Лев Корчебоков. Из Москвы командированный

В сороковые-пятидесятые, да и потом тоже, для футболистов на сходе и особенно тренеров, которых в Москве пруд пруди, Минск всегда был медом намазан. Ночь в поезде — не расстояние, а город приличный, не Тьмутаракань. Зондировали почву через ЦС “Динамо”, просились напрямую или откликались на предложение — ехали охотно и так же легко сменяли друг друга.
На снимке московского “Динамо”, чемпиона и обладателя Кубка СССР 1937 года, обнаруживаем сразу трех будущих наставников главной команды Беларуси — бека Льва Корчебокова (в приседе слева), левого полусреднего Евгения Елисеева (стоит второй справа) и вратаря Евгения Фокина.
Из них троих и вообще из всех, в до- и послевоенные годы здесь перебывавших, самое громкое игровое имя было, пожалуй, у Льва Корчебокова.

В Белоруссии он фактически начал тренерскую карьеру — короткая и неудачная, с июля по сентябрь тридцать девятого, побывка на мостике московского “Динамо” не в счет. В сороковом прошел тренерские курсы при Государственном центральном ордена Ленина институте физической культуры и получил в распоряжение минское “Динамо”, которому предстоял дебют в высшем свете — классе “А”.
Тогда, в сорок первом, он ехал к белорусам (ударение на последний слог) фигурой, был памятен как игрок — непроходимый защитник столичного “Динамо”. В составе сборной СССР, собиравшейся очень эпизодически на отдельные матчи, поучаствовал в громком турне по Турции 1935 года и легендарном матче против французского “Рэсинга”. А когда Союз посетили баски, левый бек Корчебоков сделал то, что не удалось коллегам по амплуа из других команд — обезоружил танк, форварда Исидро Лангару.
Заслуженный мастер спорта, двукратный чемпион страны по футболу, а еще — по хоккею с мячом, чемпион Москвы по теннису — белорусскому начальству было трудно устоять перед магией имени.
Корчебоков привез полкоманды новичков, от вратаря тбилисского “Спартака” Александра Дорохова до нападающих Александра Севидова из московского “Пищевика” и рижанина Эрика Райстера. Звезд первой величины среди них не было, сыгранности тоже, и к 22 июня подопечные Корчебокова с тремя победами при семи поражениях шли в таблице третьими снизу.
Эвакуировавшись с большинством игроков, войну Лев Николаевич провел в ОМСБОНе — Отдельной мотострелковой бригаде особого назначения, куда устроили под тысячу ведущих спортсменов страны. Большая часть предвоенного минского состава, включая тренера, участвовала в параде на Красной площади 7 ноября 1941 года, а потом поднимала дух москвичей, выступая в чемпионате города под флагом “Динамо-2”. В мае сорок четвертого Корчебокова перевели на московское “Динамо”, а минчанам дали взамен играющего тренера Евгения Елисеева.
Для Льва Николаевича авральный приход на мостик великого клуба вновь оказался провальным. Из первого официального турнира — розыгрыша Кубка СССР — корчебоковцы вылетели уже на старте, проиграв 1:3 “Зениту”. На неудачу наложился конфликт с шутником и любимцем публики Николаем Дементьевым, которого старший сослал в гарнизон на Камчатку. Игра не проклюнулась, и спустя пару месяцев старшего тренера освободили, но крест на нем не поставили, дали попытку в киевском “Динамо”, а в сентябре 1947-го вторично командировали в терпевшее бедствие “Динамо” минское. В белорусской столице Корчебоков проработал в общей сложности три сезона.

