами днем и с партизанами ночью, неповиновение грозило пулей. Виталия с ребятами его возраста немцы включали в “вэркдинст” — рабочий отряд, разбиравший завалы и выполнявший трудовую повинность. Партизаны давали свои задания, и однажды парень едва не засыпался: ехал из города на велосипеде, а из штанины возьми и выкатись граната совсем недалеко от поста.
В конце лета 1944-го, когда Брест у немцев забрали, Виталия мобилизовали на фронт. От роты автоматчиков, в которую он попал, за пять дней боев под Кенигсбергом не осталось и половины. Ему посчастливилось, после войны дослуживал в Германии и Крыму. Там пригодились довоенные таланты: ходил правым краем за команду Таврического военного округа, а зимой тянул службу в музвзводе.
Вернувшись в Брест, продолжил пылить на первенстве города и музицировал в драмтеатре и на танцплощадке в парке. В футболе его приметили. Раз проездом остановилось на товарищеский матч киевское “Динамо” — Косенюк забил. Потом приехал минский “Спартак” — ему правый край положил два! И Виталия забрали в малую столицу.

Главной командой было минское “Динамо”, игравшее на союзной арене, и в пятьдесят первом Косенюк из спартаковца стал динамовцем. Пришлось сменить фланг, правый был занят Николаем Шевелянчиком, но новичок и слева наколотил девять.
Все бы ничего, но гимназическое прошлое нет-нет да и проявлялось некстати. Со впитанными в детстве манерами, влюбленный в бетховенскую “Крейцерову сонату” Косенюк был немножко белой вороной. Что за мужик, бурчали в команде: не выпьет, не выругается, дудит в свою флейту…
Как-то в перерыве неудачного матча в раздевалку пришел разъяренный отец родной — шеф белорусского МГБ Лаврентий Цанава — и устроил разборку. На упрек генерала в сухости майки Косенюк простодушно брякнул: “Я пива не пью” — этого партнеры ему не простили.
Может, все бы и устаканилось: в последующей-то жизни они будут тесно дружить с Шевелянчиком, а капитана команды Павла Мимрика Косенюк возьмет помощником в Брест. В сезоне-51 непьющий форвард реабилитировался под занавес — провел мяч в ворота ивановского “Красного знамени”, вернувший команду в класс “А”. Но поиграть в высшем свете Косенюку не довелось: перед полным надежд сезоном нападающий застудил нерв и заработал сильнейший радикулит. Почти год боролся за возвращение на поле, однако болезнь до конца не преодолел, лишился скорости и в 29 лет был вынужден повесить бутсы на гвоздь.

За пределами поля он не потерялся. После института остался преподавать, с отлучками на тренерскую работу, и поступил заочно в аспирантуру в Москве. Проще всего было с минимумом по немецкому: полученные в гимназии азы поневоле развил в оккупацию, но больше — самостоятельной работой, читая Гете в подлиннике. Как-то опоздал на экзамен по иностранному и застал преподавателя уже в дверях, но столь подробно объяснил причину опоздания на чистом немецком, что и профессор просто попросил зачетку…
Практической работой Косенюка был брестский “Спартак”, который он создал за два года, а на третий пожал плоды, финишировав в числе лидеров.
Вспоминают, игрокам ближе был второй тренер Павел Мимрик — человек попроще, с заменявшим образование футбольным прошлым. К Косенюку относились чуть иронично, посмеивались по-доброму: “пшек” и есть “пшек”. Слишком был образованный, интеллигент, и сестра — директор вечерней школы, всех игроков направлял. Не уставал вкачивать: не пей эту гадость, лучше книжки покупай, от них что-то останется…
Но легко откликался на шутки, ловко вворачивал польские штучки, коих знал великое множество. Мог сказать долго корчившемуся на траве: “Девчына была хора, пошла до доктора, а доктор ей поведзил: на цебе ктось одведзил…”
Сам читал много и жадно, штудировал иностранные наработки. Помимо почти родного польского и немецкого, Косенюк выучил еще чешский, болгарский, что существенно помогало в работе: лопатил зарубежную футбольную литературу и был в курсе всех веяний. В 1961-м увидела свет методическая книга Косенюка “Обучение игре в футбол”, написанная на венгерском материале. Пробить такое после венгерских событий дорогого стоило, но сумел убедить, что эмиграция великих Пушкаша, Цибора, Кочиша не умаляет достоинств их игры.

На снимке начала шестидесятых брестские спартаковцы запечатлены на субботнике, незаметно перетекшем в молодецкие забавы. А Виталий Александрович продолжал добросовестно готовить поле: человек с граблями на заднем плане — старший (по-теперешнему главный) тренер.
В этом и проявляется интеллигентность. Статус не мешал ему возить сетку с мячами на стареньком велосипеде. К тренировкам подходил научно, ввел фактически второе занятие — зарядку у реки, придумывал хитроумные упражнения — к примеру, подвешивал к потолку за шнуровку мяч, чуть раскачивал, и каждый футболист играл по нему в прыжке головой, стараясь поймать в нужной точке.
Наверное, брестский “Спартак” имел с Косенюком перспективы, но остававшаяся в Минске семья не видела себя в маленьком городе. Да и Виталий Александрович уже прикипел к столице, и когда в главной команде открылась вакансия второго тренера, Косенюк уехал следом за любимым игроком Володей Шимановичем. На первые роли не вышел, помогал Александру Севидову, потом Ивану Мозеру. Одна из причин того, что, наверное, лучший в республике теоретик не рассматривался в качестве претендента на должность старшего тренера, — в анкетных данных: родился при Польше, жил в оккупации, беспартийный… Знание Косенюком языка использовали в поездках за рубеж и при приеме гостей оттуда, но тренера-полиглота дальше соцстран не выпускали: вдруг останется?
А года летели. Это физкультура — здоровье, а большой спорт — скорее наоборот. Кто мог подумать, что некогда налитый силой, сплошь из мышц Виталий Александрович с возрастом начнет быстро сдавать, пока не будет окончательно выбит обширным инфарктом. Семья и флейта — это то, что оставалось с ним до последнего дня.