Это был крепкий, коренастый человек, из которого столь брутальный род деятельности как футбол всячески выдавливал заложенное родителями и природой. Уроженец Царского Села, сын начальника реальных училищ, знавший немецкий, игравший в лаун-теннис и музицировавший на виолончели, в футбольной среде он должен был быть другим. Присущий довоенным спортсменам флер предполагал аристократичность иного рода — грубовато-народную.
Левый защитник работал на поле жестко, чувствовал позицию и слыл железным беком, столпом обороны, входя в список 33 лучших первым номером.
С таким реноме он и прибыл тренировать минское “Динамо”, по ходу сезона-47 сменив бывшего своего партнера Евгения Елисеева.
Плетшаяся в хвосте таблицы команда на его приход встрепенулась тремя победами и двумя ничьими в шести матчах и оторвалась от занявших последнее место летчиков ВВС — “Веселой ватаги Сталина”. Но на будущий год все вернулось на круги своя.
Лаврентий Цанава зря лютовал после поражений: по большому счету, команда не располагала составом. В Минск ехали футболисты, чьи лучшие годы остались позади. Не было и условий, приглашенные жили в продуваемом бараке с печным отоплением и уборной на улице, тренировались в зале три раза в неделю, а в остальные дни были предоставлены сами себе. Ближе к весне переходили на пять тренировок в неделю и только на протяженном южном сборе начинали серьезную работу. Поля размечались — чего траве простаивать — на аэродроме, в Сочи съезжались команды разного калибра, и найти себе спарринг не составляло труда.
После подъема проводили часовую зарядку на берегу моря, бегали по гальке, швыряли камни на дальность… Тренировка с мячами проходила уже на аэродроме, и помимо того два раза в неделю назначался кросс. По сегодняшним меркам, времяпрепровождение довольно расслабленное, но без привычки и сбалансированного питания десять километров по “горбатой”, с подъемами и спусками, дороге были пыткой.
Самое любопытное, что по возвращении со сбора, как вспоминали Анатолий Егоров и Геннадий Абрамович, тренировки вообще прекращались недели на две: считалось, игрокам надо отдохнуть, семейным — побыть с женами.
Сам старший тренер жил в гостинице и барак не навещал. В условиях полной вольницы некоторые игроки позволяли себе лишнего.
Непримиримости к нарушителям Лев Николаевич не проявлял. Был случай, отправил подвыпившего подопечного с танцев в расположение команды, но когда на другой день администратор посоветовал влупить поклоннику Бахуса двойную нагрузку, тренер посмотрел с недоумением: ему надо дать отдохнуть, а не подрывать здоровье…
Сам он спиртного не употреблял. Поговаривали, как-то раз в бытность игроком после матча в Киеве разгоряченный захотел воды, а ему в шутку подсунули водку. Едва не задохнулся тогда, и что-то произошло в организме, даже запах спиртного не стал выносить.
А футболисты после матчей расслаблялись, особенно на выезде. Корчебоков не выходил из номера, чтоб не видеть — знал по личному игровому опыту, что этого не остановишь.

В провинциальном городе Льву Николаевичу было скучновато, все его дружбы и увлечения оставались в Москве. И когда кто-то из приятелей наведывался по делам в белорусскую столицу, это была отдушина. Тренер близко дружил с иллюзионистом Эмилем Кио — обязательным гостем во время гастролей в Минск.
Как-то раз Эмиль прогуливался по парку имени Горького и на поле стадиона “Пищевик” увидел солдата, бьющего по пустым воротам. Удары были настолько могучи, что дырявили сетку.
Тем же вечером Кио сообщил Корчебокову:
— Игрока тебе нашел, удар сетку рвет!
Иллюзия иллюзиониста: дело было в прогнившей сетке, висевшей на воротах не снимаясь. Тем не менее розовощекого крепыша Корчебоков в команде оставил, возможно, нашел в нем немножко себя. Ставил за дубль защитником, но так до конца и не вылепил. Летом пятидесятого Лев Николаевич сдал бразды сменщику, а сам отбыл на новое место — в Саратов.
В классе “А” он больше не появился: сильные игроки не так часто становятся такими же тренерами. Старые места навестил в сезонах 1962 и 1966 годов незадолго до выхода на пенсию, когда тренировал лиепайский “Звейниекс”, выступавший в одной зоне с белорусскими командами класса “Б”.
Минское “Динамо” в то время тренировал Александр Севидов, дебютировавший в классе “А” в 1941 году в этой самой команде под началом Корчебокова.